Дети и война

«Дети и война — нет более ужасного сближения противоположных вещей на свете». Такими словами Твардовский начал 15-ю главу «Дети и война» в книге «Родина и чужбина». Мальчик трех лет, по-немецки благодарящий нашего офицера за хлеб: «Данке шён». Мальчик лет двенадцати, в больших, широких, как ведра, немецких сапогах, подбитых гвоздями-шурупами... Мальчик, везущий на детских санках мать, тяжело раненную, когда шел бой за их деревню. Девочка с ребенком на руках и с двумя меньшими у трупа матери. Меньшие плачут. Маленький на руках плачет, видя, что все плачут. Девочка Анютка лет десяти-одиннадцати, с усталым и по-взрослому сердитым лицом, в рваных больших ботинках.

Стены русской избы оклеены немецкими газетами, журналами, плакатами. «Каким сложным впечатлениям подвержена душа ребенка, глядящего на эти картинки!» — восклицает автор книги «Родина и чужбина».

Армейского сапожника «сынишка сидит сиротою // С немецкой гармошкой губной // на чьей-то холодной печи...».

«В пилотке мальчик босоногий // С худым заплечным узелком», уставший отвечать на одни и те же вопросы взрослых: «— Ну, сирота. — И тотчас: — Дядя, ты лучше дал бы прикурить».

И конечно, самый памятный для нас с детства, самый первый для нас бесстрашный герой Твардовского «лет десяти–двенадцати, когда

Огонь врага был страшен,
.......................................................................
И вдруг к машине подбежал
                                                  парнишка:
— Товарищ командир, товарищ
                                                  командир!
Я знаю, где их пушка. Я разведал...
Я подползал, они вон там, в саду...
— Да где же, где?.. — А дайте я поеду
На танке с вами. Прямо приведу.

Для скольких тысяч мальчишек и девчонок военного и послевоенного времени этот юный безымянный герой стал примером мужества, чести и отваги:

Стоит парнишка — мины, пули
                                                         свищут,
И только рубашонка пузырем.

В Лиозненском районе около ста детей замучено, сожжено, расстреляно, угнано в концлагеря, десятки детей наравне со взрослыми сражались с фашистами в партизанских отрядах. Один из них, Володя Кострицкий, попал в руки гитлеровцев. Они пытали его, страшно мучили, допытываясь об остальных оставшихся в живых партизанах, но ничего не добились от мальчика. Он никого не выдал. Когда позднее уже друзья Володи вышли из болота, они увидели жуткое: руки у него были вывернуты, глаза выколоты, тело изрезано ножами, исколото штыками и пробито многими пулями.

И что знаменательно: как бы ни издевались фашисты над юными мстителями, они никогда никого не выдавали. Среди детей предателей не было.

Не прошел Твардовский и мимо трагедии семьи организатора партизанского движения на Витебщине — Миная Филипповича Шмырёва. Имя батьки Миная наводило ужас на фашистов. Уже осенью 1941 года оккупанты объявили, что устанавливается награда в 100 тысяч марок тому, кто поможет поймать «главного белорусского партизана». Предателей не нашлось. И тогда фашисты пошли на неслыханную подлость — захватили в заложники четверых детей Миная Шмырёва, рассчитывая, что вынудят его явиться с повинной. Таковы были условия освобождения детей.

Родительский долг и долг перед Родиной, народом, поставленные на одну доску, терзали душу Миная.

Про мужество и трагедию семьи Миная Филипповича Твардовский написал в книге «Родина и чужбина». А его друг по перу белорусский поэт-фронтовик Аркадий Кулешов написал «Балладу о четырех заложниках». В русском вольном переводе звучит она так:

Их ведут по ржаной тропинке.
Четверых. Под конвоем. Из дому.
Четырнадцать —
Старшей девчушке,
Три года мальчишке малышу...
Их солдат к стене приставляет,
Целит палач в льняные головы,
Начинает с сына Миная. Выстрел.
Упал мальчишка трехлетний...
Палач опять пистолет поднимает...
На стене заложников тени...
Вот и всё. Перед батькой Минаем
Станьте, все отцы, на колени.

Обратимся к главе «Перед боем» поэмы «Василий Тёркин». Командир с небольшим сборным отрядом окруженцев пробирается к фронту. По пути его родная деревня. Ну как тут не навестить свою семью, оказавшуюся в фашистской оккупации?

А пришли туда мы поздно,
И задами, коноплей,
Осторожный и серьезный,
Вел он всех к себе домой.

Для жены, уже не чаявшей видеть мужа живым, это все-таки праздник:

Дети спят. Жена хлопочет.
В горький, грустный праздник свой.

Но вот наступает утро — приближается момент встречи детей с отцом, момент радостного, казалось бы, узнавания:

А под свет проснулись дети,
Поглядят — пришел отец.
Поглядят — бойцы чужие,
Ружья разные, ремни.

Детям стало ясно: это не регулярное воинское подразделение, идущее на боевое задание, а несчастные окруженцы, каких уже немало прошло через их деревню, и среди них — родной отец...

И заплакали ребята.
И подумать было тут:
Может, нынче в эту хату
Немцы с ружьями войдут...
И доныне плач тот детский
В ранний час лихого дня
С той немецкой, с той зарецкой
Стороны зовет меня.

Василию Тёркину, столь легко, казалось бы, переносящему все тяготы и невзгоды военной жизни, детские слезы глубоко запали в душу...

Я б мечтал не ради славы
Перед утром боевым,
Я б желал на берег правый,
Бой пройдя, вступить живым.

А по пути на запад вновь зайти в знакомый дом, поклониться матери этих детей, «доброй женщине простой».

Про хозяина ли спросит, —
«Полагаю — жив, здоров».
Взять топор, шинелку сбросить,
Нарубить хозяйке дров.

Есть еще одна глава в этой поэме, раскрывающая трагедию солдата-сироты, гибель его семьи, гибель единственного ребенка.

А у нашего солдата, —
Хоть сейчас войне отбой, —
Ни окошка нет, ни хаты,
Ни хозяйки, хоть женатый,
Ни сынка, а был, ребята, —
Рисовал дома с трубой...

Через много лет после войны поэт А.Жигулин принес Твардовскому стихотворение, кончавшееся словами:

Я сам теперь не верю в слезы,
Я верю в мужество людей.

Твардовский посоветовал: «Перепишите конец! Сделайте его теплее, тоньше, человечнее. Зачем эта твердокаменность — “не верю в слезы”? Слезам тоже нужно верить!»

На четвертом году войны А.Т. Твардовский написал стихотворение-обвинение «Возмездие»:

Проси у тех, кого ты сжег,
Зарыл в земле живыми, —
Не шевельнется ли песок,
Притоптанный над ними?
Проси у тех, кому велел
Самим копать могилу,
Проси у тех, кого раздел
В предсмертный час постылый.
Проси у девочки у той,
Что, в дула ружей глядя,
Спросила с детской простотой:
— Чулочки тоже, дядя? —
У той, худое тельце чье
У края рва поставил.
Проси пощады у нее,
А мы щадить не вправе.

Дети в произведениях Твардовского, какую бы степень тяжести военного лихолетья они на себе ни несли, все они — участники Великой Отечественной войны. Почти не осталось живых свидетелей и участников войны, и новым поколениям не от кого узнать всю истину о ней. Но останутся произведения выдающегося поэта и писателя, фронтовика — Александра Трифоновича Твардовского.

Великий, талантливый, правдивый и честный человек, он оставил всем нам заповедь от мира сего:

Не лгать.
Не трусить.
Верным быть народу.
Любить родную землю-мать,
Чтоб за нее в огонь и в воду.
А если —
То и жизнь отдать.

Таким жизненным и непоколебимым было его писательское кредо.