При поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
119002, Москва, Арбат, 20
+7 (495) 691-71-10
+7 (495) 691-71-10
E-mail
priem@moskvam.ru
Адрес
119002, Москва, Арбат, 20
Режим работы
Пн. – Пт.: с 9:00 до 18:00
«Москва» — литературный журнал
Журнал
Книжная лавка
  • Журналы
  • Книги
Л.И. Бородин
Книгоноша
Приложения
Контакты
    «Москва» — литературный журнал
    Телефоны
    +7 (495) 691-71-10
    E-mail
    priem@moskvam.ru
    Адрес
    119002, Москва, Арбат, 20
    Режим работы
    Пн. – Пт.: с 9:00 до 18:00
    «Москва» — литературный журнал
    • Журнал
    • Книжная лавка
      • Назад
      • Книжная лавка
      • Журналы
      • Книги
    • Л.И. Бородин
    • Книгоноша
    • Приложения
    • Контакты
    • +7 (495) 691-71-10
      • Назад
      • Телефоны
      • +7 (495) 691-71-10
    • 119002, Москва, Арбат, 20
    • priem@moskvam.ru
    • Пн. – Пт.: с 9:00 до 18:00
    Главная
    Журнал Москва
    Культура
    После вавилонского столпотворения

    После вавилонского столпотворения

    Культура
    Январь 2023

    Об авторе

    Сергей Федякин

    Cергей Романович Федякин родился в 1954 году в Москве. Окончил Московский авиационный инс­титут и Литературный институт им. А.М. Горького. Кандидат филологических наук, доцент кафед­ры русской литературы XX века Литературного института. Автор книг «Русская литерату­ра конца XIX — начала XX века и эмиграции первой волны: Учебное по­собие для учителей» (1999, со­в­мест­но с П.В. Басинским), «Скря­бин» («ЖЗЛ», 2004), «Мусоргский» («ЖЗЛ», 2009), «Рахманинов» («ЖЗЛ», 2009) и др. Лауреат литературной премии Государственного академического Большого симфонического оркестра имени П.И. Чайковского в рамках юбилейного фестиваля «Вера, Надежда, Любовь…» (2005).

    Чтоб мне тебя понять —
                                                         
    на миг
    Я позабуду свой язык,
    Я повторю чужие сны
    (Свои привычки мне тесны).
    Нас губит зло привычных слов,
    Но в старом знаке — смысл нов,
    Когда почуешь свет иной
    Промеж людей: тобой и мной.
     

    «Другому как понять тебя?» — перевернув этот тютчевский вопрос, мы очертим стародавнюю проблему. Языки не вечны: рождаются, меняются, умирают. И литература стареет — из года в год, из столетия в столетие. Рано или поздно непонятным становится любое произведение («...и общей не уйдет судьбы»). Но ведь есть книги, отречься от которых — значит выйти за пределы человеческого.

    Человек мал, языков много. И — рождаются переложения: с иностранных, с мертвых, со своего древнего на свой нынешний. «Подлинники» — только для современников или для специалистов. Для остальных — комментарий и перевод (обречены на чтение переводов).

    На каком до жути маленьком островке культуры мы существуем! Многие ли могут прочесть «Слово» в подлиннике, ухватывая все детали и нюансы? Даже писатели начала XIX века, допушкинской поры, для нас не вполне «свои». И дай Бог хоть один язык знать в совершенстве! Но ведь ни подстрочник, ни обильные комментарии никогда не заменят самого художественного произведения.

    * * *

    Не делать ляпсусов, не переводить буквально («сломя голову» как «сломал себе голову»), чувствовать интонацию, ритмику, стиль. И — богатство словаря, свобода слова. Но это проблемы переводчика, проблемы низшего порядка. А сам перевод...

    Марина Цветаева. «Два лесных царя». Попытка сравнить все смысловые и ассоциативные связи, которые пробуждают в читателе совершенный подлинник и его совершенный «двойник».

    «Вещи равновелики. И совершенно разны. Два “Лесных Царя” <...> Две вариации на одну тему, два видения одной вещи, два свидетельства одного видения.

    Каждый вещь увидел из собственных глаз. Гёте, из черноты своих огненных — увидел, и мы с ним. Наше чувство за сновиденный срок Лесного Царя: как это отец не видит?

    Жуковский, из глади своих карих, добрых, разумных — не увидел, не увидели и мы с ним. Поверил в туман и ивы. Наше чувство в течение Лесного Царя: как это ребенок не видит, что это — ветлы?

    У Жуковского ребенок погибает от страха. У Гёте от Лесного Царя...»

    Высшая степень совершенства: «Лучше перевести нельзя», «вещи равновелики». И — разные произведения. Главная проблема перевода — пределы его точности. Перед переводчиком почти кантовская «вещь в себе», даже — «жизнь в себе», которую надо превратить в «жизнь для нас», где собственно художественный смысл произведения — за текстом («по ту сторону»). Почувствовать дыхание, пульс этого почти бесплотного существа — и родить его заново, в обличье других слов и понятий. Здесь-то и встают три «составные части» извечной муки перевода: как передать сферу реалий, особенности языка и образ мира писателя.

    * * *

    «Социосфера», «среда обитания», предметный мир произведения и проч. Чем экзотичнее мир подлинника, тем сильней головная боль переводчика. Сначала измучаешься, соображая, что объяснить в тексте, «незаметно», а что — убрать с глаз долой, в примечания.

    Комментарий внутри текста — не утяжелит ли произведение?

    Эти песни пели птицы
    На печальных диких тундрах,
    На болотах и равнинах:
    Читовейк, зуек, Шух-шух-га,
    Манг, нырок, гусь дикий, Вава,
    И угрюмый Мушкодаза.
     

    Комментарий, вынесенный вовне, не наполнит ли строки таинственными, непонятными словами и мифическими существами? (Но, может быть, и перевод будет короче и выразительней?)

    Эти песни пели птицы
    На болотах и на топях,
    В тундрах севера печальных:
    Читовейк их пел, Шух-шух-га,
    Вава, Манг и Мушкодаза.
     

    Бунин, слишком совершенный переводчик «Гайаваты», должен был страдать вдвойне: «какой вариант лучше?» Конечно, оба.

    * * *

    Но и мир менее экзотичный может содержать закавыки самые неожиданные, когда знакомый, обыденный предмет (какой-нибудь топор) в другом сознании воспринимается почти как символ. И вот питерец Даниил Гранин, таскавший приятеля из Праги по «раскольниковским местам» («Мы стояли в подворотне перед дворницкой, откуда из-под лавки Раскольникову блеснул топор...»), поражен догадкой: «Для меня то, что топор стоял в дворницкой, дело естественное. Печное отопление существовало до последних лет в большинстве ленинградских домов. Во дворах высились поленницы, с детства я привык пилить дрова, колоть, таскать их вязанками домой. Топор имелся в каждой квартире и, само собой, у дворников. В Праге же всегда топили углем, брикетами, как и в Лондоне и в других городах. Для Франтишека топор в дворницкой случайность, может, роковое стечение обстоятельств, в каком-то роде игра судьбы».

    Вещи не просто «заполнитель» пространства художественного произведения. Между ними — строгая иерархия. Ты и не знал, и не задумывался, просто жил в этом мире. И вдруг встречаешь иностранца. И ведь ходит рядом с тобой, разговаривает, и кажется — видит тот же мир. И вдруг — чуть-чуть не так поставленное слово, не вполне ясный жест, и — чувствуешь жутковатый привкус догадки: вот, можешь коснуться его рукой, а он живет в совершенно ином, «перевернутом» мире. Твой мир для него — чужой, и он воспринимает его по своему «образу и подобию». И — холодея от неожиданного вопроса — застываешь в растерянности: что, если и я тварный мир воспринимаю вовсе не по Творцу? Иностранцу я «свой мир» хоть объяснить могу (слова, жесты, комментарий в книге), но кто его объяснит мне самому?

    * * *

    И внутри языка — те же «иерархии», «сети ассоциаций», «смысловые корреляты». Осмеянный за чрезмерный консерватизм главный «шишковист» (А.С. Шишков) был замечательно чуток к тем деформациям смысла, которые производит дословный перевод: «toucher» во французском переведешь как «трогать», но «toucher le clavicin» перевести как «трогать клавикорды» — курам на смех. В России клавишные не «трогают», на них «играют».

    Различен не только «веер значений» слов, их «валентность» (способность к словосочетаниям) и пр. Различен сам взгляд на мир, сам образ мира, отразившийся в языках. Писать на английском, на японском, на русском — это и по-разному видеть, по-разному жить. (Неслучайно Набоков не просто «переводил» с английского на русский и с русского на английский свои произведения, но перевоплощал и пересоздавал их.)

    Кроме «языка вообще», есть и язык произведения. Он тоже живет по-своему, он тоже не хочет быть «как все»: он создает «образ произведения», его цвет, его запах, его вкус. Николай Любимов, рождая русскую «Госпожу Бовари», помнил и об одёжке. Флоберовский текст не чуждался провинциализмов (роман описывал «провинциальные нравы»). И, минуя очевидные расхождения, переводчик увидел: «Незачем придумывать вместо общепринятого и удобного слова “руль” какой-то экзотический термин, выисканный у Даля, хотя Флобер употребляет именно “областное” французское слово. Зато в пейзаже у меня можно найти “большак” и “зеленя”...»

    * * *

    Национальный образ мира «оседает» и в языке, и во всей «переводимой» культуре. Но существует и образ мира художника. Особенность его глаза, уха, его мышления. И ведь было замечено: в древние времена различия между авторами не так уж заметны (общий для людей того времени тип сознания), в новейшее время между современниками бывает труднее найти черты сходства. Различия между Туровским и Иларионом несомненны, но различия между Достоевским и Толстым — ошеломительны. Вздумай переводчик Туровского взяться за Илариона, ему не придется так «потеть», как переводчику Достоевского, который решил вдруг перевести Толстого: совсем другой мир.

    * * *

    «Совсем другой мир» — это вечно и неизбежно. Войти в текст, вжиться в произведение, почуять сокровенное: его свечение, его «нимб». И — перевоплощаясь — воплотить. Перевод — это и подлинник, и его толкование, и новое произведение (един в трех лицах).

    А подлинник? Даже если перевод — конгениален, смысл подлинника все равно недостижим. Потому-то произведения «вечные» и подчиняют переводчиков, снова и снова. И начинает звучать все многоголосие переложений — великих, замечательных, недурных...

    Горные вершины
    Спят во мгле ночной;
    Тихие долины
    Полны свежей мглой;
    Не пылит дорога,
    Не дрожат листы...
    Подожди немного,
    Отдохнешь и ты.
    (М.Лермонтов)

    Над высью горной
    Тишь...
    В листве уж черной
    Не ощутишь
    Ни дуновенья.
    В чаще затих полет...
    О подожди!.. Мгновенье —
    Тишь и тебя... возьмет.
    (И.Анненский)

    На всех вершинах
    Покой;
    В листве, в долинах
    Ни одной
    Не дрогнет черты;
    Птицы спят в молчаньи бора.
    Подожди только: скоро
    Уснешь и ты.
    (В.Брюсов)
     

    В этом многоголосии — более ощутим подлинник. И пусть смысл его неисчерпаем. Загадкой остается каждая «вечная» книга. Даже написанная на родном языке.

    * * *

    Наследие вавилонского «смешения языков». Но за этим — большее: нескончаемая мука понимания. С прикосновением к проблеме перевода вспыхивает догадка: само мгновение, когда «понял» — внезапно (открытие) и «божественно» («почуешь свет иной»), все пронизано интуицией — предчувствием откровения. Но... Народ не понимает правителей, правители не понимают своих задач. Не понимают друг друга страны, континенты — и просто люди: отцы и дети, начальники и подчиненные, случайные прохожие и неслучайные попутчики, авторы и рецензенты, автор и его герои.

    «Когда божественный глагол...» Как редко касается он человеческого уха и сознания. И всякий раз — все та же мука: один ум — другой ум — третий... И всякий раз, вступая в область слов, тянешься к Слову. Чтобы уже оттуда, с вершины, до которой не дотянется никакая вавилонская башня, снова «пролучился» смысл — уже в другие слова.

    Языки — подвижные зеркала. В каждом — свои причудливые изгибы, жесты. Но всякое зеркало оживает лишь тогда, когда в нем отразится совсем особый Лик. И в любую фразу придет ее подлинный смысл лишь в то мгновение, когда в ней затрепещет отблеск единственного Слова.

    1994, 2021

    • Комментарии
    Загрузка комментариев...
    Назад к списку
    Журнал
    Книжная лавка
    Л.И. Бородин
    Книгоноша
    Приложения
    Контакты
    Подписные индексы

    «Почта России» — П2211
    «Пресса России» — Э15612



    Информация на сайте предназначена для лиц старше 16 лет.
    Контакты
    +7 (495) 691-71-10
    +7 (495) 691-71-10
    E-mail
    priem@moskvam.ru
    Адрес
    119002, Москва, Арбат, 20
    Режим работы
    Пн. – Пт.: с 9:00 до 18:00
    priem@moskvam.ru
    119002, Москва, Арбат, 20
    Мы в соц. сетях
    © 1957-2024 Журнал «Москва»
    Свидетельство о регистрации № 554 от 29 декабря 1990 года Министерства печати Российской Федерации
    Политика конфиденциальности
    NORDSITE
    0 Корзина

    Ваша корзина пуста

    Исправить это просто: выберите в каталоге интересующий товар и нажмите кнопку «В корзину»
    Перейти в каталог