Об авторе
Исторически на Украине борьба за православную веру была борьбой за русское имя. Поэтому враги Православия приложили максимум усилий, чтобы Украина перестала быть Русью, понимая, что отречение от русскости приведет к отречению и от веры. Сегодняшнее распространенное среди украинских обывателей отношение к канонической Православной Церкви на Украине как «пятой колонне страны агрессора» свидетельствует, что их планы удались. Был искусственно создан новый народ — украинцы, суть которого — ненависть ко всему русскому и, следовательно, к православному. К сожалению, украинство благодаря школьному образованию и СМИ пустило свои корни не только в сознании светских людей, но и среди православных христиан (в том числе и в России), которые продолжают «по-советски» считать народ Украины «братским» русскому. Конечно, в православной среде очень много тех, кто осознает лживость «украинства» и остается верен церковному Преданию о русском православном народе как едином целом. Однако большая часть «в простоте душевной» так и продолжает пребывать в неведении, что Украина — это и есть Русская земля, а украинцы — это исторически русский народ.
В данной статье мы не будем «открывать Америку», мы просто приведем исторические факты, известные всем историкам, в том числе и украинским, что народ, живущий на территории современной Украины, испокон веков называл свою страну Русью или Россией, а себя именовал русским, так как исповедовал русскую веру — Православие.
Итак, однозначно можно сказать, что письменные исторические источники употребляют наименования «Русь», «русский», «российский» для обозначения территории, народа, языка и религии современной Украины. С этим никто из украинских историков не спорит, даже самые «национально свидомые». Как подытожил один из виднейших украинских историков академик Петр Толочко: «В отличие от термина “Украина” и “Малая Русь”, название “Русь”, которое одинаково применялось к стране, народу, языку и вере, не было новообразованием эпохи возрождения. Его сберег народ со времен Киевской Руси, под этим именем он знал сам себя и был известен миру в XIIІ–XVII веках»1. Другой украинский исследователь данного вопроса — Н.Яковенко также заявляет, что наименование «“Русская земля” и понятие “русин” и в Польском королевстве, и в Великом княжестве Литовском не знают конкуренции, обыкновенно обозначая бывшую древнерусскую территорию и ее население»2.
Для наглядности приведем факты из исторических источников, на которые ссылается тот же Петр Толочко. «Русская земля», как одна из главных частей Польши, упоминается в грамоте короля Сигизмунда Августа от 1569 года. В договоре польского короля Казимира с Литвой бывшая Южная и Западная Русь была поделена на сферы влияния. Земли, которые отошли к Польше, назывались «Русь, которая слушается короля», а земли, которые оказались в составе Литвы, получили название «Русь, которая слушается Литву». Со временем в письменных источниках появились понятия «Польская Русь» и «Литовская Русь». После Люблинской унии 1569 года, несмотря на полонизацию края, на уровне народного сознания и в межгосударственных отношениях он остается Русской землей, Русью. Автор Густынской летописи, доведенной до 1597 года, постоянно употребляет термин «Русь» во всех его возможных значениях: «О унии, како почася в Руской земле», «приехал в нашу землю Рускую», «избраша Русь», «именем всей Руси», «мятеж велик в Руси»3. В сбережении древних традиций особенно велика заслуга Православной Церкви. Все киевские митрополиты ревностно сохраняли свой древний титул «всея Руси». Так было до времен Брестской унии 1596 года, так стало и после восстановления Киевской православной митрополии в 1620 году: титулы митрополитов Иова Борецкого, Исайи Копынского, Петра Могилы неизменно включали в себя приставку «и всея России». Характерным в этом плане является акт избрания митрополитом Киевским святителя Петра Могилы: «Мы... обыватели короны Польской и Великого княжества Литовского, люди народа русского, религии греческой... участвуя все сообща, по древним правам и обычаям, в избрании общего пастыря нашего, митрополита всея Руси». Вслед за Церковью употребляет русское имя для названия своей страны и светская гетманская власть. Петр Конашевич-Сагайдачный в письме к польскому королю Сигизмунду III в 1622 году называет свою страну Русью: «Особливе [особенно] уния... теперь з Руси... знесенная [уничтоженная], абы впредь в той же Руси никогда не отновлялась [возобновлялась]»... Львовская летопись под 1630 годом сообщает: «Жолніре [польские солдаты] до Киева приiхали с тым інтентом [намерением], абы впрод [сначала] козаков, а затим во вшисткой [всей] Украiні русь выстынаты [вырубить] аж до Москвы»4. В Гадячском договоре 1658 года гетмана Ивана Выговского5 Русская земля выступает фактически в качестве официального названия казацкой державы. Особым пунктом оговорен титул гетмана, который связывался с названием страны: «Гетману именоваться Гетманом Руским...» В другом пункте этого документа говорится о «Руском Запорожском войске». В Привилегиях Стефана Батория 1579 года фигурирует термин «гетман Руский». Богдан Хмельницкий называл себя «князем руским», «единовласником и самодержавцем Русским», а свою державу — княжеством. Такой титул был дан ему иерусалимским патриархом Паисием, который называл Богдана «князем (duca) Руси»6.
Также следует обратить внимание на то, что понятия «русский» и «российский» употреблялись как идентичные и взаимозаменяемые. Они могли спокойно уживаться в одном тексте, обозначая одно и то же. Например, «Россия», «Русь», «российский», «русский» как синонимы используют в своих текстах духовные писатели XVI–XVII веков, такие, как монах Иоанн Вишенский, архимандрит Захарий Копыстенский, священномученик Афанасий Брестский и др. Дело в том, что наряду со славянизированной и разговорной формой «Русь», «русский» православные полемисты в своих текстах употребляли греческую транскрипцию этого слова, заменяя «у» на «о» — «Россия», «российский», что в определенной мере должно было служить показателем высокой образованности писателя7. Особенно с 20-х годов XVII века употребление слова «Россия» (Ρωσία), а не «Русь» стало на Украине своеобразным «брендом православного интеллектуала»8. С другой стороны, как подчеркивает Н.Яковенко, употребление греческой кальки «Ρωσία» было манифестацией антилатинских (антипольских) настроений в православной среде Украины, указывающих на родство с греческой «материнской Церковью», в противовес латинству. А после Брестской унии 1596 года, стремившейся оторвать православных Речи Посполитой от Константинопольского Патриархата и подчинить Папе Римскому, «поле для “греческого” именования Руси было расчищено, и слово “Россия” триумфально ворвалось в употребление православной элиты»9. Поэтому сложившееся сегодня мнение на Украине, что понятия «Россия» и «российский» всегда применялись исключительно к населению современной России, а «Русь», «руський», «русин» было самоназванием населения Украины, совершенно не соответствует действительности. Этот тезис еще в XIX веке на основании множества цитат первоисточников опроверг историк Юго-Западного края М.А. Максимович: «Не очень давно было толкование о том, будто Киевская и вся Западная Русь не называлась Россией до ее присоединения к Руси восточной... или Московской. Чтобы уничтожить навсегда этот несправедливый и нерусский толк, надо обратить его в исторический вопрос: когда в Киеве и в других западнорусских областях своенародные имена: Русь, Русский начали заменять, по греческому произношению их, именами Россия, Российский? Ответ: с 90-х годов XVI века... вскоре после того, как земля Киевская и все Княжество Литовское были присоединены к Польше, на Люблинском сейме 1569 года. Основанием такого ответа служат тоговременные акты, письменные и книги, печатанныя в разных областях Русских, присоединенных к Польше»10.
Более того, как утверждает историк Петр Толочко, греческая транскрипция русского имени «Россия» была перенята в Московском царстве из Киева. Под влиянием гетмана Богдана Хмельницкого греческая калька «Россия» была заимствована писцами царской канцелярии в Москве, которые изменили саму царскую титулатуру, начав употреблять «всея России» вместо прежнего «всея Руси»11. После этого греческая форма окончательно восторжествовала и в Церкви Российской империи.
Что касается другого наименования земель современной Украины — Малая Россия, — то оно, как подчеркивают исследователи, в отличие от Руси и Русской земли, имеет пришлое, византийское происхождение. Есть два мнения относительно первоначального значения этого термина: «Малая» в прямом смысле слова, как часть относительно «Великой», и «Малая» в греческом смысловом контексте, как центр «Великой», то есть окраинной, территории. В данном конкретном случае нас это мало интересует. В любом случае и «Малая», и «Великая» были частями одной Руси. Лишь по необходимости, вследствие политического и церковного разделения Руси, чтобы не вносить путаницу, византийское духовенство употребляло этот термин в дипломатических и церковных документах, в то время как сами жители Украины свою страну и себя продолжали именовать Русью12. В самой Украине название «Малая Русь» начало употребляться только с конца XVI века, опять же под влиянием греков и как «наименование на экспорт» (то есть это наименование употреблялось преимущественно в отношениях и переписке с представителями иностранных государств). Так, впервые сами русские Западной Руси (а не иностранцы) употребляют термин «Малая Росcия» в письме к московскому царю Феодору Михайловичу с просьбой материальной поддержки только в 1592 году. Это прошение должен был поддержать перед царем Тырновский митрополит Дионисий, «экзарх Малой и Великой России»13. Хотя в 1599–1600 годах монах Иоанн Вишенский в своих произведениях, обращенных к русским (русинам), уже широко употребляет наименование «Малая Россия», надо понимать, что это был афонский монах русского происхождения и свои обращения на Родину он писал, следуя греческой традиции употребления этого имени. После же Иоанна Вишенского, вплоть до 1620 года, этот термин на Украине почти не употребляется.
В большинстве же случаев наименование «Малая Русь (Россия)» продолжало оставаться экспортным, не претендуя на автохтонность. Так, в письмах киевских митрополитов к московским царям их титулатура оформляется как «всея Малой России (Руси)», а во внутренней переписке титул продолжает оставаться как «всея России (Руси)»14.
Только с середины XVII века, когда на Украине вспыхнула народноосвободительная война и произошло воссоединение Руси, территория Гетманщины стала называться Малой Россией15. Эта инициатива исходила от казацкой старшины во главе с Богданом Хмельницким, который в своих письмах к московскому царю Алексею Михайловичу с января 1654 года титулует его «всея Великия и Малыя Русии самодержцем», в то время как сам Алексей Михайлович продолжает подписываться как царь и великий князь всея Русии. Такая ситуация в дипломатической переписке продолжалась целый месяц, пока царская канцелярия не уступила в данном вопросе настойчивости казацкого гетмана и царь стал себя именовать «великим государем... Великия и Малая России самодержцем»16. Но и тогда народ Украины продолжал именоваться более «Русью» и «русским», нежели «малороссийским», вплоть до XIX века, о чем свидетельствует народной эпос17. Таким образом, наименование «Малая Россия» не упраздняло собственного имени «Русь», но скорее являлось техническим термином, вначале указующим на состояние раскола прежде единой Руси, а в процессе объединения используемым для указания, какая часть Руси с какой объединились (то есть малая часть объединяется с великой частью).
* * *
Однако своеобразием русского имени является то, что в определенный исторический момент оно начинает обозначать не только территорию и этнос, но преимущественно конфессиональную принадлежность к православному вероисповеданию. Формула «быть русским — значит быть православным» особенно стала актуальна на Украине в XVI–XVII веках.
В этот исторический период территория современной Украины входила в состав польсколитовского государства — Речи Посполитой. Католическая Польша не могла мириться с наличием в своем составе целого православного народа и проводила целенаправленную политику окатоличивания православного населения или путем косвенного и прямого притеснения, или путем прививания высшему сословию латинских обычаев через «римское» образование. В связи с этим в письменных свидетельствах современников понятие «Русь» все более начинает приобретать религиозный характер. Так, когда польский король Сигизмунд I отобрал ряд имений у Холмского православного епископа и передал их Холмской латинской кафедре, епископ Холмский Иона (Сосновский) (1540–1543) объявил действия короля незаконными. Характерно, что в этом документе латинская церковь выступает как «римская», а православная названа «русской»18. В Густынской летописи под 1582 годом рассказывается о насильстве католиков над русскими по причине нежелания последних принять новый католический календарь папы Григория XIII. «И начата великиия насилия творити Руси, хотяще, дабы з ними их свята [праздники] Русь святили [праздновали]. Но потом на ждання [ожидания] Руси, Стефан корол привилиями своими возбрани Ляхом, да не творят пакости и насилия Руси о свята [праздниках], а Руси даде волю ведлуг [согласно] старого календару свои свята святити [праздники праздновать]»19.
Насильственные действия католиков, направленные против православных, начинают рассматриваться как действия, направленные против всего русского народа. Когда в 1595 году во Львове городские власти обложили православных священников налогами и запретили православным колокольный звон и церковные процессии, Львовское братство расценивало это действие как «тое место Лвов, в русском повете головнейшее, до своего папезского послушания обернути»20, то есть напрямую отождествлялась русскость Львова с исповедованием Православия.
Брестская уния 1596 года, стремящаяся объединить Православную Церковь с «католическим костелом», особенно обострила религиозные противоречия в Речи Посполитой. Теперь защита православной веры и борьба с унией в полемических сочинениях православных апологетов начала носить характер борьбы Руси за свои права, где русскость определяется исключительно через призму православного вероисповедания. Это особенно видно в сочинениях афонского монаха западнорусского происхождения из Зографского монастыря преподобного Иоанна Вишенского, которые он написал вскоре после Брестской унии, в 1597–1601 годах. К ушедшему из Православия он обращается: «русин бывший, благочестивый христианин прежде и целомудрец Малое Русии, мовлю с ляхи живущий»21. При этом униатов прп. Иоанн Вишенский никак из латинян не выделяет. Уния для него это только переход из христианства в идолопоклонство папе римскому22. Русские славятся чистотой своей веры православной, поэтому всякий отступник из русских будет Господом искоренен, подобно ересям, искорененным из Тела Церковного: «Терпит Бог латину, тое таемници не знаеш, але Руси не терпит, але зменников руских искореняет»23. За этими выражениями скрывается убежденность, что весь русский народ остается православным, хоть это и «останка» прежнего народа руского24, то есть те, кто не изменил вере. Этот народ для прп. Иоанна Вишенского является избранным, богоносным, «истинным Новым Израилем»25: «Спасайтеся, братия моя возлюбленная, верное стадо Христово, роде избранный, языку святый, царское священие, людие обновления, российский благочестивый народе, сами. Спасайтеся верою; спасайтеся заповедми евангелскими; спасайтеся законом отческим; спасайтеся чистым и целомудрым житием! Пребудете в церкви, пребудете во ограде, пребудете в законе, пребудете во согласии, едности и любви»26. И наоборот, только обращение из латинства к русской вере приводит человека к спасению: «Веруй, любимый прочитателю, если... всякий латынского рода человек до руской веры церкве и науки правдивой не приступит за добро и за добродетель, ведай, иж в геену огня вечнаго отидет»27.
Как пишет современный исследователь О.Б. Неменский, у Иоанна Вишенского хорошо видна «объединенность этнического и конфессионального» в противопоставлениях «русь» — «латина», «род русский» — «род латинский»28. Даже принадлежность к славянскому языку у Вишенского носит религиозный характер. К народам славянского языка он относит по крайней мере три: русь, сербов и болгар. Нигде к славянским не отнесены поляки, и в этом плане он, очевидно, следует традиции обозначения славянскими только тех народов, которые имеют славянское богослужение29.
В таком же ключе, как прп. Иоанн Вишенский, рассуждает и автор «Фриноса, или Плача Восточной Церкви» (издан в 1610 году) будущий православный архиерей Мелетий Смотрицкий30. В этом произведении автор именует униатов «безымянным народом», вследствие своего отступничества от Православия, а значит, от своего русского имени, так как «мы, Русь восточного послушания и вероисповедания, являемся приверженцами чисто греческо-кафолической религии (то есть Православия. — А.Ч.); польские паны и Литва — западного послушания и вероисповедания — римско-католической религии»31. Униаты между православными и католиками — «ни то ни сё». Более того, согласно автору, православная вера и русский народ — единое целое: «Никто не хочет знать, что отступники наши (униаты. — А.Ч.) стоят на том, чтобы русские не оставались в Руси, чтобы, говорим, русская святая вера, чудотворно пришедшая по Божьему велению с Востока, не была в Русской Церкви; она же не может быть уничтожена раньше, чем будет уничтожен русский народ. Следовательно, пытаться изменить веру русского народа является стремлением уничтожить русский народ»32.
Подобную же мысль — что насаждение унии было направлено на уничтожение русского народа — высказывает и архимандрит Киево-Печерской лавры Захарий (Копыстенский) (†1627): «Бо если того хотять, абы Руси не было в Руси, то есть речь неподобная»33, «Россове з ляхами нигды жадной унии не мели, але за привротников справ Бозских их разумели»34. В «Протестации» 1621 года митрополита Иова Борецкого и других западнорусских иерархов сказано, что народ русский за свою веру на мученичество призван: «Пускай о церкви латино-римской и об униатах идет по всему миру неслава, что они народ русский преследуют и мучают!.. Никакие угрозы, с помощью Божией, никакие кары и никакие муки не отвернут нас от правой веры и от службы Богу»35.
А священномученик Афанасий Брестский в своем «Диариуш» свидетельствовал: «Я, убогий Афанасий, который в году 1640... в книги городские внес и огласил в церкви и на разных местах, по воле Божией, указывая, что это разделение Руси, то есть принятие унии с ненадлежащим пастырем незаконным чином есть весьма проклятое»36. В речи депутата Лаврентия Древинского на Варшавском сейме в 1620 году православная вера названа «грекороссийской», а народ, который терпит притеснения за нежелание идти в унию, — «российским»37. В «Прошении православных жителей Белой Руси и Украины, представленном на Варшавском сейме в 1632 году, говорится: «...Знаменитый народ Русский доведен до такой великой беды и толь тяжкого утеснения, будучи гоним единственно за исповедания греческого закона; лишили нас и еще... златой свободы, наглым образом присвоив оную себе под предлогом, будто исповедующие только римскую веру могут получить прежнюю вольность»38.
О мистическом тождестве Православной Российской Церкви и российского народа пишет и святитель Петр Могила: «...Предвечная Мудрость (то есть Христос. — А.Ч.) Церковь Святую Российскую, Своею Кровию одкупленую, в которой замкнул весь народ российский православный, яко улюбленые овечки свои...»39
Для русского народа все его права, свободы и вольности неразрывно связаны со свободой исповедовать веру православную: «Ибо кто отрывает нас (русский народ. — А.Ч.) от подчинения Восточной Церкви, тот отнимает у нас нашу святую веру. А кто лишает нас святой веры... тот отнимает у нас права, свободы и вольности, стремится к их уничтожению, а нас пытается привести в рабское состояние», «со сменой пастыря (то есть подчинением православных папе римскому. — А.Ч.) неизбежно должна измениться и вера, а с изменением веры рушится наша, русского народа, правда, свобода становится неволей, вольности ущемляются, привилегии становятся ничем»40.
Здесь следует оговориться: для высшего образованного сословия защита своей «русскости» более привязывалась к защите своего положения в правовом поле Речи Посполитой («прав и вольностей»), в котором смена веры не означала смену происхождения, поэтому у полемистов можно было встретить признание существования «Руси римского вероисповедания»: «Этой теперешней униатской Руси не знают наши законы и не знают их величества польские короли, так как не упоминают о ней в привилегиях, пожалованных русскому народу, упоминают только о русских римского вероисповедания и о русских греческого вероисповедания»41. Однако существование «римской Руси» было только в теории, а на практике окатоличивание православных, как свидетельствуют современники, влекло к отречению от их русскости: «[Русское панство] в науки римские своих детей давать начали, которые с науками и вере их навыкли и так по малу-малу науками своими все панство русское к вере римской привели, потомки их княжат, русских с веры православной на римскую выкрестили и имена себе поотменяли, чтобы никогда не знались быть потомками прародителей своих»42 и, таким образом, «наша Русь князе и паны» обратились в «ляхов»43.
Кроме того, для образованных творцов памятников полемической литературы последствием Брестской унии был раскол Руси. Приверженцы унии, вступившие на гибельный путь предательства веры, тем не менее не переставали быть частью Руси, поэтому основной задачей считалось преодоление раскола Руси посредством ликвидации унии44.
Но простой народ был далек от вышеприведенных юридических и полемических ухищрений. Письменные источники дают богатый материал о взглядах самого народа Западной Руси на католичество, Православие и унию. Говоря о православной вере, простой народ именует ее, в противовес католичеству, очень часто просто христианской, как бы давая понять, что есть одно христианство — православное, но самым распространенным синонимом Православия является русская вера. Точно так же и католическая вера неоднократно именуется в народе «латинской» или «римской», но гораздо чаще «ляшской»45. Так, накануне казацкого восстания 1625 года на Украине говорили: «Хотят у них поляки русскую веру ломать, а римскую чинить»46. Игумен Афиноген Крыжановский «ис под Полотцка» (1651 год) сообщает, что папа писал польскому королю и духовенству, «чтоб они конечно Русь сносили, чтобы русская вера нигде не имяновалась»47.
Уния также была синонимом «римской», или «ляшской», веры. Сам термин «уния» в народном лексиконе появляется только с начала 30-х годов XVII века, но ничем от католичества не отличается. Так, в 1631 году в одном из записанных слухов послам Запорожского войска на сейме предлагали, чтобы они «веры своей отступились, а поступили в их ляховскую веру под юнею»48. Стоит также отметить, что с начала 20-х годов XVII века в народе сложилось стойкое представление, что именно Запорожское войско является главным защитником «русской веры» и единственным препятствием на пути к полному утверждению католичества в Речи Посполитой49.
Это исходящее из народа строгое отождествление православной веры с русским именем приобрело официальный статус и легло в основу мотивации народноосвободительной войны под руководством Богдана Хмельницкого (1648–1654), о чем свидетельствует его знаменитая программная речь на Переяславской раде 8 (18) января 1654 года: «Ведомо то вам всем, как нас Бог свободил из рук врагов, гонящих Церковь Божию и озлобляющих все Христианство нашего Православия Восточного... хотящими искоренити Церковь Божию, дабы имя Руское не помянулось в земли нашей»50. Еще ранее Б.Хмельницкий говорил: «Выбью из ляшской неволи народ весь русский... теперь воевать буду за веру нашу православную... Меня святой патриарх в Киеве на ту войну благословил... и прикончить ляхов приказал. Как же мне его не слушаться...»51
Как утверждают современные историки, «в сознании и предводителей, и участников восстания происшедшие события воспринимались как акт освобождения “русского” народа в Речи Посполитой от угнетения со стороны “ляхов”, наиболее ярким олицетворением которого было принуждение “русского” народа — православных — к принятию унии»52. Поэтому в письме к претенденту на польский трон Яну-Казимиру Б.Хмельницкий писал, что Запорожское войско желает, «чтобы вера наша греческая в целости оставалась, как прежде, без всякой унии, и чтобы униатов нигде не было»53. А в 1649 году уже королю Хмельницкий пишет: «Неволя, горше турецкой, которую терпит наш русский народ, из-за унии в вере своей греческой, чтобы была уничтожена, то есть чтобы как издавна бывало, так и теперь одна Русь древнего греческого закона была... Название унии чтобы не было, только римский и греческий закон, так как объединилась Русь с Польшей». Другими словами, Хмельницкий требует, чтобы униаты приняли латинский обряд, «а которые хотят оставаться при греческом законе, те чтобы при Руси оставались»54. На основании этого исследователи делают вывод, что, «в отличие от полемистов 20-х годов XVII века, Хмельницкий и его полковники не считали униатов частью “русского” народа, с которым следует искать соглашения, а, напротив, хотели провести между “русским” народом, исповедующим “греческую” веру, и этими людьми еще более резкую разделительную границу»55.
В таком же духе мыслили и преемники Б.Хмельницкого, как сторонники, так и противники Москвы, издавая универсалы, рассчитанные на поддержку со стороны широких масс казачества и населения Украины, где вероисповедание Руси и русского народа ограничивалось исключительно Православием. Так, гетман Иван Выговский в своих прошениях к полякам по поводу своего предательского по отношению к России Гадячского договора (1658) ставил знак равенства между «греческой религией» и «целым русским народом» и ставил условие, «чтобы уния была уничтожена де-факто, греческая религия успокоена и весь народ русский полностью утихомирился...»56. А запорожские послы на сейм в своих требованиях шли еще далее: «Не оставлять ничего униатам и запретить им именоваться архиепископами, владыками, игуменами и священниками каких бы то ни было кафедр, архимандрий, игуменств и церквей, так далеко, как простирается народ Руський»57.
Особенно показателен универсал гетмана Ивана Брюховецкого 1663 года, где он, обращаясь к заднепровским жителям, писал: «Не токмо окрестные все народы, но и сама ваша милость, братья наша милая, признать то имеете, что в явной слепоте и обмане видимом пребываете, когда, Русское имя на себе от предков своих нося, не к тому Монарху... прибегаете, но, отступив от единоверного православного Монарха Дедичного Российского, Русью будучии, уклоняетесь до иноверныя, именем и верою несоглашающияся обороны Лятцкия... Не подавайте иноверцов на поругание веры своей православныя християнские; пусть на всем... слава народу нашему Российскому безсмертная с того будет, что меж иными всеми под солнцем будучими Монархи и наш славный от веков Российских народ единоверного над собою скипетром и диадимою Царскою украшенного православного, а не иноверного и иного Монарху имеет»58.
Но не только православные «Русь» отождествляли исключительно с «греческой верой». Латиняне также вторили им. Так, Ян ЩасныйГербут, возмущаясь насильственными действиями католиков по насаждению Унии на Руси, высказывается: «Но чего они хотят от этого благородного народа (насаждая Унию. — А.Ч.)?.. Этого я никаким образом понять не могу. Так как если они хотят, чтобы Руси не было на Руси, то это вещь невозможная... Никакой разум, никакое насилие не могут заставить, чтобы Руси не было на Руси»59.
Подданный Речи Посполитой Александр Гваньини писал в своем сочинении 70-х годов XVI века: «Все русские (под которыми автор подразумевает не только московитов, но и жителей современных Украины и Белоруссии60. — А.Ч.), после того как они однажды приняли христианскую веру по греческому обряду, в 942 году, по Воскресении Христовом, при княгине Ольге и сыне ее Владимире, монархе Руссии, так и соблюдают ее до сего дня единодушно и бесстрашно. Хотя некоторые вельможи тех частей Руссии, которые подчинены польскому королю, приняли лютеранское и цвинглианское учение, но весь народ и большая часть дворян и бояр твердо соблюдают принятую в древности веру по греческому обряду»61.
Австрийский дипломат барон Сигизмунд фон Герберштейн в своих «Записках о Московии» писал о
- Комментарии
