Крылов Иван Андреевич (1769–1844)
«Дедушку Крылова» знает, наверное, каждый — от мала до велика (а может быть, я слишком хорошо думаю о юном поколении и это прежде — «до несчастья» — каждый знал?). В любой школьной программе он занимал свое почетное место, на утренниках и праздничных концертах читались его знаменитые басни «Ворона и лисица», «Лебедь, рак и щука», «Слон и моська», «Тришкин кафтан», «Стрекоза и муравей». Впрочем, последняя — это очень вольный перевод из Лафонтена. В оригинале Муравей — бессердечный скупец, ценящий только земное и попрекающий небесное создание. Но в русском изводе мы имеем то, что имеем, басня прижилась на нашей почве, и слава богу. Чуждое народу не прижилось бы.
Десяток-другой наиболее известных басен — это, пожалуй, все, что осталось в широком хождении от прекрасного поэта, драматурга, сатирика, великого баснописца Ивана Андреевича Крылова.
Для нас он уже как бы и не писатель в расхожем понимании, а нечто иное — домашнее, родное, свое, что трудно отнести к разряду литературного творчества, к изящной словесности. Он словно бы возник из ничего, сам по себе — материализовался из духовной жизни народа, из опыта его, из накопленной веками мудрости. Вот именно что — «дедушка». Сразу и навсегда дедушка. И не очень-то вникается в перипетии его трудной, вначале полунищенской жизни: ученичество у «мятежника» Новикова, последующее сотрудничество с ним (вплоть до ареста Новикова), неоднократные издательские его начинания, крушения и взлеты. Нам он видится всегда ласково улыбающимся, добрым старцем в уютном халате, в окружении челяди и домашних зверушек — прототипов его сочинений. Ну прямо памятник на Патриарших! Да, собственно, он и есть памятник. Он стал им еще при жизни — легендарным старцем, чуть ли не прямым прототипом великого Ильи Ильича Обломова. Ходили ведь легенды о его баснословной лени. Он крайне неохотно расставался с любимым своим диваном, над которым долгие годы висела огромная картина в массивной раме. Картина была сильно перекошена на стене, и когда кто-то из гостей посоветовал однажды укрепить опорный гвоздь во избежание возможного увечья (и не дай бог — погибели!) классика, тот произнес воистину классическую фразу о том, что им давно рассчитана траектория предполагаемого падения и что в любом случае голова останется вне повреждения, ибо целых несколько сантиметров свободного пространства охранят его от оной неприятности. Эта фраза обрела самостоятельную литературную жизнь. Думается, что впоследствии она-то и стала тем зерном, из которого развился величайший русский роман Гончарова, прекрасно осведомленного об этой фразе и вообще пристально всматривавшегося в монументальную фигуру баснописца. Это, несомненно, была божественная лень!
Так ведет себя небожитель, которого Крылов описал в своей басне «Безбожники». Именно ее мы включили сегодня в нашу антологию одного стихотворения. Басня не из самых популярных в народе, чему есть причины как социального, так и нравственного порядка. Во-первых, она не очень-то поощрялась в целях атеистической пропаганды двадцатого столетия, а во-вторых... Вот тут куда сложнее. Тут дело упирается в духовное состояние общества. Ведь если вдуматься поглубже в причины нашего «великого кризиса», всмотреться попристальнее в его лукавые основы, мы увидим то же самое безбожие, охватившее если не большинство народа, то очень и очень многих, и, к несчастью, наиболее активных его представителей. Это красиво названо — «кризис»! По-импортному, как завелось, названо. А по-русски это не что иное, как Воровство. С большой буквы, глобальное Воровство на необозримых просторах нашей земли.
Воровство было всегда и всюду, но не в таких же масштабах! И что удручает более всего, так это реакция, внутренняя реакция многих наших соплеменников на воровской разбой, на обкрадывание их же самих. Костеря знаменитых, высокопоставленных воров, подлинных героев массмедиа, мы вполне искренни в своем негодовании, но как же нередко в откровенной беседе за чарочкой-другой «веселящей воды» прорвется вдруг подлинная причина этого негодования — зависть! Да-да, именно зависть к большим ворам, так удачливо и ловко отхватившим очередной куш. И — злость, злость оттого, что не ты был на их месте. «Вот повезло, вот ведь гады!» — читается порою в подтексте не то ненависти, не то восхищения очередным громким «делом». Помилуйте, родные, да какая тогда польза от всех этих разоблачений? Ну, посадят Вора, ну, придет на его место воришка и тоже со временем станет Вором — какая стране-то польза от этой перетряски? И зачем она, если в глубине души очень многие сами воришки и завистники, только лишенные власти и возможности осуществить хищь, а если посмотреть в корень — безбожники. Ибо от безбожия все нелады, никак не наоборот. А безбожие ведет к бунту — «бессмысленному и беспощадному». Причем намерения бунтовщиков идут в таких случаях по самому большому счету, по высокому сценарию — как в 1917 году — против Бога, затеявшего этот «несправедливый мир» и не желающего его «исправить». Куда падут каменья бунта — об этом предельно точно сказано у Крылова, глубоко осознавшего первопричину всех несчастий — гордыню и безбожие. И покуда они стервенеют в душах, куда как нелишне почаще вспоминать уже полумифический образ смиренного ленивца — не то Обломова, не то самого баснописца, если нет в действительности образа по-настоящему сильного, честного, энергичного человека, способного объединить народ и повести за собой. Нет, не пресловутого Штольца, а — Пушкина. То есть истинно русского человека в его провиденциальном развитии.
Иван Крылов
Безбожники
Был в древности народ, к стыду земных племен,
Который до того в сердцах ожесточился,
Что противу богов вооружился.
Мятежные толпы, за тысячью знамен,
Кто с луком, кто с пращой, шумя, несутся в поле.
Зачинщики из удалых голов,
Чтобы поджечь в народе буйства боле,
Кричат, что суд небес и строг, и бестолков;
Что боги или спят, иль правят безрассудно;
Что проучить пора их без чинов;
Что, впрочем, с ближних гор каменьями нетрудно
На небо дошвырнуть в богов
И заметать Олимп стрелами.
Смутяся дерзостью безумцев и хулами,
К Зевесу весь Олимп с мольбою приступил,
Чтобы беду он отвратил;
И даже весь совет богов тех мыслей был,
Что, к убеждению бунтующих, не худо
Явить хоть небольшое чудо:
Или потоп, иль с трусом гром,
Или хоть каменным ударить в них дождем.
«Пождем, — Юпитер рек, — а если не смирятся
И в буйстве прекоснят, бессмертных не боясь,
Они от дел своих казнятся».
Тут с шумом в воздухе взвилась
Тьма камней, туча стрел от войск богомятежных,
Но с тысячью смертей, и злых, и неизбежных,
На собственные их обрушились главы.
Плоды неверия ужасны таковы;
И ведайте, народы, вы,
Что мнимых мудрецов кощунства толки смелы,
Чем против божества вооружают вас,
Погибельный ваш приближают час
И обратятся все в громовые вам стрелы.
- Комментарии