Искусство страдания

Почему-то сейчас очень мало стало появляться хороших стихов. Таких, чтоб хотелось завернуться в теплый плед и читать их весь вечер — на одном дыхании, а по окончании литературного вечера в голове прокручивать мелодию — мотив как будто бы знакомой песни, навеянной стихами, — песни души поэта.

Он удивительный, Антон Васильев. И вроде не наивный подросток, но столько света, веры, любви в его стихах. Много печали, но все это, как говорил Пушкин, «светлая печаль». Он способен раскрасить красками рифм будни современности и превратить их в настоящую сказку. Его стихи словно написаны улыбкой и омыты слезами на ладонях, которые поэт распахивает миру, и летят слова сквозь воздушные стихии в поисках адресата, так сказал и сам поэт: «Это крылья, а не листы!»

Поэзия Антона Васильева имеет свой голос, который невозможно спутать. Звонкий, задористый тембр воспевает русскую природу (ну кто еще сегодня способен на это!), он не желает вставать в строй жильцов каменных джунглей. Словно маленький ребенок, герой не утратил «Способность радоваться ветру, / Небесных стран голубизне / И принимать душой на веру / Их откровения ко мне...» («Остановка»), он упорно не хочет видеть серость мегаполиса и раскрашивает мир фантазией: «Акварелью — сполохи в небе над районом, / Голубеет марево, розовеет высь...» («Сполохи»). Настолько сильно его чувство любви к природе, что герой тянется вовсе не в невиданные миры, а к земле — упасть в траву «...и травою белою тихо зарастать», чтобы воссоединиться с чем-то давно утерянным...

Нет в его поэзии какого-то надрыва, накала страстей, герой страдает, но изнутри, постоянно подшучивая над своей тоской и даже кокетничая. Его печаль — это не вопль отчаяния, а улыбка на губах у старого мудреца: «И тоска моя стала не в моде, / Не поют нынче песни — орут, / Я забыл наше прошлое вроде, / но меня и таким не берут» («На бешеных конях»), хохотуна: «Мне готовиться надо к концу бы / Так сложившейся плохо судьбы, / Класть на полку железные зубы / И смиряться без всякой борьбы, / Подводить под чертою итоги, / Завещанье идти заверять...» («Владимирский тракт»), сатирика: «“Жизнь прожита!” — она сказала, / Мою в виду имея жизнь. / Под сводом Курского вокзала / Случился этот катаклизм» («Эльмира») и, наконец, задиры: «И давление подскочило, поднялась температура, значит, все еще я мужчина, ну а Нюра, простите, дура» («Мария Каллас»). Лирический герой Антона Васильева часто тоскует в одиночестве об ускользающей жизни и ушедшем прошлом, вспоминая, какой же раньше красавицей была Москва, как же громко в детстве он смеялся, катаясь на велосипеде, но и здесь не обошлось без иронии: «Жалко, что сегодня не сажают, / Не берут из дома по ночам / И не бьют в дороге, не пытают, / Поднося донос к твоим очам. <...> Так бы было счастливо, однако, / Что тебя сегодня не берут... / Каждый день — уныло одинаков, / Разве что — покажут про Бейрут» («Пенсионер»).

В сборнике стихов с грустным названием «Пока мы здесь» скрывается многоженство сильных слов и образов. К примеру, в стихотворении с весенним названием «Букет» фигурируют искусственные цветы: «И плачут веточки берез / Над неухоженной могилой... / Как много в мире этом слез, / Как мало слов для мамы милой!» Дорога жизни как листвой усыпана грехами, слезой наполненные лужи, между людьми — распятое расстояние, обессиленный герой «прозрачен, как весеннее облако», плачущее дождем стекло, разливающаяся печаль по инею окон и уходящий в небо потолок в пустой квартире.

Печаль одиночества гложет сердце, и боль рождает самые важные слова:

Почувствовать себя неодиноким
В большой стране полуденных
снегов —
Иначе невозможно нам, двуногим,
Как взяв пример смирения с Него.
Отбушевав греховными страстями,
К истоку света сердцем припадем
И станем пить и лить его горстями,
Очами устремляясь на подъем!

(«Один в лесу»)

Магистральная тема нового сборника стихов Васильева — скоротечность жизни, что и подчеркивается в названии этим на взгляд неярким наречием «пока», содержащем слезы печали. Героя часто душит одиночество, но одиночество Васильева — это не демон Лермонтова, коим он упивается, а скорее вынужденность, ведь потому предательски молчит телефон, что столько друзей уходит из жизни, закрывая плотно за собой дверь. Ощущая бег времени, сожалея и трепеща, герой отмечает, как скоро «Уходит день в позавчера, / Восход течет в архив, / Вчера кричали мы “ура”, / Сегодня — слышно хрип» («Хрип»). Так быстро и незаметно для человека июль превращается в апрель, а настоящий день — в прошлое. Смертность человеческой природы невозможно преобразовать, ибо закон жизни установлен высшими силами, которые не под силу людям. Человеческая конечность — главный страх любого жильца, наш рок, а потому день рождения с этой точки зрения — еще один шаг к смерти: «Нас каждый час к развязке приближает, / И каждый вдох торопит этот миг, / В часах судьбы — единственное — тает, / Но словно бы того не видим мы» («Время»). Необратимое время ни на миг не остановить, оно стремится к финальной точке, к конечной станции своего пути: «Наша жизнь пронесется, как поезд, / Растворится последний вагон, / Нашей жизни печальная повесть / Устремится в забвенья огонь...» («Наша жизнь пронесется, как поезд...») Однако фатальный исход жизни умножает значимость человека во сто крат, ведь жизнь нельзя воскресить, перезапустить, обратить, жизнь — одна, а значит, и каждый прожитый день необыкновенно ценен и уникален, ведь другого такого не будет.

Тем не менее среди сотен грустных мыслей всегда есть два-три слова, в которых заключены вера в счастье и желание жить:

Я жить еще хочу, оно еще возможно,
В пороховницах порох все еще,
а не песок,
Как лист осиновый, душа дрожит
тревожно,
Но не березовый струит по жилам
алый сок

(«Высокий штиль»)

Страдание — это ведь искусство, когда дух уносится в пространства рассуждений и эстетически наслаждается трагедией, когда душа ходит по лезвию ножа, на грани отчаяния, но сохранить баланс, не сойти с ума, не упасть в пучину уныния — великое мастерство. Для этого надо иметь христианское отношение к жизни и видеть свет или, как герой Антона Сергеевича, уметь черпать душевные силы из соприкосновения с природой:

Когда тоска крестом ломает плечи
И догоняет сотворенный грех,
Я утишаю собственные речи
И слышу ваш счастливый в прошлом
смех.
Когда во снах я вижу образ правды
И постигаю, где я был не прав, —
Стелюсь под светом на полу, как
травы
Под ветром стелятся, стоять устав.

(«Когда тоска крестом ломает плечи...»)

Антон Васильев обладает уникальной способностью в своих стихотворениях смешивать современный мир высоких технологий с бесконечными проводами, виртуальными компьютерными мирами, абсолютно непривлекательным бытовым миром чайников, лампочек и вилок с миром волшебным, причем волшебство возникает именно благодаря этой контрарной полюсности — интерференции в мир обывательский фантастического видения. Что может быть более очаровательным: «Залетают в окно бабочки, / Пропорхают и вылетят вон, / Сиротливо твои тапочки / Под открытым пылятся окном. / Зажигаются вновь звездочки, И гитара бренчит в гаражах, / В напоенном грозой воздухе / Тень улыбки твоей хороша» («Бабочки»).

В принципе в поэзии Васильева преобладают радужные цвета, слова словно источают свет и тепло. Они очень личные, эти стихи, очень лиричные, словно в каждом стихотворении заключена частичка души автора. Открывая книгу с черной обложкой, вы точно берете в руки чей-то забытый ежедневник. Иллюстрации книги — это сканированное изображение со страниц настоящего дневника поэта, оттого еще сильней эффект наложения личности читателя на личность автора. Каждая строфа — каждая страница рассказывает о пережитом дне, о мучающих переживаниях или же о каком-то смешном случае, записанном с улицы.

Искусство страдания подарило поэзии Антона Васильева безграничную любовь к земной жизни, научило ценить простые человеческие будни, радости и печали. «Чем же пишут поэты поэмы свои? / Страхом смерти, мой друг, и земною любовью / И еще — золотым, словно солнце, аи» («Листопад»).

Так и в его поэзии страх соседствует с искристым шампанским счастья, а сокровенные слова о самых интимных переживаниях говорятся под звон бокалов.

Стихи Антона Сергеевича пропитаны желанием чудес и раскрашивают серость обыденности. Векторы тем все обращены к добру, правде и справедливости — по этим стандартам автор призывает упорядочить свои собственные жизни, причем это не назидание, а скорее дружеский совет. Поэт опечален современной тенденцией к бегству в виртуальные миры и потому так красочно описывает жизнь реальную, природную, душистую, в надежде, что читатели вслед за строками стихотворений унесутся прочь из городской клетки в лес, ступать по тропинкам и вдыхать запахи трав.