Великий старец преподобный Паисий (1722–1794)

Житие

Русское монашество до начала XVIII века — эпоха преобразований — пережило дважды и расцвет, и время упадка. Насажденное преп. Антонием и Феодосием Печерскими древнее иночество послужило Киевской Руси и дало целый сонм святых. Когда за случавшимися государственными невзгодами юг России много пострадал от татар и поляков и иночество там померкло, настало время процветания его в Московской Руси, и здесь великим вождемобновителем монашества явился преп. Сергий, Радонежский чудотворец, в числе своих учеников и подражателей воспитавший целый сонм новых святых угодников. Монашество снова ожило и расцвело в Средней и Северной России. И снова, за разными потрясениями в жизни народной, оно затихло к началу XVIII века. И опять воскресло к жизни с мощными силами и охватило уже в своем процветании и север, и юг России, и далекую Сибирь, и многоплодный корень этого древа обновленного иночества прочно врос у самого сердца России великой — в Оптиной пустыни. Началовождем же этого движения в жизни иночества, его возродителем и первоначальником и был старец Паисий Величковский.

Великий старец Паисий Величковский родился в 1722 году в городе Полтаве, где отец его, о. Иоанн Величковский, был настоятелем соборной Успенской церкви. Как отец, так и мать Петра, как звали в миру преп. Паисия, по имени Ирина, были люди благочестивые. Когда Петру было четыре года, скончался его отец. Мальчик вместе с матерью остался на попечении своего старшего брата Иоанна, который и занял место отца. Когда мальчик подрос, мать отдала его в учение, и Петр довольно скоро изучил букварь, часослов и Псалтырь; старший брат научил его и письму. Когда мальчик овладел грамотой, он с особенной любовью отдался чтению Священного Писания Ветхого и Нового Заветов, житий святых, поучений преп. Ефрема Сирина, преподобного аввы Дорофея, св. Иоанна Златоустого, Маргарита и других книг. Чтение глубоко захватывало мальчика; он удалялся в свободную комнатку, читал и читал. Под влиянием этого чтения у него уже тогда стало проявляться влечение к монашеской жизни. Петр был очень молчалив, кроток, стыдлив и робок. Когда мальчику было 13 лет, скончался и брат его, о. Иоанн. Находясь в крайней нужде, мать решилась идти в Киев, к митрополиту Рафаилу, и просить об оставлении места брата за Петром. Полтавский полковник, крестный отец Петра, и другие почетнейшие граждане написали просительное письмо к владыке о том же. Блаженной памяти святитель принял ласково просительницу с сыном. Мальчика он сам тут же проэкзаменовал; когда мальчик прочитал и несколько каких­то стихов, святитель еще более расположился к нему. Он благословил мать отдать мальчика в Киевское училище и место за ним закрепил. Вскоре Петр Величковский был отвезен в училище и пробыл там четыре года. Учился он хорошо, свободное время проводил в тайной молитве и чтении Слова Божия и отеческих книг. Среди его товарищей было еще несколько подобных мальчиков, с которыми и подружился Петр Величковский. Юные друзья нередко в укромном местечке до утрени проводили ночь в разговорах о том, как бы им оставить мир. Они твердо решили пойти в монахи и поступить притом никак не в богатые монастыри, чтобы, живя среди довольной всем братии, незаметно не сойти с узкого пути на широкий. Учась, Петр старался быть кротким, даже в мыслях не иметь на кого обиды, никого не осуждать, не то чтобы иметь к кому ненависть. Школьная наука и изучение языческих мудрецов не удовлетворяли его; его душа рвалась к большим подвигам. Его друзья удерживали его от решимости прервать учение и начать жизнь иноческую. Вследствие этого Петр стал искать вразумления в усиленной молитве, прося Самого Господа указать ему путь. На него нашла твердая решимость, и он тайно оставил Киев и духовную школу, чтобы начать путь иноческой жизни.

Тяжело поразило известие об его уходе его бедную мать. Скорбная вдовица ведь жила только надеждой на сына, и вот этогото сына не стало! Горько и долго она плакала и с горя решила было не есть и не пить, пока не умрет. Ее разум стал уже ослабевать, и родные, невестка ее, жена ее умершего сына о. Иоанна, и другие уже ждали ее смерти. Но вдруг больная, убитая горем старушка пришла в себя, попросила акафист Божией Матери и стала его читать и читала долгое время. Когда она пришла в себя, позвала духовника и рассказала всем следующее: «Когда я от печали и изнеможения ослабела и была близка к смерти, я увидела много демонов, ужасных видом, которые и хотели меня схватить. Тогда я попросила у вас акафист и стала его читать. Когда я читала акафист, непрерывно день и ночь, бесы трепетали и не смели меня коснуться. Потом стало мне радостно. Я увидела отверзтые небеса и сошедшего с неба ангела. Ангел был светлый и спустился как молния. Он стал подле меня и начал мне так говорить: “О, безумная! Что это ты сделала?! Вместо того чтобы всей душой, всем сердцем твоим возлюбить Господа, своего Создателя, ты более Творца возлюбила Его творение — своего сына! И ради безрассудной и богопротивной твоей любви надумала уморить сама себя голодом и за это подпасть под вечное осуждение?! И знай твердо: твой сын, при помощи благодати Божией, непременно будет монахом. Следует и тебе последовать в этом сыну, отречься мира и всего, что в мире, и стать монахиней. Есть на это особая воля Божия! Если же ты воспротивишься такой воле Божией, то дано мне такое повеление от Христа Господа Бога и Создателя: я отдам тебя бесам, которые ждут схватить тебя, чтобы они поругались над душой и телом твоим. Пусть тогда и другие родители научатся не любить своих детей более Бога”. Когда я услышала такие слова ангела Божия, то воскликнула: “Если такова Божья воля, то отныне я не стану скорбеть о моем сыне”. И сейчас же бесы исчезли. Ангел же Господень радостный поднялся на небеса». Духовный ее отец и сродники, выслушав с благоговением и радостью рассказ Ирины и утешенные и многому отсюда поучившиеся, разошлись по своим домам. Вскоре благочестивая мать юного подвижника поступила в женский монастырь, была пострижена в монахини с именем Юлиания и через 10 лет мирно почила.

С выходом из Киевской школы для будущего вождя иночества началось время иноческого воспитания, полное скорбей и разочарований. Правда, и в это время по местам были обители со строгой жизнью братий, но юноше Петру Величковскому Господь не судил туда поступить. Если бы ему удалось туда поступить, он там весь и отдался бы своему внутреннему стремлению. Пройдя же путь подготовительной жизни в расстроенных русских монастырях, он испытал все сам и опытно увидел, как были трудны условия для иноческого делания, а испытавши это, он невольно уже подготовлялся к тому, чтобы для других облегчить этот путь. Таков жребий тех, кому Господь судил быть вождями людей по пути спасения!

Выйдя из Киева, за Днепром, Петр Величковский пришел в Любечский монас­тырь, близ города Любеча. Настоятель обители игумен Никифор принял его охотно и, дав ему келью, сделал его келарем. Игумен Никифор управлял братией кротко, с любовью, терпеливо и смиренно. Если же кто из братии согрешал в чем­либо, он разум­но его наставлял, делал ему соответственную епитимью, и опять этот брат становился добрым тружеником. Неудивительно, что при таком настоятеле братия жила тихо и мирно. Но недолго пришлось Петру утешаться такой жизнью в обители. Через три месяца добрый настоятель был заменен другим. Это был ученый игумен Герман Зогоровский, который стал править монастырем иначе — как властитель. Братия скоро увидела, с кем имеет дело, и многие со страху разошлись по другим монастырям. Ушел и Петр Величковский. Толчком к этому послужило такое обстоятельство. Однажды новый игумен приказал Петру выдать для его стола капусты, но точно не сказал какой, а Петр переспросить не посмел и предложил настоятельским поварам самим выбрать нужное. Те выбрали и сготовили обед игумену. Оказалось, что повара выбрали и сготовили не то, чего он желал. Пообедав, игумен призвал Петра и в раздражении за неисполнение его прихоти ударил Петра по щеке, толкнул его так, что тот упал через порог, и при этом закричал: «Иди вон, бездельник!» — а духовнику еще хвалился этим безрассудным поступком. Этото обстоятельство и послужило толчком для Петра уйти из этой обители. Но главная причина ухода, конечно, была другая. Петр не нашел здесь уже того опытностарческого водительства, о котором он так много думал и которого так горячо желал. Помолившись слезно Богу, Петр той же ночью оставил эту обитель, столь скоро расстроенную самонравным настоятелем, перешел по льду Днепр и направился на Украину, к монастырям. Он дошел до Медведовского Николаевского монастыря на острове реки Тясмины. Здесь был настоятелем Никифор (отличный от первого Никифора), у которого Петр и попросился в обитель. Настоятель охотно принял его и дал ему послушание служить в трапезе и ходить на клирос. А когда настал Успенский пост, на праздник Преображения Господня игумен постриг Петра в рясофор с именем Платона; ему было тогда 19 лет.

С усердием трудился новоначальный инок. Он старательно исполнял свое послушание на клиросе и трапезе, а когда ему позволяли обстоятельства, помогал и на кухне. Свое молитвенное иноческое правило он не только исполнял усердно, но еще молился и по ночам. Однако и в этой обители недолго пришлось пожить Платону. Поднялось на Украине гонение на Православие от униатов. Коснулось гонение и этой обители. Когда церковь была запечатана уже более месяца, братия стала расходиться кто куда. Некоторые пошли в Киев, туда же пошел и Платон. У него была уже мысль идти в Молдавию, но изза страха пред поляками он не решился идти туда. В Киеве он устроился в лавре и был определен в типографию к иеромонаху Макарию. Здесь он научился резать иконы на меди. Здесь же он получил и известие о своей матери от пришедшей на богомолье вдовы своего умершего брата, о. Иоанна. Весть о любимой матери, оставленной ради Господа, утешила и успокоила его сердце, и он уже всецело отдался иноческим подвигам. В жажде подвигов Платон часто навещал Пещеры. Со слезами любви и умиления он лобызал нетленные останки Печерских чудотворцев, горячо просил их помощи и вразумления в деле спасения. Он горел желанием жизни пустыннической под руководством опытного в духовной жизни и духовной брани старца. Не найдя искомого в России, он задумал поискать его вне ее. По времени Платон встретился с двумя почтенными иноками. Эти иноки собирались идти в МолдоВалахию. Платон упросил их взять его с собой, и они оставили Киев.

Пройдя Украину и Молдавию, три путника достигли Валахии. В МолдоВала­хии о. Платон нашел сразу то, чего искал: он нашел строгих подвижников, по которым так тосковала его душа и от которых он заимствовал все, что было у них хорошего. В Валахии они пришли в обитель Святителя Николая Чудотворца — Трейстены. Там настоятелем был иеромонах Димитрий, который с любовью принял и успокоил путников. Старец этого скита­обители иеросхимонах Михаил по нуждам обители в это время был в отлучке на Украине, в Матренинском монастыре. Когда Платон жил в этой обители, к о. Димитрию пришел сюда из скита Мерлополянского (Яблочной поляны) старец схимонах Василий. Он был наставник в жизни монашеской всех там живших. Старец Василий много времени прожил в России, в Мошенских горах и других пустынях, по ревности к богоугодной жизни был близок великим ревнителям монашеской жизни. В МолдоВалахию схимонах Василий перешел с учеником своим, иеромонахом Михаилом, и пользовался здесь большой известностью по своей духовной опытности, знанию и пониманию святоотеческих писаний. Схимонах Василий пробыл несколько дней в скиту Трейстены и немало побеседовал на пользу братии. Платон был глубоко потрясен приходом и беседами мудрого старца и, умиленный, от всего сердца благодарил Господа, сподобившего видеть такого блаженного мужа. Схимонах Василий обратил особенное внимание на Платона и звал его с собой в Мерлополянский скит, но Платон, боясь, как бы там не быть посвященным в иерейский сан, уклонился от перехода в тот скит. В скором времени возвратился с Украины и старец Михаил, который и был радостно встречен всей братией еще вдали от обители. Келья о. Платона была недалеко от самого скита, над потоком, и церковь скитская была видна ему из кельи. Как ревностно заботился о своем спасении в это время о. Платон и как глубоко он предан был соблюдению правил иноческой жизни, показал тогда следующий случай. Однажды в воскресенье о. Платон не услышал звона к утрени и проспал ее начало. Когда же проснулся и пришел в храм, там уже шла утреня, было прочтено Евангелие и начался канон. Платон устыдился своей беспечности, ушел обратно и, сев под деревом, стал горько оплакивать свое падение. Кончилась литургия. Собрались на трапезу, а Платона не было. Старец Михаил, любивший его, заметил его отсутствие, попросил повременить с началом трапезы и послал своего ученика Афанасия, писца книг отеческих, разыскать Платона. Едва нашел о. Афанасий о. Платона и едва его уговорил пойти в скит, где его ждали. Когда о. Платон подошел к скиту и увидал старца, настоятеля и братию, сидевших у трапезы, еще более смутился и, пав на землю, с горькими слезами просил прощения. Старец, настоятель и братия подняли его с земли и, утешая, спрашивали о причине его столь великой скорби. О. Платон от слез не мог говорить. Когда же о. Афанасий рассказал о причине его слез, вся братия воздохнула о себе и умолкла! Утешив его и взяв с собою в трапезу, все стали обедать, но о. Платон не мог ничего вкушать и только уже после трапезы немного вкусил. А пока он оставался в трапезе, старец, сидя с братией у трапезы, по этому случаю беседовал с учениками и увещевал братию молитвой стяжать такую же огненную печаль по Бозе, какую имел юный Платон. Когда старец ушел, братия разошлась по своим кельям. И жизнь снова пошла своим порядком. После этого старец еще более полюбил о. Платона, а тот, сидя у ног его, внимал всем умом и всем сердцем беседам дивного старца. По времени старца Михаила пришел навестить старец Онуфрий из скита Кыркул — муж духовной жизни. По просьбе старца Михаила он побеседовал со всей братией о спасении и в беседе коснулся своего скита. Он говорил о прекрасном его местоположении и удобствах уединения. Речи старца пробудили у о. Платона желание побывать там. Старец Михаил охотно отпустил своего ученика туда, и о. Платон, горячо поблагодарив своего наставника и отца настоятеля, взяв их благословение, отправился с о. Онуфрием в скит Кыркул. Три дня шли о. Онуфрий и о. Платон большими лесами, прекрасными полями и высокими горами до скита, где настоятель, иеромонах Феодосий, принял его с любовью. На другой день по прибытии их настоятель дал о. Платону келью, и он стал жить в совершенном уединении. Скит этот был пустыннический. По Святогорскому уставу здесь братия собиралась только по воскресеньям и праздничным дням. Вместе совершали утреннее молитвенное правило, слушали божественную литургию, вместе и трапезовали. После трапезы до вечерни проводили время в беседе. Делились своими скорбями и опытами, просили друг у друга молитвы и после вечерни снова на неделю расходились по своим кельям на подвиги уединения и безмолвия. И о. Платон жил здесь подобным образом. В уединенной келье он отдавался молитвам, чтению Слова Божия и отеческих писаний, внимал себе и в самособранности духа познавал свои немощи, памятуя о Страшном суде и вечных мучениях для грешников, проливал слезы покаяния и был мирен в духе своем. А в часы отдыха занимался рукоделием: точил ложки. Старец Онуфрий жил на высокой горе, в часе хода от скита. С горы от кельи пустынножителя открывался прекрасный вид на окрестные горы, холмы и долины с большими лесами, а у подножия горы струился источник чистой воды. Старец пребывал в молитве, чтении, псалмопении и рукоделии. Тем, кто обращался к нему за советом, старец был истинным утешителем. Он подробно наставлял, говоря о страстях, душевных и телесных, о страшной и неотходной мысленной брани с бесами, о ковах и нападениях их невыразимых, от которых спасение только у Христа Спасителя. К этомуто старцу и обращался за советами и наставлениями о. Платон, живя в скиту Кыркул. Благоговейно принимал советы старца и еще более пламенно отдавался молитве, нередко подолгу молясь распростертым на земле и со слезами.

Три года пробыл о. Платон в молдавских скитах; здесь он посетил всех духовно опытных иноков и от каждого в отдельности, и от всех вместе, и от строя их общей иноческой жизни извлек для себя много спасительных уроков, пройдя сам все иноческие подвиги. И здесь он достиг уже такого устроения, что великие старцы Василий, Михаил и Онуфрий называли его юным старцем. Было же тогда о. Платону 24 года. Он весь был преисполнен любовью к Богу, которая затеплилась в нем еще с детства, от чтения священных книг.

По времени о. Платон пожелал пойти на святую гору Афонскую, поскольку услыхал, что старцы намерены принуждать его к принятию священства. Очень не хотели расставаться с ним старцы Василий, Михаил и Онуфрий и уговаривали его остаться с ними. Им тяжело было лишиться такого сподвижника. Наконец, видя твердость его желания и усматривая в этом волю Божию, три старцанаставника усердно помолились и благословили о. Платона в путь. Он нашел себе спутника, иеромонаха Трифона, и после многих и тяжелых испытаний в пути достиг святой горы.

Он стремился на Афон, как на родину родного русского монашества и колыбель всего аскетического просвещения, которого ему недоставало в молдавских скитах. Но Афон в то время переживал упадок, и о. Платону не скоро удалось достать то сокро­вище, к которому он стремился, — святоотеческие аскетические писания.

Когда Платон и Трифон пристали к святой горе, прежде всего они вошли в лавру преподобного Афанасия, где и отдохнули с дороги. Затем они перешли к инокамславянам, что жили под начальством Пантократорского монастыря. Здесь иеромонах Трифон простудился, тяжело заболел и через четыре дня умер. О. Платон поселился в одной каливе (келье), называвшейся Копарис. Он обходил иноков, ища себе духовного отцаруководителя, но не нашел и пребывал в уединении, проводя жизнь с еще большей строгостью, чем в Валахии. Тяжела была его брань с бесами, и особенно с крайним унынием. Пост он держал суровый и питался чрез день сухарями с водой, кроме праздников, воскресных дней и суббот. Нестяжательность его была так велика, что не имел даже и сорочки; были у него лишь ряс­ка и подрясник, все в заплатах. Двери кельи его никогда не замыкались, и ничего у него не было в келье, кроме икон и книг, которые он нашел с большим трудом и которые брал у болгарских иноков; ихто он изучал и читал с крепким вниманием, с них­то и начал дело обновления иноческой жизни. Так прожил он три с половиной года.

Тогда по делу посетил святую гору старец Василий, наставник Платона, который и постриг его в мантию, назвав Паисием, когда ему было 28 лет. Старец много беседовал с преп. Паисием, разъяснял ему учение древних отцов­аскетов о трех образах жития монашеского и, пробыв некоторое время, возвратился в свою обитель в Валахии. Через три месяца после ухода о. Василия из Валахии пришел на святую гору молодой инок — молдаванин Виссарион. Он обошел афонских отцов и искал себе наставника, но такого не нашел. Пришел Виссарион к преп. Паисию и поведал ему скорбь сердца своего. И просил его этот инок взять к себе в ученики. Много беседовали они, много раз отказывался преп. Паисий; три дня слезно умолял его Виссарион. Видя такое его усердие, не устоял преп. Паисий и принял его к себе в сожитие, но не как ученика, а как брата. И стали они жить вдвоем, а наставником себе имели отеческие книги. Отрадна была эта согласная их жизнь; добре трудились они в деле спасения, друг друга поддерживая и утешая.

Недолго утешались подвижники своим безмолвием: четыре с небольшим года провели они вдвоем. Как только весть о двух подвижниках распространилась по святой горе, к преп. Паисию стали приходить многие ревностные иноки и просить его о принятии их в ученичество к себе. Преп. Паисий отказывался в течение целых четырех лет, но потом уступил. Были такие усердные просители, которые в течение всего этого срока не прекращали своих просьб, и о. Виссарион, жалостливый инок, стал упрашивать за них преподобного. Тогда он принял постепенно восемь человек в сожитие к себе, которые и разместились в двух кельях; но скоро эти кельи оказались тесными, и старец тогда покупкою приобрел келью св. Константина с церковью. К восьми братиям­молдаванам присоединились еще четыре русских инока. В церкви службу стали править пославянски и молдавски. Имея нужду в священниках, все это братство стало просить старца, чтобы он принял священный сан. Он и слышать не хотел. Братия продолжала его упрашивать, говоря, что ему, как старцу их, ближе всего быть и духовником их. Указывали ему и на то, что, если он не согласится, они, не имея опытного духовника, могут погибнуть, и тогда вина будет на нем. Почтенные и старейшие святогорские иноки также упрашивали его принять священный сан для пользы братии. Со слезами старец уступил этим просьбам и был рукоположен во иеромонаха и сделан духовником. И была великая радость у его духовных чад. Константиновская келья стала тесна, и преп. Паисий по совету своей братии у того же Пантократорского монастыря купил ветхую келью святого пророка Илии и заново создал Ильинский скит. Иноки устроили церковь, трапезную, пекарню, странноприимницу и 16 келий. Старец имел намерение братство более 50 человек не увеличивать, почему и устроил 16 келий, каждую на троих. Славя Бога, с радостью перебралось братство в новое свое убежище. Стройно потекла жизнь иноков, и увеличились еще более труды старца. Многие из святогорской братии и новоприходящие, когда видели такую богоугодную жизнь паисиевского братства, усердно просили старца принять и их в свое стадо. Старец принуждался принимать и их. Келий на этих пришельцев не было, но они пристраивали келейки при каменной стене под первыми кельями, на двоих­троих. Трудились же все вместе, а сам старец днем делал ложки, а ночью — он спал не более трех часов — занимался переводом отеческих книг с греческого на славянский язык и исправлением древних славянских текстов. От одного же из своей братии, Макария, он научился не только разговорному новогреческому языку, но и древнему книжному. Кроме братства, многие святогорские иноки других обителей были духовными чадами преподобного. Даже святейший патриарх Серафим, живший в Пантократорском монастыре, нередко навещал старца для духовной беседы — то приходя пешком, то приезжая на ослике. Не раз патриарх и старейшие в обители пантократорские иноки приглашали старца для служения божественной литургии и, когда он служил, утешались духовно. Старец служил всегда с глубоким смирением, благоговением и слезами. Его служение так всех умиляло, что некоторые от избытка чувств и слез не могли достаивать службы и выходили на время из храма, чтобы успокоиться. Плакали же почти все; плакал старецпатриарх, от избытка сердца говоря: «Слава Богу! Слава Богу!»

Широко по святой горе разошлась слава о старце Паисии; вызвала она и любовь многих к нему, и зависть некоторых. Был в то время на святой горе один преклонного возраста старецмолдаванин Афанасий. Он позавидовал преп. Паисию и стал на него клеветать; не постыдился даже обвинить его в ереси и хулил умную молитву Иисусову, которой учил старец Паисий. Последний терпеливо и молча переносил эти нападки. Озлобленный не выдержал и написал старцу письмо. В этом письме, начатом в виде благожелательного и дружественного совета, он излил всю свою злобу. Преп. Паисий, получив это письмо, прочитал своему духовнику. Потом вместе с духовником пошел к опытнейшим святогорским старцам, которые рассмотрели это письмо и весьма оскорбились его содержанием. По поручению всех старцев преп. Паисий написал Афанасиюмолдаванину ответ в 14 главах, где и разобрал все его обвинения (название книги «Свиток»). Получив этот ответ и прочтя его, Афанасий сознал свое заблуждение, горько раскаялся в своем поступке и, придя, просил прощения у старца. Преп. Паисий с любовью и радостью принял Афанасия, и последний после задушевной беседы со старцем мирно возвратился к себе. Братство преподобного все более и более умножалось, и обитель становилась уже тесной. По совету афонских иноков он половину братии переселил было в запустевший монастырь Симоно­Петр, но турки заставили его уйти оттуда: они взяли с него 700 левов в уплату числившихся за этим монастырем долгов и еще хотели взять, почему старец и пробыл здесь лишь три месяца. Это событие и было тем обстоятельством, которое побудило преп. Паисия и его учеников оставить святую гору и перейти в МолдоВалахию. Когда узнали о таком намерении старца, святогорские иноки стали усиленно просить его не покидать их, но, когда увидели те тяготы, какие несло Паисиево братство, не могли не согласиться с доводами старца и, слезно распростившись с ним, с миром отпустили старца с его учениками. Тяжело было и ему оставлять святой Афон, и особенно своего друга, святейшего патриарха Серафима. Старец­святитель со слезами преподал удалившемуся другу свое благословение и, облобызав его честную главу, с глубокой скорбью возвратился к себе.

Многое удерживало преп. Паисия на святой горе — не только привычка к тому месту, но и дружба духовная и те труды, которые он начал. С принятием о. Виссариона для преп. Паисия началось время в служении самому иночеству в деле его обновления. Время от приема о. Виссариона до отъезда с Афона и было, собственно, временем образования первой иноческой общины — родоначальницы всех последующих обителей, тогда как время пребывания в МолдоВалахии было той порой, когда старец уже воочию всем явился во всем величии своего старческого опыта и когда свет Нямецкой лавры начал осиявать уже всю Россию... То обстоятельство, что старец переселился в Молдавию, а не в Россию, легко объясняется. Преп. Паисий горячо любил Россию и часто подписывался «Родимец Полтавский», но перейти в Россию для него значило бы погубить все свое дело. Тогда было время на Руси самое мрачное — от Екатерины I до Екатерины II. Как оно тяжело отражалось и на монастырях, об этом ясно говорят обстоятельства жизни саровских первоначальников Иоанна и Ефрема... Царствование Екатерины II было ознаменовано введением монастырских штатов, Молдавия же была свободна от подобных опытов увеличения средств государства и подобных преобразований монашества. И те невзгоды, что пришлось перенести там преп. Паисию, были ничто в сравнении с тем, что его ждало бы в России, потомуто он мудро и избрал себе место вне России. Замечательно, что митрополиты Платон и Гавриил и другие лучшие иерархи той эпохи, оказывая ему любовь и внимание, самого же его в Россию не звали.

Два корабля было занято путниками. Число Паисиева братства в то время возросло до 64 человек. В один корабль вошел сам старец Паисий с русскими учениками, в другом поместились иноки­молдаване с о. Виссарионом. Благополучно совершили путники свое плавание от святой горы до Царяграда и от Царяграда до Галаца, где и вышли на сушу. В Валахии на время поместились в ските Варзарешти. В Яссах старец Паисий принял благословение митрополита Гавриила и был с любовью принят воеводой Григорием Каллимахом. Митрополит отдал старцу и его ученикам монастырь Драгомирну с храмом в честь сошествия святого Духа на апостолов, а воевода грамотой освободил монастырь этот и его угодья от всех повинностей. Епис­копу же Радоуцкому, в ведении которого находилась обитель, митрополит написал, чтобы тот вручил обитель преп. Паисию с любовью и должным почетом. Видя такой прием, преп. Паисий благодарил Господа за Его непостижимо благие пути, когда сердца всех сильных мира сего преклонились на любовь и милосердие к ним, странным. Когда старец водворился в отведенной ему обители, пришел из Мерлополяны навестить его иеромонах Алексий. Приход его доставил большое утешение старцу. О. Алексий был другом Паисия еще в Киевской школе и учеником того же старца Василия. По просьбе преп. Паисия о. Алексий посвятил его в схиму с оставлением того же имени. После Пасхи о. Алексий, провожаемый старцем и всем братством, возвратился в свою обитель, где он после старцев Василия и Феодосия и был старцем. Старец же Паисий, отдохнув с пути, стал устраивать порядки обители. Он ввел и здесь самое строгое общежитие и сам подавал пример братству. Общая трапеза, общая обувь и одежда, дававшиеся старцем, послушание на общих работах и молчание, по кельям молитва Иисусова и чтение аскетических писаний, ежедневное откровение помыслов — вот те основы, на которых развивалась и протекала жизнь Паисиева братства. Старец был очень внимателен ко всем и более всего заботился о мире братии, почему ссорившимся не дозволял до примирения даже переступать церковного порога и читать молитву Господню. На послушания вне обители он назначал только тех братий, которые бы не могли подать повода к соблазну. Когда же было такое стечение обстоятельств, что ради внешней выгоды было бы необходимо нарушить какуюлибо иноческую заповедь, старец выгодой жертвовал, только бы сохранить заповедь. Больных братий преподобный поручил особенному попечению брата Гонория, человека, знакомого с врачеванием, сострадательного и просвещенного, которому одному только и было дано такое доверие, что он мог сам брать из кельи старца столько денег, сколько ему было нужно на дело. О. Гонорий пережил старца Паисия только на один год.

Старец все свое время, какое оставалось от молитвы и служения братии, посвящал переводу с греческого писаний древних святых аскетов при помощи братий Макария, Илариона и некоторых других. Начиная с Рождественского поста и до недели Лазаревой, кроме воскресных и праздничных дней, старец вечерами ежедневно в трапезе читал из сделанных им переводов поучения из творений св. Василия Великого, преп. Иоанна Лествичника, преп. аввы Дорофея, преп. Феодора Студита, преп. Симеона Нового Богослова и других. Один день чтение было пославянски, другой помолдавски. А повечерие читалось пославянски, когда поучение было на молдавском языке, и помолдавски, когда чтение было славянское. Свои чтения старец сопровождал толкованиями. Всем обращавшимся к нему за советами и утешениями в горестях братиям старец давал нужные советы с любовью. С любовью он вразумлял и виновных. Был он суров с жестокосердыми, и то лишь до первого проявления раскаяния. Сам, будучи бесстрастным, он сострадал каждому, и двери его кельи было открыты с утра и до девятого часа вечера. Мирно текла жизнь иноков. Многие из них достигли высокого нравственного самоусовершенствования. Мирное течение жизни иноков омрачилось глубокой скорбью. Почил друг преп. Паисия о. Виссарион. Горько оплакав эту разлуку, старец установил по другу ежегодную панихиду в день памяти и праздничную трапезу братии.

После Русско­турецкой войны, когда часть молдавской земли перешла к Австрии, старцу изза предстоявших папистских происков пришлось оставить Дрогомирну. От настоятеля Секульского монастыря пришло ему приглашение переселиться в эту обитель. Молдавский господарь Григорий Гика и митрополит охотно позволили старцу и его братству переселиться в Секуль. В это время всех учеников старца было 350. Оставив несколько братий для сдачи обители, о. Паисий, со слезами помолившись в храме, оставил столь дорогую ему обитель и перебрался в Секуль. Монастырь Секульский находился в узком горном ущелье с источником, который от дождя часто широко разливался. Подъезд к монастырю был неудобен, а место для подвигов было очень удобное. Однако скоро оказалось, что Секуль крайне тесен для такого братства, и старец стал просить у князя Константина Мурузы другую обитель. Князь рад был послужить чтимому старцу и послал ему грамоту, чтобы старец поселился в Нямецкой обители. Братия нямецкая, узнав о воле кня