По горячим кровавым следам

Есть у истории особенная сила — сила притяжения через поколения, через века. Идешь иногда по пыльной дороге, мчишься по скоростной магистрали — и, сколько бы долей секунды, сколько бы времени для пристального или быстротечного, иногда непроизвольного взгляда у тебя ни было, в глаза, как будто вспышки, через монументы и скромные обелиски врезаются вчерашние времена. Есть сила у этих обелисков, иногда очень скромных адресных памяток. Та сила, что слезу наворачивает. А иных заводит в бешеный ритм сумасшествия, заставляя словами и действиями крушить памятники. Та сила, что заставляет что-то делать... Даже мысли, когда склоняешь голову к этим обелискам, совсем иные, чем в повседневной жизни.

Меня тянет к этим обелискам, множество из которых знакомо с самого раннего детства. Рядом с моей родной Затитовой Слободой, на Пуховщине в Минской области, самые что ни на есть партизанские леса. А в соседней лесной деревушке Березянке, которой сегодня уже и на карте нет, фашисты сожгли вместе с другими жителями и мою родню.

Путешествуя по родным местам, всегда держу в памяти и адреса дорог военного времени. В родном Пуховичском районе к партизанским «памяткам» добавляются Узляны, где на небольшой высотке одна артиллерийская батарея сражалась с целым фашистским соединением, вырывавшимся из Бобруйского котла летом 1944 года. Несколько солдат и командиров артиллерийского подразделения были затем удостоены звания Героя Советского Союза... Обязательно останавливаюсь на мосту через Свислочь у деревни Пуховичи. Здесь хватило лиха и в июне 1941 года, и в 1944-м... И так сложилось, что в своем, близком мне по душе краеведческом поиске стараюсь открыть имена писателей России, фронтовиков и партизан, которые прошли, пропахали белорусские стежки-дорожки в те далекие грозные годы... Иногда сталкиваюсь с памятью об именах не очень известных, полузабытых... Но ведь всем им, военным поэтам, военным корреспондентам, мы и через десятилетия одинаково благодарны. Их ратные труды и их слова, рожденные в Великую Отечественную или после, — наш оберег, страницы и судьбы, которые нельзя забыть...

Из российских писателей на Минщине в Великую Отечественную воевал прозаик, публицист Герой Советского Союза Антон Петрович Бринский (1906–1981). Беларусь будущему герою была знакома еще со времен похода Красной армии в Западную Беларусь в сентябре 1939 года. А начало Великой Отечественной войны Антон Бринский встретил возле Белостока, в то время областного центра Западной Беларуси. На должности комиссара 59-го разведывательного батальона 2-й Краснознаменной стрелковой дивизии имени М.В. Фрунзе 1-го стрелкового корпуса 10-й армии Западного фронта. В первый бой с противником вступил 22 июня, защищая крепость Осовец. Вместе со всеми отступал. В составе группы легендарного генерала Болдина участвовал в попытке отбить уже занятый фашистами Минск. Попал в окружение. Вместе с группой бойцов в составе 18 человек ушел в лес. В октябре присоединился к отряду десантников из Главного разведуправления Генштаба РККА под командованием Г.М. Линькова. Листаю сегодня книги А.Бринского «По ту сторону фронта», «Мальчик в клетчатой кепке», «Партизанский курьер», «Боевые спутники мои», «Безусая команда», «Девчонка из Марьиной Рощи», «Моя Андреевка», «О друзьях-товарищах» и вижу, ощущаю сопричастность с родными, знакомыми и мне местами. Удивляюсь мужеству и находчивости автора, его боевых товарищей, местных жителей, которые активно помогали разведчикам приближать миг Великой Победы... Удивляюсь памяти и восхищаюсь душевной теплоте, с какой Антон Петрович рассказывает о белорусах, людях, без которых и им, лесным мстителям, пришлось бы нелегко.

Антон Бринский партизанил не только на Минщине. В мае 1942 года отряд под его командованием прошел рейдом 600 км по тылам врага в местах с развитой сетью железных дорог. В треугольнике Пинск — Барановичи — Лунинец развернул широкую диверсионную работу. Через какое-то время за «образцовую организацию» диверсий А.Бринский был награжден орденом Ленина. Всего по тылам врага разведчики под руководством геройского командира совершили десятки рейдов, организовали около 5000 диверсий, пустили под откос свыше 800 эшелонов, сожгли более 500 автомашин, 73 танка, взорвали около 100 мостов... Так что в своих произведениях писателю-разведчику было о чем рассказывать. Среди боевых наград полковника Антона Петровича Бринского — три ордена Ленина, ордена Красного Знамени, Красной Звезды, серебряный «Крест Грюнвальда» (Польская Народная Республика), боевые медали. В 1961 году разведчика приняли в Союз журналистов СССР, в 1968-м — в Союз писателей СССР. В Нижнем Новгороде на одном из домов по улице Бринского установлена мемориальная доска в честь героя и писателя.

На 1-м Белорусском фронте служил военным корреспондентом русский писатель Василий Семенович Гроссман (1905–1964). Мы знаем его как автора романа «Жизнь и судьба», повести «Народ бессмертен» (написал произведение еще в 1942 году), публицистических книг «Сталинградские очерки», «Годы войны»... Связь с Беларусью, минскими военными адресами у Василия Гроссмана и через «Черную книгу», сборник документальных свидетельств о Холокосте, которые он собирал вместе с Ильей Эренбургом... Среди боевых наград подполковника Василия Гроссмана — ордена Красного Знамени, Красной Звезды, медаль «За оборону Сталинграда», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина».

Самый «младший из поэтов фронтового поколения» Сергей Давыдович Давыдов (1928–2001) родился в селе Шебалине Ойротской автономной области. Российский поэт, прозаик, переводчик, сценарист. Младшим сержантом участвовал в Великую Отечественную в боях в Беларуси. Автор книг «Приди к огню», «Путаный след», «Набережная», «Встречный взгляд», «Санаторий доктора Волкова», «Рождение весны», «Запах весны», «Музыка света», «Ленинградец душой и родом», «С жизнью наедине», «Суровый праздник»... Кстати, Сергей Давыдов вместе с О.Шестинским и Г.Казанским написал сценарий художественного фильма «Ижорский батальон» (1972).

Среди писателей, освобождавших Беларусь от немецко-фашистских захватчиков, — эрзянский и русский поэт Григорий Петрович Агейкин (1924–2007). Родился в селе Кочкурове (сейчас районный центр одноименного района) Мордовии. На фронт ушел в 1941 году. Служил в разведке. Участвовал в боях с фашистами на Смоленщине, на Украине и в Беларуси. Награжден орденами Красного Знамени и Отечественной войны 2-й степени. На родину вернулся в 1947 году, демобилизовавшись из рядов Советской армии. Автор около десяти книг прозы.

Еще одно литературное имя, сопричастное с Беларусью военного времени, — публицист, прозаик, фронтовой корреспондент Михаил Андреевич Андриасов (1914–1984). Родился в Ростовской области. Печататься начал очень рано — еще в 1925 году. В 1936 году был призван в РККА. Во время Великой Отечественной войны — специальный корреспондент фронтовой газеты «Боец РККА». Участвовал в боях на 2-м Белорусском фронте. Автор книг «Шесть дней» (документальная повесть о батальоне Г.Мадояна неоднократно переиздавалась), «Автомат Юры Тарасова», «Господствующая высота», «Легенда о золотом коне», «Придонская быль», «Сын солдата», «Племя отважных», «Штурм ледяного вала», «На донской земле», «Молодость наша опаленная»... Многие их страницы и о Беларуси фронтовой. Ратный труд военного корреспондента Михаила Андриасова был отмечен медалью «За отвагу»...

До войны будущий литературовед, журналист, театральный критик Леонид Николаевич Афонин (1918–1975) учился в Московском институте философии, литературы и истории. В 1938 году был арестован по обвинению в создании и участии в «Орловской контрреволюционной организации». На суде молодого человека — редкий случай! — оправдали. С 1942 года Леонид Афонин — на фронте. Освобождал от фашистов Смоленщину, Беларусь. Служил стрелком, связистом, ответственным секретарем дивизионной газеты. Войну закончил на Эльбе в звании майора. После Великой Отечественной Леонид Афонин жил в Орле, написал немало книг по литературному краеведению Орловщины, о писателях, связанных с этим краем: «Леонид Андреев», «Памятные места Орла в гравюрах Ал. Мищенко», «Повесть об Орловском театре», «На родине Тургенева», «Орловская тема в творчестве Леонида Андреева», «Наш земляк Михаил Пришвин», «Рассказы литературоведа»... Среди боевых наград участника боев в Беларуси — ордена Красной Звезды, Отечественной войны 2-й степени, медаль «За боевые заслуги». Имя заслуженного работника культуры РСФСР Леонида Афонина носит одна из улиц Орла.

Российский писатель и сценарист Овидий Александрович Горчаков (1924–2000) оставил в истории свой след и как военный разведчик. Родился будущий писатель в Одессе, а детство частично провел в Нью-Йорке, где работал его отец — руководителем отделения агентства «Интурист». Вместе с отцом Овидий жил и в Великобритании. Хорошо выучил английский язык. И когда началась Великая Отечественная война, конечно же место молодому человеку определили в разведке. Сначала Овидий служил разведчиком разведотдела штаба Западного фронта. Затем — командиром спецразведгруппы разведотдела штаба 1-го Белорусского фронта. Говорят, что именно Овидий Горчаков стал прототипом майора Вихря — героя повести Юлиана Семенова «Майор Вихрь». Совместно с польским писателем Я.Пшимановским написал повесть «Вызываем огонь на себя» и одноименный сценарий четырехсерийного телефильма. Овидий Горчаков — автор книг «В головном дозоре РККА», «Страницы большой жизни», «Командарм невидимого фронта», «Судьба командарма невидимого фронта», «Он с живыми в строю», «Внимание: чудо-мина!», «“Максим” не выходит на связь», «Лебединая песня», «Он же капрал Вудсток», «Хранить вечно», «От Арденн до Берлина», «Лебеди не изменяют», «Я живу средь Клетнянского леса». Боевые награды Овидия Горчакова — ордена Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды, «За воинскую доблесть» (Польская Народная Республика).

Белорусскими стежками-дорожками прошагал в Великую Отечественную и поэт и переводчик Георгий Моисеевич Александров (1914–1990). В 1938 году Георгий окончил 1-й Московский медицинский институт. На фронте — в составе различных медсанбатов. Командир взвода, ординатор, ведущий хирург. Награжден орденом Красной Звезды, медалями. Первые стихотворения опубликовал в альманахе «Смоленск» в 1944 году. Переводил стихотворения Эмиля Верхарна. Больше известен как переводчик индонезийских поэтов, среди них — особенно Амарзана Хамида Исмаила. Член Союза писателей СССР с 1974 года.

Павел Андреевич Бляхин (1886–1961) — активный участник революционного движения и Гражданской войны. Родился в Саратовской губернии. В РСДРП вступил в 1903 году. Печатал и распространял листовки. Жил в Баку, работал переплетчиком. Организовывал социал-демократические кружки на нефтяных промыслах. Был агитатором и боевиком-дружинником. С 1905 года — в Москве. Участвовал в Декабрьском вооруженном восстании. Осенью 1907 года вошел в состав Московского комитета РСДРП. Вскоре был арестован и сослан на три года. С ноября 1911 года — в политической ссылке в Вологодской области. В ноябре 1913 года перешел на нелегальное положение. Февральская революция застала Павла Бляхина в Баку. В мае 1917 года революционер уже в Костроме. Вскоре его избирают председателем Костромского губернского совета. В 1918–1920 годах он председатель Костромского горисполкома и губисполкома. В 20-е годы П.Бляхин пишет повесть «Красные дьяволята». Позже по книге поставят одноименный фильм. Уже после смерти автора будет и новая экранизация по мотивам «Красных дьяволят» — фильм «Неуловимые мстители». До 1941 года П.Бляхин на разных ответственных участках партийной и государственной работы. В июле 1941 года пятидесятичетырехлетний Павел Андреевич уходит на фронт рядовым красноармейцем. В составе дивизии народного ополчения сражается на Западном фронте. Роту, в которой воевал П.Бляхин, называли писательской. Рядом с ветераном сражались и уроженец Могилёва — автор повести «Дикая собака Динго» Рувим Фраерман, Степан Злобин, Александр Бек и другие литераторы. Затем Павел Бляхин в газете 49-й армии, с апреля 1943-го по январь 1945 года — спецкор армейской газеты 61-й армии Западного, 2-го и 3-го Белорусского фронтов. За годы войны литератор опубликовал более 60 очерков и рассказов, многие из которых — о событиях на белорусской земле. После Великой Отечественной войны Павел Бляхин создал автобиографическую трилогию, посвященную событиям Первой русской революции, — «На рассвете» (1955), «Москва в огне» (1956), «Дни мятежные» (1959). Награды военного корреспондента за ратный труд — ордена Красной Звезды, Отечественной войны 1-й степени, медали «За боевые заслуги», «За оборону Москвы». Именем Бляхина названа улица в Костроме.

Из биографии русского прозаика Евгения Осиповича Белянкина (1924–2006), родившегося в Саратовской губернии: «...из Зубрилова юношей пошел на войну. Первый бой принял под Минском в Беларуси командиром пулеметного взвода. В составе гвардейской дивизии освобождал Польшу, Восточную Пруссию. Штурмовал Кёнигсберг. Дважды был ранен, но возвращался на фронт. Награжден орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, орденом Красной Звезды, медалью “За взятие Кёнигсберга”...» Воевал Евгений Белянкин во 2-й стрелковой дивизии на 3-м Белорусском фронте... В 1958 году вышел в свет роман вчерашнего фронтовика «Вислый камень». В 1959 году Евгения Белянкина приняли в Союз писателей СССР. Высокую оценку роману дал Михаил Шолохов. Евгений Белянкин и автор многих других произведений: «Империя контрабандистов», «Застава», «Женщина с историей», «Девятый вал», «Интимная жизнь элиты», «Тайная свадьба императора», «Блудный старец Гришка Распутин»... Сорок лет писатель работал над романом-эпопеей «Оборона Севастополя». Вот какую оценку дал этому произведению адмирал И.Касатонов: «Благодарю за личный вклад в дело становления государственности великой России». Критики, журналисты отмечали, что роман-эпопея «Оборона Севастополя» «по праву может быть поставлен в один ряд с военно-историческими произведениями Льва Толстого и Сергея Сергеева-Ценского».

Среди бойцов 3-го Белорусского фронта не раз в самых непростых ситуациях оказывался и поэт Александр Трифонович Твардовский, служивший в годы войны в газете «Красноармейская правда» (газета существует и поныне, называется ясно и понятно — «Белорусская военная газета»). Несколько лет назад в Москве проходила совместная коллегия двух военных ведомств — министерств обороны России и Беларуси. И каково же было удивление, когда на небольшой выставке главный редактор газеты «На страже Родины», которая выходит в Санкт-Петербурге, по советскому времени больше известная как газета Ленинградского военного округа, полковник Сергей Мартынкевич (белорус, из Бобруйска родом, выпускник отделения журналистики Львовского высшего военно-политического училища) рассказывал российским и белорусским военачальникам о том, что легендарный «Василий Тёркин» рождался на страницах именно их издания, а уже потом последующие главы «книги про бойца» печатались в газете «Красноармейская правда». Да, публикация о бойце, который и воевал отменно, и все, что требуется солдату, умел делать на славу, впервые появилась в газете «На страже Родины». Еще 30 ноября 1939 года это издание опубликовало стихотворение А.Твардовского «Час настал». А одно из стихотворений того времени было посвящено полевой кухне.

Дельный — что и говорить —
Был старик тот самый,
Что придумал суп варить
На колесах прямо!

Стихотворение «На привале» газета опубликовала 11 декабря 1939 года. Многие годы спустя Александр Трифонович в статье «Как был написан “Василий Тёркин”» будет вспоминать о том, что образ главного героя был придуман именно в 1939 году для юмористической рубрики в газете «На страже Родины».

Но пришла новая война. Еще более страшная, жестокая... Фронтовая газета «Красноармейская правда» еще больше сблизила великого русского поэта, уроженца близкой к Беларуси Смоленщины, с родиной Янки Купалы и Якуба Коласа, с родиной большого, душевного друга Твардовского — Аркадия Кулешова... Вместе с редакцией «Красноармейской правды» автор «Василия Тёркина» видел своими глазами освобождение Минска, писал об этом в своих статьях и очерках. Было среди других текстов и документальное повествование подполковника Александра Твардовского «Лявониха». Эмоциональный, наполненный душевными, сердечными переживаниями очерк поэта и воина...

«Вечером по дороге от Вильнюса к Минску пришлось менять скат. И едва замолчал мотор, как до слуха дошли звуки очень знакомой музыки. Получилось, что мы будто нарочно остановились возле этого домика на голом взгорке. Там играла гармонь, но не простая, а не иначе баян — по многоголосию и тонкой осложненности простого, совсем-совсем знакомого мотива. И играл, видимо, мастер своего дела.

Мы вслушались как раз в тот момент, когда он начал как бы нехотя, с этакой округлой раскачкой выводя мотив, обещая, однако, вот-вот взять иной темп — это угадывалось прежде, чем слух определил, что играют “Лявониху”, чудесную белорусскую плясовую. В вечернем воздухе, по-летнему чутком, она звучала с такой подмывающей и щемящей силой, что и водитель, уже поддомкративший задний мост, работал, стараясь не слишком греметь ключом.

“Ах, Лявониха, Лявониха моя...” — словно бы неслось оттуда, из домика, и казалось, это он сам, небольшой, четырехколонный, опрятный, весь звучал этой песней.

Ах, “Лявониха”! За каждым мотивом, слышанным когда-либо, как за каждым запахом цветка, целая бездна воспоминаний, лучшая половина жизни, а то и целая жизнь.

Ах, “Лявониха”! Впервые я слышал твой славный, ухарски-озорной и вместе с тем печально-нежный лад давным-давно, не только до войны, задолго до юности, в детстве, где-то в родных местах, куда его случаем занесло, может быть с каким-нибудь ярмарочным гармонистом. И пожалуй, он и тогда уж что-то напоминал мне, точно он вошел в мою душу безвестным путем еще раньше. Много позднее, в юности, когда мне случилось быть на одном из больших белорусских празднеств в столице республики — Минске, я вновь услышал его и увидел эту пляску на сцене большого концертного зала. Здесь уже я знал, что это “Лявониха”, и мотив ее еще глубже тронул меня. Прошло еще много лет, прошла молодость, прошло многое безвозвратно, только война не прошла еще, и вот где-то на границе Литвы и Белоруссии я слышу вдруг “Лявониху”. Нет, я еще ее где-то слыхал, не может быть, чтоб это за всю войну впервые...

Тут мы, вслушиваясь все бережнее и напряженнее, обмениваясь меж собой от волнения растерянными улыбками, явственно расслышали, что все убыстряющемуся темпу музыки вторит глухой, грубый, но согласованный стук и грохот пляски.

Мы с товарищами не выдержали и пошли к домику по стежке вверх, вдоль грядок с отцветавшим и уже вышедшим в головки маком. Чем ближе мы подходили, тем озорнее и нестерпимее заливался баян, сбивая с ног. Баянист ударялся вдруг в такие тонкие, петушиные верха и то вдруг “прорезывал” на асах, половицы дома тем часом отдавали все, что могли.

Дверь была настежь, всюду, даже в сенях, толпились женщины, девушки, много наших бойцов и два-три молоденьких офицера. Один из них, с трехэтажной нашивкой за ранения и орденом, плясал по кругу. Пилотка чудом держалась на его необыкновенно густой копне темно-русых волос с выцветшими от солнца чубами налево и направо. В паре с ним плясала девушка в военном. Широкие кирзовые голенища сапог свободно ходили вокруг ее стройных, хотя и довольно полных икр, а форменная юбка была в обтяжку. Но это не мешало ей плясать легко, с непринужденной игривостью, с настойчивым и неуступчивым вызовом по отношению к лейтенанту в пилотке. Пилотка у него уже вот-вот должна была упасть — такие он штуки выделывал — и все удерживалась, точно прихваченная к волосам шпилькой.

За многолюдьем круга не вдруг было рассмотреть, где же баянист. Он сидел на лавке спиной к столу, на котором была неубранная посуда, тихо позвякивающая и словно ходившая по столу в темпе пляски. Это был немного сонный парень с широким, здоровым лицом, на котором выражение сонливости и снисходительной важности становилось тем заметнее, чем лише и забористее он выводил виртуозные обороты плясовой.

А короткие загорелые пальцы бойца как будто и не торопились бегать по белым пуговицам, как будто они только следили за порядком, а играл сам баян — на то, мол, и инструмент такой дорогой.

И удивительно было, что при всеобщем внимании к той веселой и полной какого-то особого жара борьбе, что происходила на кругу, гулянка, неизвестно по какому поводу возникшая, гудела разнообразной, рассредоточенной по всем углам жизнью. Мне запомнилось особенно, как в полутьме, за кругом, под шум и грохот веселья один боец, увешанный медалями и значками, говорил что-то пожилому крестьянину, должно быть хозяину дома, не то поляку, не то белорусу. Ни одного слова я не слыхал из того, что он говорил, но жестикуляция его была так выразительна, что я наверняка знал, о чем он мог говорить. Вот он охватывает пространство перед собой обеими руками так жадно и решительно, что слушатель его подается назад. Потом ладонями рук делает загребающие, манящие движения — сюда, мол, сюда, — потом быстро сдвигает ладони клешнями и сводит их вместе, но не просто, а с видимым усилием. Затем быстро взбрасывает обе руки со сжатыми по-особому кулаками и торчком, торчком, с яростью месит то пространство, что он только что обозначил сведенными вместе руками... Это был не иначе обзор операции по окружению и уничтожению войск противника.

Но где же я еще на войне слыхал “Лявониху”?..

Вот баянист налегает грудью на свой горделивый инструмент и, чуть ли не хмурясь от важности, выводит что-то уж совсем небывалое, но как раз то, что нужно разгоряченному ходу пляски. Вдруг лейтенант взбрасывает головой, пилотка наконец валится с головы, едва зацепившись за чуб, — но нет, это он нарочно. Следующим, столь же ухарским движением головы он садит ее на место и, продолжая выделывать колено за коленом, прижимает руки к груди, кланяется, отступает, наталкиваясь спиной на тесно стоящих зрителей: “Весь, не могу больше...”

“Ага, руками, ногами и всей наступательной выходкой, — как бы говорит девушка, — ага, весь? Нет, держись, если взялся, воин”.

— Митя, не уступи! — подает кто-то отчаянный призыв из толпы, видя все это.

— Нет, боюсь, шов разойдется, — шутит, запыхавшись, лейтенант, все еще продолжая плясать.

И девушка с выражением ласкового и лукавого торжества на потном, раскрасневшемся лице и в больших серых влажных глазах начинает щадить его, тоже отступая и раскланиваясь на ходу...»

«Красноармейская правда», 1944 год, июль. «Лявониха»

В Смоленске есть памятник Александру Твардовскому и Василию Тёркину. В Москве, Смоленске, Балашихе, Воронеже, Волгограде, Новосибирске именем Александра Твардовского названы улицы. Наверное, улицы Твардовского должны появиться еще как минимум в трех городах — Минске и Калининграде, а еще во Ржеве... Кстати, 31 июля 1944 года подполковник Александр Твардовский был награжден орденом Отечественной войны 2-й степени. За написание двух поэм — «Дом у дороги» и «Василий Тёркин» и многочисленных очерков об освобождении белорусской земли от фашистских захватчиков.

Есть еще одна яркая писательская биография, не рассказать о которой в сопричастности с Минщиной военного времени просто нельзя. Всеволод Владимирович Саблин (1913–1952)...

Народ в ярме, земля в плену...
Позор и стыд молчать!
Твой долг — спасать детей, жену,
Отечество спасать!
Твой долг — с винтовкой за плечом
Скорей идти в леса,
С фашистским биться палачом
До смерти, до конца.
Народ, в ружье! Нельзя терпеть,
Нельзя рабами быть!
Уж лучше стоя умереть,
Чем на коленях жить.

Эти строки — из стихотворения русского поэта Всеволода Саблина «В ружье, белорусский народ!». Написано было это произведение в 1942 году. Всеволод Саблин партизанил в горелецких, птичанских лесах на Минщине. Во время Великой Отечественной войны Руденский подпольный райком КП(б)Б издал книгу его стихотворений «Мстители». Но обо всем по порядку. О судьбе партизанского литератора я узнал в школьном музее «Партизанская слава», созданном учителем истории и краеведом Сергеем Ивановичем Сипачем в 70-е годы в Горелецкой базовой школе. Сегодня уже и школы той нет, и общественный школьный музей превратился в филиал Пуховичского районного краеведческого музея, «центральный офис» которого находится в городе Марьина Горка на минско-могилевском порубежье... Сергей Иванович Сипач и сам партизанил в этих местах, и партизанские истории собирал, восстанавливал памятки изо дня в день с первых послевоенных лет. Переписывался с участниками партизанского движения, ездил на встречи к местам стоянок народных мстителей, наведывался в архивы, перелистал сотни, тысячи страниц разных документов. И одна из судеб, о которой и сейчас хранят память в скромном деревенском музее «Партизанская слава», — судьба Всеволода Владимировича Саблина.

Родился будущий писатель в Москве, в известной среди творческой интеллигенции семье. Отец писателя, Владимир Михайлович, был известен как издатель и переводчик. Дед, М.А. Саблин, был видным статистиком и общественным деятелем своего времени. С начала 70-х годов XIX столетия являлся одним из редакторов известной газеты «Русские ведомости». Родной брат М.Саблина, Николай Алексеевич Саблин, был революционером, входил в состав «Народной воли». В 1881 году участвовал в подготовке террористического акта — казни императора Александра... Когда Николая Саблина должны были арестовать, он застрелился.

В 1937 году будущий партизанский поэт с красным дипломом окончил Литературный институт имени М.Горького. А печататься молодой литератор начал еще в 1931 году: на страницах ежедневной газеты «Мотор» московского завода «Динамо». Тогда Всеволод еще работал слесарем. Что называется, изучал саму жизнь. С этого времени его стихотворения и очерки регулярно печатались в журналах «Смена», «Рост», в газетах «Труд», «Комсомольская правда», в других изданиях. В сборнике «Наша заявка», составителем которого выступил известный поэт Эдуард Багрицкий, были напечатаны стихотворения Вс. Саблина «Обязательство» и «Первый рапорт». В 1935 году молодой писатель с группой таких же юных коллег отправился в творческую командировку на Кавказ. Для сбора материалов по истории Гражданской войны, революционных событий. Поездка впечатлила. И в 1936 году — новая встреча с Кавказом. На этот раз — уже с целью более конкретной: собрать материалы для документального повествования о молодых годах, начале революционной судьбы Серго Орджоникидзе. Так родилась первая книга Всеволода Саблина — «Чрезвычайный комиссар» (1938). Повесть, посвященная Серго Орджоникидзе, имела ошеломляющий успех, выдержала 12 (!) изданий. Переведена была на английский и немецкий языки, а также на языки народов Советского Союза. В 1938 году выходит книга Вс. Саблина «Сын народа», также посвященная Серго Орджоникидзе.

В начале июля 1941 года Всеволод Саблин вступает в народное ополчение Москвы, в 4-ю Куйбышевскую дивизию. Вскоре после этого становится бойцом-пулеметчиком истребительного батальона НКВД Москвы. С января 1942-го Саблин воюет на Калининском фронте и является военным корреспондентом газеты 39-й армии «За Отчизну». В апреле 1942-го тяжелораненый Всеволод Владимирович попадает в плен... Через какое-то время писатель напишет очерк «Побег»: «...пытался бежать несколько раз, но все неудачно. Однажды выдала русская женщина, и я получил двадцать пять знаменитых “фюнф унд цванциг”, которые так хорошо известны каждому военнопленному. Другой раз я пытался уйти, захватив с собой немецкую трехверстную карту. На ней была намечена линия фронта под Ржевом. Меня поймали в землянке обер-лейтенанта в тот момент, когда я только что сорвал карту с гвоздя... Я сделал третью попытку и в третий раз был пойман немцами. Меня посадили в гестапо». Фактически случайность и помощь товарищей спасли Саблина от расстрела. Весной 1943 года немецкое командование приняло решение в срочном порядке строить авиационный аэродром под Бобруйском, на Могилевщине. Из разных лагерей отбирали пленных для работы на стройке. «7 мая 1943 года, — вспоминает Всеволод Саблин, — мы прибыли в Бобруйск. Нам приказали выгружаться, построили по три и погнали на восток от города — в сторону аэродрома». Новый лагерь пока что был «неустроен», бараки не были обнесены колючей проволокой. Вместе с несколькими товарищами Саблин разработал план побега и с помощью двух русских женщин — работниц соседнего кирпичного завода в ночь на 4 июля бежал из лагеря.

Вскоре после побега писатель становится бойцом партизанской бригады имени Пархоменко. О том, как воевал литератор, говорит его боевая характеристика, выданная ему секретарем Минского подпольного обкома партии: «На