Чтения о русской поэзии. Чтение двенадцатое

В августе 1863 года русский поэт говорил:

Ужасный сон отяготел над нами,

Ужасный, безобразный сон:

В крови до пят, мы бьемся
                                       с мертвецами,

Воскресшими для новых похорон.

..................................................................

И целый мир, как опьяненный
                                                    ложью,

Все виды зла, все ухищренья зла!..

Нет, никогда так дерзко
                                    правду Божью

Людская кривда к бою не звала!..

И этот клич сочувствия слепого,

Всемирный клич к неистовой борьбе,

Разврат умов и искаженье слова —

Все поднялось и все грозит тебе,

О край родной! — такого ополченья

Мир не видал
                     с первоначальных дней...

В сущности, здесь сказано (только яснее и короче) именно то, о чем мы заговорили в конце прошлого чтения. Но Тютчев, этот поэт с вещей душой и с сердцем, полным тревоги, не зацикливается на кромешной тьме, надвинувшейся на нашу страну извне, а разрывает всякую тьму заключительным двустишием, простым и ясным, как Божий день, как Божья правда:

Велико, знать, о Русь, твое значенье!

Мужайся, стой, крепись и одолей!

Похоже, что мы, заговорив о Крымской войне на прошлом чтении, немного сгустили краски. В действительности все не так страшно, как не страшны на самом деле в прямом столкновении с регулярными войсками малоподвижные и слабо вооруженные (одни зубы да ногти) воскресшие мертвецы. Повторим замечательные слова Ахматовой, которые мы уже вспоминали на этих чтениях: ничего бояться не надо.

Ну, объединился против нас, христиан, постхристианский «культурный мир» — это же естественно. Ну, захотелось ему нас уничтожить — хотеть не вредно... Вполне понятно, что требуется от нас в этой непростой ситуации. Вспомнить пушкинский стих: вы грозны на словах — попробуйте на деле! Приготовиться к обороне. Взглянуть с улыбкой на черную тучу, которая надвигается на нас. Вспомнить пословицу: «Бог не выдаст — свинья не съест».

В сущности говоря, только этот вопрос и важен: выдаст Бог Россию ее многочисленным врагам или нет? Или, говоря о том же самом другими словами: что нужно нам делать, чтобы Бог нас не покинул, чтобы Он до конца оставался на нашей стороне?

Человеку ли христианину, христианскому ли государству, обнаружившему вдруг, что его окружают плотным кольцом враги, следует озаботиться одной-единственной проблемой. Требуется выяснить одну-единственную вещь: а не стоит ли за действиями наших врагов хоть какой-нибудь правды? Не заслужили ли мы хоть чем-то ту ненависть, которую наши враги к нам испытывают? Не придется ли нам вот сейчас, вот в эту роковую для нас и для наших врагов минуту, вступить в военные действия против правды?

С этой стороны Крымская война — одна из самых «черно-белых», одна из самых стерильных войн в истории человечества. Потому что и под самым сильным микроскопом нельзя разглядеть в действиях наших противников в 1854 году каких-либо признаков правды.

Что же на самом деле в тот год произошло? Россия, имевшая официальный статус страны — покровительницы многомиллионного христианского населения Турецкой империи, вела с Турцией очередную войну, конечной целью которой была защита законных прав вышеозначенного населения. (Войну, кстати сказать, начали турки, напавшие в октябре 1853 года на русский пост Святителя Николая на Черном море и вырезавшие его гарнизон: в ту ночь погибли четыреста наших солдат.) Культурный мир, хорошенько подготовившись к нападению на нас, предъявил вдруг России наглый ультиматум: вывести свои войска с определенных территорий, любить то-то и то-то, не делать того-то и проч. Когда же Россия, ошарашенная (в лице своего Министерства иностранных дел, вообще не предполагавшего, что такой поворот событий возможен) и (в лице своего Военного министерства) совершенно к войне не готовая, приняла условия наглого ультиматума, войну ей объявили все равно: глупо же отказываться от драки, когда расклад сил в ней так исключительно благоприятно сложился, когда победа, по сути дела, гарантирована... Точно такими же соображениями руководствовался 86 лет спустя Гитлер, объявляя войну Дании.

Воистину страшный  этот 1854 год. Сорок лет подряд Россия тащила за собой на буксире грузный челн европейского человечества. Сорок лет подряд правительство России, вообще ни разу не вспомнившее за эти годы про русские национальные интересы, вело политику принципов: пасло народы, стараясь их «в единую семью соединить». Достаточно грустно представлять себе, что почувствовал наш кормчий умный, когда посторонний шум отвлек его от руля грузного челна и он, обернувшись, увидел перед собой толпу общеевропейской шпаны, подступившейся к нему с заточками и кастетами, услышал их истеричные вопли: «Сдавайся, жандарм! На колени, мусор!» Когда он повстречался глазами с маячившим за их спинами паханом — так называемым императором Наполеоном III...

Прошу понять меня правильно. Я не сторонник Священного союза. И я не сторонник той политики отказа от собственных национальных интересов, которую неукоснительно проводили Александр I и его младший брат. Я даже готов допустить, что наш кормчий умный не проявил в 1848–1854 годах — именно в роли капитана грузного общеевропейского корабля — особенного ума.

Христианская политика, как и христианская военная тактика, как и христианская математика, возможны, наверное, но это не та возможность, которую следует реализовывать, действуя в лоб и требуя, например, от кандидата на должность заведующего кафедрой математики Петербургского университета в первую очередь благочестия, во вторую — верности престолу и только в третью — математического таланта. Порядок требований должен быть прямо противоположным.

«Мы этого не должны, потому что мы христиане» — превосходный принцип для частного лица, но для хозяина огромной христианской империи недостаточно быть только хорошим христианином, ему нужно еще быть умелым правителем. А умение правителя заключается в следующем: он разбирается в людях, он ценит специалистов (людей, способных служить делу, а не лицам) и не делает драмы из того обстоятельства, что лучшие из специалистов отличаются обычно капризным характером и трудны в общении; он умело выбирает себе помощников, он назначает на ключевые посты в правительстве подходящих людей.

Понятно, что в своей кадровой политике Николай Павлович допустил две-три ошибки, сыгравшие фатальную роль в судьбе его царствования. Так, поверив однажды, в дни молодости, в исключительную одаренность Нессельроде и Паскевича, он продолжал слепо доверять этим людям и тогда, когда их влияние на ход государственных дел стало приносить прямой вред государству.

Понятно также, что европейский 1848 год ясно показал отношение европейского человечества к «святости», «легитимности» и к иным сходным с вышеперечисленными культурологическим понятиям. Продолжать в этих условиях политику Священного союза было глупостью (рыцарственной, конечно, глупостью, но все равно ведь — глупостью).

Вообще, я могу допустить, что вся глупость в роковом столкновении 1854 года принадлежала России. Но, видите ли, глупость — не преступление. А все преступление, вся подлость в этом столкновении принадлежали нашим западным соседям.

Тютчев ведь довольно точно описал то состояние духовного помрачения, в которое окончательно впало начиная с февраля 1854 года культурное человечество: «целый мир, как опьяненный ложью», «все виды зла, все ухищренья зла», «разврат умов и искаженье слова».

Единственным разумным аргументом, позволившим «демократическим правительствам» напавших на нас стран убедить своих избирателей в том, что напасть на Россию действительно необходимо, явилось ведь знаменитое «завещание Петра Великого», изготовленное в недрах наполеоновской охранки (отметим, что французский чиновник, примеривший на себя в самом начале XIX века мантию Петра, называет в этом курьезном документе русские войска «азиатскими ордами»).

А в целом во всемирном натиске культурного человечества на Россию преобладали эмоции: «Клич сочувствия слепого, // Всемирный клич к неистовой борьбе». Вполне понятен источник этих эмоций. Книга Данилевского «Россия и Европа» не была еще в 1854 году написана, поэтому никто еще не знал в тот год, что Россия и Европа — два не совпадающих в основных аксиологических координатах культурных мира, две отдельные цивилизации. Любой западноевропейский политик, взглянув на Россию со стороны, примерял увиденное на себя. Примерив на себя увиденное, западноевропейский политик задавал себе следующий тихий вопрос: «А что бы я делал со своими соседями, если бы был таким большим и сильным, как Россия?» В тот же миг в мозгу западноевропейского политика происходила яркая вспышка, сопровождающая всякое короткое замыкание в электрических сетях; в следующий миг с его уст срывался клич к неистовой борьбе. Во все последующие миги своей жизни западноевропейский политик, подбежав к окну, мог слышать клич сочувствия слепого, рвущийся из соседних домов, в которых проживали другие европейские политики, также взглянувшие на карту Евразии и испытавшие сходный шок...

(На четвертом чтении мы определили этот момент в отношении западного европейца к России — момент совершенно неизбежный, повторяющийся снова и снова, — следующим образом: оторопь Хорька перед Слоном: «Сколько же птичьего мозга выпивает за ночь эта туша?»)

Ненависть, вызванная страхом, страх, вызванный непониманием, — замкнутый и порочный круг, в котором западное человечество обречено вращаться. Весь ужас этого состояния (которое Тютчев справедливо назвал безобразным сном) заключается в его безысходности. Это же основной психологический закон: человек любит того, в кого вложил труд и душу, человек ненавидит того, против кого совершил подлость. С каждой новой каверзой, которую устраивает России свободный мир, усиливается его ненависть к нам, ускоряется вращение чертова колеса. Выйти из этого состояния своими силами, без посторонней помощи нельзя, а обратиться за помощью к Богу современный западный мир (в основных своих координатах — постхристианский) явно не захочет и не сможет.

Что же делать нам, русским, в этой неприятной ситуации? Да ничего особенного. Жить в истории. Наслаждаться жизнью. Верить Богу, который продолжает создавать.

В сегодняшнем нашем разговоре про Крымскую войну мы четко определили две ее стороны. Во-первых, Крымская война — расплата России за глупую преданность идеалам Священного союза, не выдержавшим испытания временем. Во-вторых, Крымская война — черный грех западноевропейского человечества, грех, ничем не искупленный и даже никем на Западе до сих пор не осознанный.

А теперь смотрите. Россия расплатилась за свою глупость, и в настоящее время Россия — та же примерно Россия, какой она была в 1854 году. По-прежнему «могуча, и грозна, и здоровьем пышет». По-прежнему торчит у культурного человечества костью в горле.

И что осталось от государств, обрушившихся в 1854 году на Россию? Во что превратились сегодня Англия и Франция? Трудно даже поверить в то, что эти страны могли быть когда-то ведущими мировыми державами, великими христианскими империями. На какой карте можно отыскать сегодня Сардинию? Что осталось от Турецкой империи? Что осталось от Австрии, удивившей мир своей неблагодарностью?.. А крупнейший порт верной союзницы нашей Пруссии, цинично переметнувшейся в 1854 году на сторону наших врагов, вообще называется сегодня Калининградом.

Вот так примерно мелют жернова Божьей правды. Медленно, но верно.

Поговорим теперь про те ближние последствия, которыми обернулась для человечества Крымская война. Вспомним для начала про многомиллионное христианское население, которое с апостольских времен проживало на землях, вошедших в XIV–XV веках в состав Османской империи. До поры до времени опекала их отсталая Россия. После победы в Крымской войне заботу о христианах Турецкой империи взвалил на свои плечи передовой Запад, каковое обстоятельство, по справедливому замечанию Керсновского, «открыло башибузукам широкое поле деятельности». Сегодня на этих землях христиане больше не живут.

Поговорим также про неизбежное следствие того обстоятельства, что европейский мир остался в 1855 году без жандарма. Понятно, что освободившиеся от гнета и вздохнувшие полной грудью народы Европы взялись за оружие; понятно, что в Европе началась общеевропейская резня: Австрия набросилась на Италию, Франция — на Австрию, Пруссия — на Данию и на Францию... Понадобились две мировые войны, понадобилась гибель десятков миллионов европейцев, чтобы культурный мир осознал наконец, что без жандарма жить нельзя. Последние 70 лет роль мирового жандарма успешно выполняют Соединенные Штаты, страна без истории и без культуры, но зато сплошь передовая и демократическая. Великие в недавнем прошлом христианские народы Европы (немцы и испанцы, французы и англичане, итальянцы и поляки) под строгим присмотром звездно-полосатого воспитателя гуляют сегодня попарно по детской песочнице своего «евросоюза» и от души радуются тому обстоятельству, что ядерный зонтик воспитателя надежно прикрывает их песочницу от варварских притязаний притаившейся под боком России. Время от времени свободные народы Европы, гуляющие попарно в своей песочнице, останавливаются, поворачиваются лицом на восток и по свистку воспитателя произносят хором положенную мантру: «Ужо тебе!»

В общем, весело живут сегодня потомки Шекспира, Сервантеса, Канта и Жанны д’Арк.

Повторим еще раз: ничего бояться не надо. Совсем не страшно, что постхристианский мир пошел на нас сегодня четвертой уже по счету пунической войной (из второго цикла пунических войн). Страшно само это понятие — постхристианский мир. Страшны люди, получившие против христианства прививку, люди, оставившие за спиной Христа («было уже это, проходили, нам не подходит!»), люди, поставившие себя и свою громоздкую цивилизацию выше Христа.

Западноевропейская политика сегодня — политика суицидальная. Ну не понимают наши соседи главного. Исполнится их многовековая мечта, удастся им до конца уничтожить Россию — и что же? Останутся они, бедолаги, лицом к лицу с Богом, которому нравится в последний час Своего Седьмого Дня на обширных русских равнинах почивать, который мира без России — не потерпит.

Ну и хватит нам обсуждать грехи Запада. Чужими грехами свят не будешь. Поговорим лучше о своем собственном грехе, связанном непосредственно с Крымской войной, — о грехе нашей исторической безграмотности и беспамятности.

Вот скажите, вам никогда не попадался на глаза следующий текст: «Братцы, Царь рассчитывает на нас. Мы защищаем Севастополь. О сдаче не может быть и речи. Отступления не будет. Кто прикажет отступать, того колите. Я прикажу отступать — заколите и меня!»? Какие слова! Тит Ливий отдыхает...

Но это приказ Корнилова, отданный четырехтысячному гарнизону Севастополя ввиду надвинувшейся на город шестидесятитысячной армии союзников.

Вы знаете, конечно (то есть вы этого, конечно, не знаете, но я из вежливости предположил обратное), что Корнилов погиб 5 октября 1854 года, в первый день начавшегося штурма. Вы помните, может быть, слова, которые успел произнести смертельно раненный Корнилов: «...как приятно умирать, когда совесть спокойна. Благослови, Господи, Россию и Государя, спаси Севастополь и флот».

И этих слов вы конечно же не слышали...

В современной российской школе подобным глупостям не учат. В современной российской школе (как и в приснопамятной советской) учат вещам основополагающим: «Крымская война обнажила чудовищную техническую отсталость царской России» и проч.

Господи, кто бы нас спас от нашей школы!.. Ну не было никакой такой заслуживающей внимания «технической отсталости» России в 1854 году! Ну до хрена было в николаевской России паровых фрегатов, нарезных штуцеров и прочих «признаков прогресса». Просто в нужное время и в нужной точке пространства (в Крыму) у союзников всего этого добра оказалось больше, чем у нас. Но это же естественно. Союзники готовились к войне против России; Россия и в страшном сне вероятности Крымской войны представить себе не могла. Россия этой войны не ждала. Россия ничем эту войну не заслужила.

Притом же Восточную войну выиграла для Запада французская пехота, вооруженная винтовками образца 1777 года. Конкретно войну для Запада выиграл 27 августа 1855 года доблестный маршал Макмагон, захвативший Малахов курган и пославший подальше командующего французской армией генерала Пелисье, приказавшего Макмагону отступить на исходные позиции ввиду прямой невозможности Малахов курган удержать... Из восемнадцати французских генералов, пошедших в тот день на штурм русских укреплений, уцелели двое.

Да, жаркое было дело! И молодцы французы. Им было за что воевать, было за что мстить — за гибель Великой армии, за занятый русскими войсками в 1814 году Париж... Конечно, месть получилась скромной: всего-то удалось им захватить после одиннадцатимесячной осады одну половину одной превращенной в руины окраинной русской крепости, потеряв, по их собственным показаниям (а надо понимать, что союзники, боявшиеся общественного мнения, занижали уровень своих потерь на всем протяжении Крымской кампании примерно вдвое), 70 000 человек убитыми, не считая умерших от холеры, плотно привязавшейся к союзникам еще на Балканах: этой позорной смертью умерли, в частности, главнокомандующий французской армии маршал Сент-Арно и бедняга Мицкевич. Но все равно — молодцы французы.

А вот англичане с их передовой техникой провалились в Крымской войне полностью. Русские били англичан когда хотели и где хотели. Славное дело при Балаклаве, где шестнадцатитысячный русский отряд овладел всеми пятью английскими редутами, взяв 11 орудий и знамя шотландских стрелков, а после изрубил в капусту гвардейскую бригаду легкой кавалерии, пустившуюся свои орудия отбивать!.. Жестокая битва при Инкермане, где атакованных в лоб и наголову разбитых англичан спас только бешеный фланговый натиск 2-го французского корпуса под командованием генерала Боске... Позор Соловецкой осады, которую седобородые наши монахи успешно отразили с помощью десятка допотопных пушек, завалявшихся в монастыре со времен царя Алексея Михайловича...

Конечно, были за долгие месяцы Крымской войны и у англичан отдельные достижения, отдельные приобретения. Так, удалось им подтырить античные вазы, выставленные русскими археологами для всеобщего обозрения в Херсонесе. Любопытные артефакты эти до сегодняшнего даже дня украшают залы Британского музея... Был целый ряд успешных десантных операций, проведенных союзниками на незащищенных Черноморском и Азовском побережьях. (Русский Черноморский флот был, как известно, затоплен в Севастополе «для преграждения неприятелю доступа на рейд».) Свободно высадившись в какой-нибудь Анапе, в каком-нибудь Бердянске или Мариуполе, «просвещенные мореплаватели» храбро обрушивались на трясущихся в своих домах мирных жителей и — поражали неприятеля! А что вы хотите? На войне как на войне...

Апофеозом головотяпства англичан в этой кампании стал набег мощной британской эскадры, состоявшей из шести боевых кораблей, на камчатский Петропавловск. Конечно же английские моряки надеялись повторить здесь подвиги своих земляков, совершенные в Анапе, Геническе, Бердянске, Мариуполе... Но, на их беду, в порту Петропавловска-на-Камчатке затесался русский военный фрегат «Диана». Находившийся на его борту храбрый контр-адмирал Завойко присоединил к своему «флоту» две рыболовецкие шхуны. Вышел в море. И уничтожил в заливе Кастри, под Николаевском-на-Амуре, британскую эскадру.

Есть любопытный роман Диккенса, в котором ярко отразились впечатления английского общества от Крымской войны. Называется он «Крошка Доррит». Диккенс, как известно, не любил Россию; особенно сильно не любил этот сентиментальный автор (столь любезный массовому российскому читателю от 40-х годов XIX века и до сегодняшнего даже дня) русского царя Николая I. Полную (и конечно же вполне объективную) информацию о России и о русском царе Николае I Диккенс черпал из английской «свободной прессы» — в первую очередь из отдела карикатур журнала «Панч»... Понятно поэтому, что Диккенс с энтузиазмом встретил известие о начале Крымской войны. В письмах того времени Диккенс неоднократно повторяет, что «остановить Россию» было конечно же необходимо... И вот после окончания Крымской войны Диккенс пишет сей любопытный роман. Англия, которую описывает в своем романе Диккенс, это страна, которая... как бы лучше сказать... В общем, той стране, которую Диккенс описывает в романе «Крошка Доррит», остается одно — застрелиться (как застрелился благородный адмирал Принс, потерявший под Николаевском-на-Амуре свою эскадру). Потому что никаких надежд на будущее у этой страны, прогнившей окончательно и бесповоротно, нет...

Один из второстепенных героев романа, искусный механик, которому на родине не давали никакого хода, об которого любой мелкотравчатый чиновник из Министерства волокиты вытирал мимоходом ноги, которого до конца разорил ловкий аферист, признаваемый всем Лондоном за финансового гения, уезжает в Россию на заработки. В конце романа герой-механик возвращается из России домой — с мешком денег, с кучей орденов, пожалованных механику русским царем. Почему-то в России его способности сразу же заметили и оценили, дали им полный ход... Деньги из русского мешка развязывают узел романа (вызволяют главного героя «Крошки Доррит» из долговой тюрьмы). Русские ордена, полученные героем-механиком на царской службе, остаются лежать на дне его походного сундучка: в Англии не любят людей, награжденных русскими орденами, в Англии не хотят, чтобы такие люди были...

Я заговорил о романе Диккенса «Крошка Доррит» потому в первую очередь, что мне смертельно надоело говорить о политике. Хотя и не Бог весть какая литература этот роман Диккенса, все ж таки и он — литература, к разговору о которой мне хотелось бы поскорее возвратиться.

Но и завершить наш разговор о международной политике, раз уж мы его однажды начали, необходимо.

Уточним две позиции в этом докучливом разговоре.

Во-первых, сегодня мы говорим о политике в последний раз. Потому что все необходимое о политике нами уже сказано. Вы же сами видите: сейчас мы имеем все то же, что имели в 1854 году: мировое сообщество, желающее вышибить из Крыма русские войска (но не знающее, как это сделать), мировой обыватель, которому мешает спокойно спать и глубоко дышать в этой жизни один только «кровавый николаевский (пардон, путинский уже) режим». Ничего нового в важной области международных отношений произойти уже не может. Четвертая пуническая, второй цикл. И нечего тут больше обсуждать.

Во-вторых, хотелось бы обратиться к соотечественникам, с тревогой наблюдающим из своих теплых квартир за тем ужасающим лобовым натиском, которым цивилизация Запада прет сегодня на русскую цивилизацию, с простой просьбой: не будьте баранами.

У Запада нет возможности победить Россию в военном столкновении. Единственный шанс Запада на победу — это вы.

Конфликт двух цивилизаций, который мы сегодня наблюдаем, предполагает для любого зрителя конфликта ответственный выбор — выбор цивилизации, которая больше подходит ему лично. Две чаши весов. На одной чаше — удобные автомобили, мировые моды, добрые книжки про Винни Пуха и мисс Марпл. На другой чаше — сплошной обрядившийся в ватник милитаризированный «совок», допотопный отечественный автопром, дикий мат на улицах, российские телесериалы «Бандит-7», «Мент Кровавый» и проч.

Никому ведь из нас не хочется предавать свою родину, «Россию, мать-старуху, терять»... Но нельзя же предпочесть низкопробных Дмитрия Нагиева и Ксению Собчак, правящих бал на российском телеэкране, опрятному BBC’шному сериалу, снятому по роману Джейн Остен «Гордость и предубеждение», нельзя же предпочесть немецкому «мерседесу» российский автомобиль «лада»! Так что же делать? Мы помним, конечно, про ту незадачу, которая случилась с нашей страной в 1991 году... Но делать-то что? Понятно же, что их цивилизация — лучше. Так, может быть, того... постучимся еще раз в заветную дверь? Попросимся еще раз впустить нас в заветную песочницу? Отвалим им еще один кусок нашей территории — Восточную Сибирь какую-нибудь... Зачем она нам нужна? И заживем, так сказать, в согласии... И станет собственные «мерседесы», собственных Агат Кристи, собственных мадам Роулинг российская земля рождать!..

Вот этих-то фантазий — обычных фантазий барана, которого ведут на бойню и который продолжает по дороге щипать траву и надеяться на светлое будущее, — и ждет от нас сегодня свободный мир. В них его единственная надежда.

Повторю еще раз: никакая Россия цивилизованный мир уже не устроит. Отвалим мы им Восточную Сибирь — потребуют они от нас Сибирь Западную, отдадим Западную Сибирь — понадобятся им Курск, Белгород и Воронеж... После того как все наши земли перейдут под контроль Запада, на них не наступит ожидаемая соотечественником-бараном райская жизнь. На этих землях наступит сплошной Донбасс (только без гуманитарных конвоев с востока), сплошные Сирия и Сомали. В состав уютной западноевропейской песочницы наши огромные территории не войдут никогда.

Полная и окончательная программа культурных преобразований, которую нес России цивилизованный мир в 1941 году (загляните при случае в аутентичную книжку Г.Пикера «Застольные разговоры Гитлера в ставке»), заключалась в следующих двух пунктах:

— два водохранилища, устроенные на месте затопленных Москвы и Ленинграда;

— семилетний образовательный ценз для туземного населения России.

Гитлер был умнее любого из современных политиков Запада, но ведь и те поймут рано или поздно, что перечисленные два пункта — то, что нужно. Так сказать, «единое на потребу». Нельзя уничтожить Россию, пока жива ее культура; и эти два пункта нацелены как раз на убийство русской культуры.

Когда Шпенглер написал в 1922 году: «Христианство Достоевского принадлежит будущему тысячелетию»,  он ведь хотел сказать примерно следующее: если человечеству удастся войти в мир художественных образов Достоевского, если человечество сумеет зарядиться идеями Достоевского — этого заряда хватит двухтысячелетнему христианскому человечеству еще на тысячу лет!

Гитлер хотел уничтожить Россию и русскую культуру, но был уничтожен сам; в последнем интервью, данном швейцарскому журналисту за несколько дней до гибели, сей безумный вождь, как известно, произнес: «Будущее принадлежит более сильному Восточному народу».

Техника у немцев была лучше. Улицы городов чище. Дороги ровнее. Сортиры комфортабельнее. Но войну выиграли русские, потому что духом они оказались сильнее. Гитлер это оценил!

Сегодня многие из нас устали быть сильными. Многие русские сегодня тешат себя иллюзией: станем слабыми, и мир примет нас за своих... Не примет. Свободный мир смертельно ненавидит нас, потому что многое множество раз пускался во все тяжкие, пытаясь уничтожить Россию, — и получал каждый раз по первое число; он смертельно нас боится, потому что помнит слишком хорошо ту силу, которую наши предки в минуту испытаний проявляли.

Если мы действительно станем слабыми, западный мир в ту же минуту с огромным наслаждением уничтожит нас. И не останется от нас в свободном мире ничего. Ни доброй памяти, ни отеческих гробов, ни родного пепелища. Пепелище будет (в глазах победившего нас свободного мира) — чужое. Поганое пепелище останется от нас, если мы позволим себе стать слабыми. А если и поднимется с поганого пепелища оскорбленный Бог, если разнесет в пыль ликующих наших победителей, — мы этого уже не увидим.

«Что же, — проблеет в ответ мой сегодняшний оппонент, — это все хорошо: русская культура — лучшая культура в мире, Россия — родина слонов и прочее... Возможно, я слабый человек, но я человек — я жить хочу! Мне нравятся английские фильмы по романам Джейн Остен, мне не нравится сериал “Мент Убойный”. Ваши Гоголь и Пушкин мне еще в седьмом классе надоели! Достоевского “Преступление и наказание” я пробовал в девятом классе читать — не пошло...»

Все верно: великая культура — великое бремя. Только очень глупый русский человек может рассчитывать на то, что национальная культура лежит у него в кармане или в банковской ячейке («захочу — достану»). Великая культура, доставшаяся нам в наследство, — кусочек голубого неба, который мы иногда успеваем заметить в разрыве свинцовых туч, клубящихся над нашими головами. Овладеть культурой своего народа в полном ее объеме так же просто, как просто попасть на это лазурное небо живым.

Великая культура на деле — всегда только возможность великой культуры. Если вы сумеете выбрать правильное направление, если будете трудиться всю жизнь, то какая-то малая часть великой культуры, доставшейся вам в наследство, сможет перейти в вашей душе из потенциального состояния в актуальное.

Заболоцкий так написал об этом в последнем своем стихотворении:

...Душа обязана трудиться

И день и ночь, и день и ночь!

Заболоцкий страшно обиделся бы на вас, если бы вы у него спросили: «А какую практическую пользу получу я за тот труд души, о котором вы в последнем своем стихотворении “Не позволяй душе лениться...” написали?»

Поэтому я вам за Заболоцкого отвечу: за этот вот именно труд вы ни одной копейки никогда и нигде не получите.

И все же возможность великой культуры — великая возможность. Вот, понимаете, какой-нибудь актер Фунтиков, играющий в сериале «Мент Позорный» ключевую роль благородного киллера Будыхи, будучи все-таки человеком русским, к этой возможности подключен. Вот может он махнуть рукой на съемки своего замечательного сериала («гори они огнем», «всех денег все равно не заработаешь») — и укатить на полгода в Псково-Печорский монастырь. Может он вдруг вспомнить 28 июня (по правильному стилю), что в этот именно день упал, обливаясь кровью, на плиты Малахова кургана адмирал Нахимов, и, добравшись до ближнего храма, поставить на канон свечу — «за упокоение души убиенного болярина Павла». Да просто он может в минуту жизни трудную взглянуть на свою никчемную жизнь как-то со стороны и, перекрестив лоб, произнести в сокрушении сердечном: «Господи, Иисусе