Притцкеровская премия

Естественные науки интернациональны в силу универсальности их языка и формализации достигнутых результатов благодаря языку цифр и установленных фактов. Но как найти общий знаменатель результативности в неестественных науках или тем более в искусстве? Если национальной науки просто не может быть, а национальное искусство, бесспорно, есть? И здесь встает вопрос о значении международных премий в этих областях деятельности человека, выступающих в роли рейтингового агентства.

И если не рейтинговое ранжирование в таком случае, какой смысл в международных премиях, а уж тем более какой единицей мерить «вклад» в искусство? Тем не менее известно, что сами писатели и художники, режиссеры и артисты, архитекторы не просто хотят премий, а международных премий — это вообще у многих в какуюто манию превращается. Разве можно встретить более­менее известного деятеля искусств, не удостоенного какой­либо премии? И дело не только в болезненном тщеславии, без допинга которого почти не бывает творцов. Есть и более важная вещь. Это не только личное достижение — это еще и национальный престиж.

1

В мире тысячи национальных (в Германии 139 только литературных премий!), сотни международных литературных и художественных премий. Самые престижные: Нобелевская по литературе, премии Вольфа, Киото, принца Астурийского, Бальцана, Императора Японии. Каждую из них присуждают по нескольким дисциплинам, включая архитектуру.

В архитектуре премий значительно меньше: Медаль имени Алвара Аалто, Золотая медаль ИАА (Института американских архитекторов), Золотой лев Венецианской биеннале, Международная премии недвижимости, международные архитектурные премии, учрежденные Чикагским Атенеумом — Музеем архитектуры и дизайна в Чикаго, а также Европейским центром архитектуры, искусства и дизайна.

Раньше у нас в области искусства и архитектуры были только государственные премии: Сталинская (переименованная в 1956 году в Ленинскую) и преемник Сталинской премии с 1966 года — Государственная премия СССР, премии Совета министров СССР и Совета министров РСФСР, Государственная премия РСФСР. А в 2004 году установлены три Государственные премии РФ в области литературы и искусства, но архитекторы такой премии еще не были удостоены.

Кроме государственных, за последние годы в России появились национальные архитектурные награды, как правило, учрежденные Союзом архитекторов: премии международного фестиваля «Зодчество» — Хрустальный Дедал и премия Владимира Татлина, ряд других премий: Элитарх, имени Сергея Киселева «Репутация», премии Ивана Леонидова и Эхо Леонидова, смотр­конкурс «Золотое сечение», Архип, Дом года, международного фестиваля дизайна и архитектуры «Евразийская премия», международного конкурса «Архитектурная премия»...

Нобель, как известно, не удостоил архитекторов своей премии, как, впрочем, и другие виды искусств, кроме литературы. Но есть премия Притцкера, носящая в корпоративном сообществе неофициальное название архитектурной Нобелевки, — равная или почти равная шведской награде по престижности. Интересно, что основателями главного приза в области современного зодчества стали выходцы из Украины — Абрахам Николас Притцкер (1896–1986), сын киевского еврея, эмигрировавшего в 1881 году в Чикаго, первый успешный бизнесмен в династии Притцкеров. Среди многочисленных успехов Абрахама Николаса и учреждение всемирной сети отелей «Хайятт». В Москве она отметилась пятизвездочной гостиницей «Арарат Парк Хайятт» на Неглинной, на том месте, где стояла гостиница «Армения» с рестораном и кафе «Арарат». За счет фонда сети и вручается премия, основанная в 1979 году одним из трех сыновей, Джеем Притцкером. Наследникам династии остается только продолжать ее холить и лелеять. Безусловно, премия глобального масштаба могла исходить только из США. будь такая премия из Франции или Италии, она априори носила бы региональный характер, как учрежденная в СССР Международная Ленинская премия «За укрепление мира между народами» в противовес Нобелевской премии мира.

Официальное присуждение Притцкеровской премии лауреатам происходит обычно в конце мая на церемонии, проводимой в значимых с точки зрения архитектуры местах. В этом году награждение А.Аравены, лауреата 2016 года, прошло 4 апреля в штабквартире ООН. Поскольку Притцкеровская премия приравнивается к Нобелевской, то и многие процедуры награждения ею взяты с Нобелевской премии. Лауреаты получают грант на 100 тысяч долларов (в десять раз меньше Нобелевской), формальное свидетельство, и до 1987 года выдавалась статуэтка работы Генри Мура (1898–1986), а после его смерти бронзовая медаль; на одной ее стороне название приза, на другой — три извечных принципа римского архитектора Витрувия: «Польза — Прочность — Красота». Все это, конечно, скромнее: вместо впечатляющего миллиона Нобеля — сто тысяч, вместо королевской академии — группа приглашенных экспертов. Однако именно подборка этой группы и соответствующий пиар создали своими присуждениями ее авторитет.

Первая Притцкеровская премия была присуждена, как и положено, американцу, бессмертному архитектору XX века Филиппу Джонсону (1906–2005).

Лауреатами премии за годы ее существования становились архитекторы 18 стран. Сегодня из 38 врученных архитектурных премий американцы имеют восемь притцкеровских лауреатов, Япония — семь, Великобритания — четыре, три лауреата проживают в Швейцарии, по две премии получили архитекторы из Бразилии, Германии, Италии и Португалии. Архитекторы девяти стран — Австралии, Австрии, Дании, Испании, Китая, Мексики, Нидерландов, Норвегии и Чили — удостоились этой премии единожды. Три раза премии вручались двум архитекторам, поэтому лауреатов сорок один.

2

Принято считать, что одним из главных постулатов Притцкеровской премии является ее независимость от национальной принадлежности, цвета кожи, вероисповедания и политических убеждений. То есть в полном объеме декларируется приверженность высоким гуманистическим идеалам. Кроме достоинств произведения и заслуг автора, за которые присуждается награда, помимо официальной формулировки, премия «представляется за комбинацию таких качеств, как талант, видение и приверженность своему труду и инновационный характер архитектурных идей».

Поскольку жюри Притцкеровской премии, как и Нобелевский комитет, существует и работает в рамках западной историкокультурной цивилизации, стоит ли удивляться, что более двух третей из всего количества лауреатов являются представителями Европы и США? Эта евроатлантическая цивилизация состоит из трех основных субъектов: самый старый — Западная Европа (Евросоюз), более молодой — Восток Европы, собственно Россия, одна или с союзниками, и самые молодые и самые агрессивные, доминирующие сегодня над ЕС, — США.

Граница между странами Европы, граждане которых удостоились стать лауреатами такой премии, проходит на севере, от Норвегии и Дании, далее Германия, Австрия и на юге Италия. А восточнее этой линии, по версии учредителей Притцкеровской премии, простирается архитектурная пустыня, охватывающая восточную часть Северной Европы, всю Восточную Европу, Россию, Азию, вплоть до Тихого океана, Японии и Китая.

В действительности передовая архитектура, как и передовая наука, стоит дорого или очень дорого, и именно экономические факторы призваны коррелировать количество стран, граждане которых имеют перспективу бороться за получение премии. Эту перспективу можно интерпретировать конкретными цифрами и весьма объективно: количество архитекторов в стране, объем капитального строительства и финансирования научных и проектных работ, количество конкурсов, гонорары победителей. Безусловно, качество архитектуры можно демонстрировать только при высоком уровне самого строительства, что вытекает из достойного уровня качества жизни в самой стране. Но среди этих определяющих факторов есть ряд других, влияющих на ее получение, таких, как сам процесс номинации, методы оценки кандидатов, предпочтения жюри, интуитивная уверенность в кандидате и его корпоративная известность.

С 2012 года из этого огромного географического пространства был исключен Китай. В тот год призером Притцкеровской премии стал 48летний китайский архитектор Ван Шу (Вонг Шу). Однако в общем потоке архитектурных событий за 2012 год присуждение Притцкеровской премии китайскому архитектору было встречено российской и мировой общественностью неоднозначно. Об этом свидетельствует само мнение Т.Притцкера: решение стало «значительным шагом в признании роли Китая в развитии архитектурных идеалов». Формулировка лишь подчеркивает противоречивость ситуации: грандиозное строительство в Китае в последние десятилетия, ориентированное на универсальные технологии, постройки мировых «звезд» и присуждение премии за то, что «архитектура Ван Шу открывает новые горизонты и в то же время откликается на конкретное место с его конкретными воспоминаниями. Его постройки удивительным образом способны напоминать о прошлом, не отсылая напрямую к истории». Такие слова можно было бы отнести и к Б.И. Тхору, лауреату Ленинской премии 1982 года, за его олимпийские объекты, если бы хотели признать роль России «в развитии архитектурных идеалов». Но как это можно, если американцы и иже с ними проигнорировали Олимпиаду1980?

Что касается лауреатства архитекторов из Азии, где существуют многовековые культурные традиции, и тем более из Африки, то их просто нет по вышеизложенным причинам. А различные премии в области искусства малоизвестным на Западе писателям и художникам из Азии и Африки не более чем декоративные акции, чтобы убедить мировую общественность в своей толерантности.

Особняком стоит Япония, сохранившая свои многовековые национальные культурные традиции, во многом опирающиеся на искусство Китая и Кореи, и внедренная в эту систему западного интеграционного процесса благодаря шефству США, замаливающим свои атомные грехи и давшим Японии самую пацифистскую конституцию, с которой с их же подачи теперь решительно борется премьер С.Абэ.

3

Предложения по награждению Притцкеровской премией принимаются от людей из разнообразных областей искусства, науки и техники, у которых есть признанный авторитет и интерес к продвижению высокой архитектуры, можно сказать, на международном уровне.

Исполнительная дирекция активно работает с прошлыми лауреатами, архитекторами и академиками, критиками и политиками — в общем, профессионалами, вовлеченными в обиход культурной деятельности и проявляющими интерес к архитектуре.

Кроме того, любой лицензированный архитектор может послать электронное письмо Исполнительному директору с фамилией и контактной информацией кандидата для рассмотрения жюри. Предложения принимаются до 1 ноября года, предшествующего награждению. Обычно к январю заканчивается процедура обработки дан­ных кандидатов, их бывает 400–500 из 45–50 стран мира. Жюри обычно начинает обсуждение сначала календарного года. Имя победителя определяется закрытым голосованием и до недавнего времени объявлялось весной, в конце марта. Предложения, которые не прошли в этом году, автоматически переносятся на следующий год.

Международное жюри премии каждый год проходит ротацию, и принято считать, что оно состоит из самых авторитетных архитекторов, архитектурных критиков и бизнесменов, что и создает ей престиж мирового уровня. К примеру, в 2015 году жюри, присудившее премию Отто Фраю, состояло из лауреатов Притцкеровской премии: Гленна Меркатта (Австралия, 2002 год) и Ричарда Роджерса (Великобритания, 2007 год), просто известных в мире архитекторов Алехандро Аравена (Чили), Бенедетты Тагльябю (Испания) и Юнг Чанг Хо (КНР), но включало писателя и архитектурного критика Кристин Фейрейс (Германия), а также члена Верховного суда США Стивена Брейера и индийского стального магната Ратана Таты. Возглавляет жюри с 2005 года лорд Питер Палумбо, крупный девелопер, коллекционер, бывший председатель Совета по делам искусств Великобритании.

Мы попытались структурировать Притцкеровскую премию на ряд процессов, в результате которых представители стран­победительниц смогли приобрести награды. Охарактеризуем потенциального лауреата на основании уже осуществленных награждений: он должен иметь значительные постройки за границей, желательно получить образование на Западе, безусловно, разговаривать на одном­двух европейских языках, поработать за границей или с заграничными специалистами на родине, принимать участие в международных архитектурных съездах, выставках и прочих тусовках, побывать приглашенным профессором за границей — получить опыт преподавания, — иметь два­три офиса за рубежом и бюро из 30–40 сотрудников на родине, быть старше 50 лет — средний возраст архитекторовлауреатов близок к общему среднему возрасту всех лауреатов (60 лет). А ведь еще в начале прошлого века известные архитекторы строили не только в своей стране, но даже в одном городе: Шехтель в Москве, Макинтош в Глазго.

Выбор лауреата, несомненно, является политическим итогом взвешивания нескольких факторов (например, количество известных построек и их социальная и эстетическая значимость, возраст, выигранные конкурсы, предпочтения жюри), а не только учитывает «инновационный характер архитектурных идей». Экономические факторы развития страны вместе с проводимой в ней инвестиционной политикой тоже играют немалую, а может, и определяющую роль.

Сильнейшая экономическая и финансовая держава одной из составляющих «американской гегемонии» благодаря производству денег сделала «всемирноамериканскую культуру», которая во многом диктует свои нормы всему миру. Да, массовая культура Макдоналдсов вызывает не только раздражение, а то и просто ненависть во многих странах, заставляя правительства принимать меры по борьбе с ожирением. И тем не менее Голливуд, рок, джаз, хай­тек и целый ряд других явлений американской культуры заставляют «двигаться» все человечество именно в таком ритме, а не напрягать себя эстетическими проблемами. А что касается архитектуры, то Америка не только экспортирует архитектуру в другие страны, но и импортирует ее.

4

Международная премия со времени ее возникновения — один из результативных элементов процесса культурного взаимодействия в различных сферах культурной деятельности человека.

Характерно, что при присуждении премии межэтнические, межкультурные и политические различия выступают в качестве доминирующих причин, являясь инструментом идеологического и эмоционального усиления противостояния.

Конечно, и сейчас бывают исключения. Политику распределения премий можно поставить в один ряд с теорией длинных волн Н.Д. Кондрать­ева в экономике. Обычно ее лауреатами становятся архитектурные звезды, чьи имена у всех на слуху (Танге, Гери, Фостер, Роджерс), или выдающиеся мастера прошлого, дожившие до попадания в премиальный шортлист (Нимейер, Утцон). Однако раз в несколько лет в системе происходит своеобразная «перезагрузка» в методике присвоения премии, и жюри обращает свой взор в сторону региональных архитекторов, делая ставку на архитекторов второго и даже третьего эшелона, поэтому среди лауреатов премии Притцкера достаточно малоизвестных архитекторов.

Вот в 2002 году случилось награждение, никак не соответствующее вышеизложенному. Архитектурного Нобеля получил никому не известный региональный архитектор из Австралии Глен Меркат, ныне член Притцкеровского жюри, основавший в 1969м собственное архитектурное бюро в Сиднее и в основном проектирующий вместе с двумя сыновьями одноэтажные частные дома. Такая переориентация жюри, возможно, вызвала недоумение: неужели все поменялось? Поэтому понятно негодование архитектурного критика Г.Ревзина, что «какой­нибудь русский архитектор, никому не известный владелец бюро, где работает сам с двумя помощниками, автор малозаметных коттеджей в Подмосковье, вполне может стать обладателем Притцкера».

Ну, это перебор, и беспокойства его совершенно излишни, такого просто не может быть. Русские архитекторы никогда не номинировались на Притцкеровскую премию, и в обозримом будущем лауреатство им не светит. Инстинкты несвободы оказались сильнее: другая история, другая культура, другая цивилизация.

Следует признать и другой поразительный факт: Заха Хадид, британская подданная иракского происхождения и первая женщина — лауреат Притцкеровской премии, получила ее, по сути, как бумажный архитектор. Из яркого концептуального автора, реализовавшего свой первый проект в 43 года и спустя 25 лет после начала карьеры — небольшую пожарную станцию для кампуса мебельной компании «Vitra» в германском ВайленаРейне, и имевшего на своем счету маленький жилой дом в Берлине, Музей трех народов в том же ВайленаРейне, трамплин в Инсбруке (Австрия) и галерею Розенталь в Цинциннати (США), она превратилась в звезду мировой величины. Справедливо отметить, интуиция не подвела членов жюри. Если бы лауреат премии объявлялся позже конца марта, то Заха Хадид могла бы получить ее на год раньше — в 2003 году, ведь 20 марта 2003 года войска США вместе с Великобританией под надуманным предлогом, подвергнув Багдад бомбардировкам, начали военные действия против Ирака. Чем не повод для награждения? Замечательный пиаровский ход в информационной войне. И сегодня изза отсутствия какой­либо информации в западных сферах о строительстве на Украине местные архитекторы упускают шанс получения награды.

Нужно ли строго спрашивать с лауреатов международных премий? Международный престиж, как правило, может не соответствовать таланту и произведениям отдельного художника. Но в целом он демонстрирует основную направленность развития цивилизации — мировую востребованность определенных трендов культуры, искусства той или иной страны. Что говорить, достичь результатов можно в конкурентной борьбе молодых со старшим поколением, талантов с серостью и в совместной борьбе за заказы. Выпускники вузов должны хорошо знать новые возможности архитектуры и иметь бойцовские качества. Это на сегодняшний день одна из основных задач в корректировке менталитета выпускника высшей школы. Без победы над патернализмом не будет ни малейших шансов преодолеть сложившееся в стране жесткое давление девелоперов, предпочитающих квадратные метры объектов капитального строительства качеству архитектуры зданий и сооружений. Для того чтобы войти в круг профессионалов высшей квалификации, русские зодчие должны предъявить оригинальную архитектуру, побеждать в международных конкурсах, то есть, как говорит народный архитектор СССР Ф.Новиков, «плавиться во всемирном котле».

5

С Западом у России всегда были и будут напряженные отношения. И это несмотря на то, что во главе нашего государства всегда стояли люди, воспитанные на христианской вере и европейской культуре. Россия по сути — исторически европейская страна. Об этом свидетельствуют и доминирующее вероисповедание, и торговый путь «из варяг в греки», и положение женщины в обществе... Ну, просто мы на окраине, на обочине, и Запад не хочет нас принимать за «своих». Это и понятно — цивилизационные реформы в России проводились с большим временным лагом и с трехсотлетним опозданием, вне рамок консолидированного общества, которого вообще не могло быть в Отечестве. Но в российской элите всегда было и, вероятно, будет распространено подобострастное отношение к Западу и самоуничижительное к своей стране и своему народу. Так было и в XVIII веке, так остается и в XXI.

Россия не часть Запада, как бы кое­кому этого ни хотелось. Последние события и последовавшие за ними санкции в адрес нашей страны показали, что в результате «катастройки», по определению А.Зиновьева, и последующих либеральных реформ Россия откатилась в «третий мир», где ей суждено находиться еще долгое время. Запад не признает Россию партнером и в обозримом будущем не станет признавать. Да и над российским руководством довлеет не только унаследованный от холодной войны антиамериканизм, но и опыт политики последних 25 лет, считающейся им несправедливой и даже вероломной. Но и Восток в свою очередь не считает Россию своей в силу ее ухода от корней и чрезмерной вестернизации.

Архитектура, как наука, так и практика, пришла к нам в Россию с Запада, отсюда непреодоленный провинциализм. В этой связи можно говорить о вторичности русской архитектуры как производной от функции мировой архитектуры. Но при отсутствии мирового языка существует мировая культура и «геополитика культуры». Каждый народ — это плод сложившейся ментальности, и у него свои цели, которые следует считать избранной целью конкретного народа. Лучше всего это прослеживается в исторических традициях. Если бы не современный мировой тренд цивилизационного развития, мы бы, возможно, до сих пор гордились избой и строили пятистенки.

Что же касается восприятия архитектуры у нас, то это особая статья. Спросите среднего обывателя, каких современных отечественных или зарубежных архитекторов он знает, и мы в лучшем случае услышим Щусев и Корбюзье. Просто наши граждане не заморачивают себя такими проблемами. Им не так важны архитектура и эстетика дома, в котором они живут или собираются жить, их больше волнуют квадратные метры, перманентно возрастающая стоимость их приобретения и эксплуатации, сроки сдачи в эксплуатацию этих метров или противодействие оказаться обманутым дольщиком. Им гораздо важнее удобство и безопасность. Государство экономически слабо, и потому девелоперы могут строить где хотят и что хотят — без всяких генпланов, как в Новой Москве. Когда заказчика волнует проблема выжать из постройки максимум квадратных метров, как это было в Советском Союзе, а средств на что­то приличное у него нет, он, конечно, не идет к более­менее известному архитектору, а довольствуется мастером, который все делает дешево, быстро, просто и без амбиций. Таких проектов — четыре пятых общего числа, а то и больше. Разглядывая такую постройку, хочется говорить лишь о квадратных метрах, а разговор об отсутствии вкуса у застройщика и о его жадности оставим на потом.

У нас эстетические характеристики нисколько не изменились со времен Н.Чернышевского и его диссертации «Эстетические отношения искусства к действительности». «Прекрасно то существо, в котором вполне выражается идея этого существа» в переводе на современный язык будет означать: «прекрасно то жилье, что превосходно в своем роде, то, лучше, чего не может вообразить обыватель в этом роде». В России социум и архитектура настолько удалены друг от друга, насколько это возможно. Спросите любого жителя, проходящего в Москве по какомунибудь Митину или Чертанову: вокруг него архитектура или что? Он вам обязательно скажет: «Нет, у нас есть метро, замечательный зеленый район, такой прекрасный бульвар, у нас современные детские площадки. А если нужна какаято архитектура — мы поедем в центр, на Тверскую, на Моховую, в Кремль, в конце концов, вот там и посмотрим архитектуру». Наш вопрос покажется ему смешным. Это же спальный район, какая здесь может быть архитектура? Это уже сорок лет сплошная серия П44, а архитектура, она там, в центре. Он представляет, что живет в очень хорошей, почти загородной среде и за это ценит свой район и свои квадратные метры. Отсюда у него невольно апофатическая оценка архитектуры его района, то есть отрицательная.

Поэтому и о Джее Притцкере, его архитектурной премии и ее лауреатах в России мало кто знает. Это относится не только к среде архитекторов, но и даже к преподавателям архитектурных вузов. Да и о самой премии в России заговорили только с тех пор, как стало известно, что ее будут вручать в СанктПетербурге, в Эрмитажном театре. Это обстоятельство заинтересовало публику больше, чем имя самого лауреата — Захи Хадид.

Пожалуй, из всех видов искусства архитектура самая дорогостоящая, требующая больших капиталовложений. Возможно, поэтому архитектура, как никакой иной вид искусства, столь наглядно и очевидно демонстрирует состояние и настроение общества, а главное, истеблишмента. А в условиях тоталитарного государства при плановом ведении народного хозяйства реализация произведений архитектуры уже трансформируется из вида искусства в отрасль экономики.

Приведем наглядный пример из хрущевских времен — переименование журналов «Архитектура и строительство» в «Строительство и архитектура» и упразднение Академии архитектуры. Любые архитектурные, технические, социальные решения проектировщика подлежали утверждению у заказчика, то есть государства, у которого не могло существовать каких­либо независимых заказчиков архитектуры (разве что Управление делами ЦК КПСС или 4е Главное управление при Минздраве СССР), свободно распоряжавшихся средствами и имевших свое индивидуальное представление об архитектурных требованиях, отвечающих потребностям их клиентов. Какие могли быть потребности при отсутствии конкуренции? Все архитектурные решения замыкались на возможностях стройиндустрии, которая имела свой набор методов и технологий строительного производства через номенклатуру типовых изделий и конструкций. Назвать хрущевские пятиэтажки архитектурными сооружениями язык не поворачивается — здесь все по Корбюзье: «машина для жилья». Серии пятиэтажных жилых домов — абсолютно инженерные сооружения с минимальным привлечением архитектора. Безусловно, типовое проектирование значительно снижало стоимость капитальных затрат и не требовало большого количества архитекторов и проектировщиков. При ведении единой технической политики почти исключалось внесение в проект неких индивидуальных элементов, резко отличающихся от утвержденного перечня. В «эпоху панели» не зря существовала речевка: «Ругаться мама не велит, не говорите “монолит”». Проблема усугублялась еще и тем, что советская архитектура — чиновничья. Она сделана одними чиновниками по заказам других и по нормативным документам, разработанным третьими.

Для любого архитектора, готового побороться за Притцкеровскую премию, что греха таить, необходимо сначала заручиться поддержкой авторитетных экспертов, которые предлагают для рассмотрения жюри наиболее достойные, на их взгляд, кандидатуры. Между тем в мире почти ничего не известно о том, кто и что нынче строит на постсоветском пространстве. Да их и раньше не интересовала архитектурная жизнь советской поры, противостоящая рутинному течению архитектурного процесса, их не интересовал бы и русский авангард, если бы там не было много еврейских фамилий да К.Мельникова, которого начали широко пропагандировать в Европе. Стоит ли удивляться, что за все годы существования Притцкеровской премии среди претендентов на нее ни один архитектор из бывшего СССР ни разу даже не фигурировал? Да и в жюри никогда не было русских архитекторов.

В условиях санкций ЕС и США и резкого сокращения инвестиций в самой России несколько поблекли возможные последствия вступления ее в ВТО и тенденция на привлечение иностранных архитекторов, что могло значительно сузить рынок отечественных проектных услуг за счет преференций иностранным специалистам. Теперь ясно, что кризисные явления и европейские санкции затормозят — если не остановят — внедрение в России еврокодов и уменьшат шансы иностранных конкурентов на получение дополнительных бонусов, если их проекты повторного применения будут освобождены от требования соблюдать национальные строительные стандарты. Такая преференция Западу (до крымских событий) фактически отменяла действие национальных стандартов, что можно сравнить с угрозой потери культурной самоидентификации, неотъемлемой частью которой является национальная архитектура. Но в любом случае — при потере национальной идентификации или при полной культурной изоляции — будет практически невозможным вырастить кандидата на Притцкеровскую премию.

Правда, Марта Торн, исполнительный директор премии, выразила уверенность в том, что и у русских архитекторов есть шанс со временем получить эту высокую награду — ведь она такая молодая, ей еще нет и сорока лет.

6

Война 1914–1918 годов разорила и перекроила Европу, появились новые государства, и самое большое — Советская Россия, через которую прошла еще и Гражданская война. Поэтому вне связи с ходом развития мирового архитектурного процесса перед советской архитектурой тех лет остро стояла проблема развития экономного строительства, ведь удовлетворить потребности советских тружеников в жилье могла лишь примитивная архитектура типа одно, двух, трехэтажных бараков с покомнатным заселением, а не палаццо в стиле Жолтовского. При реконструкции городов было уже не до изысков и пропорций, нужно было построить много, быстро и дешево. Прямая линия, горизонтальная или вертикальная, проем, строчная застройка — вот и вся эстетика. Русские зодчие были в авангарде этого стиля, он быстро распространился по Европе, и прежде всего в революционной Германии. Так возник конструктивизм, который широко реализовали при строительстве новых городов в СССР немецкие бригады проектировщиков, воспринимавшие его как государственный архитектурный стиль революционной России.

С окончанием нэпа, в 1929 году, в СССР постепенно перестает существовать такое явление, как «архитектор» в общепринятом смысле этого слова в цивилизованном мире, означающее самостоятельного и юридически равноправного партнера заказчика проекта и строительного подрядчика, его реализующего.

С определенного момента все архитекторы в СССР оказались служащими государственных проектных контор, подведомственных какомулибо органу исполнительной власти. После 1932 года ни один самый знаменитый советский архитектор не мог похвастаться проектом, сделанным и реализованным полностью самостоятельно или в содружестве с таким же полностью суверенным заказчиком. Архитектор становится шестеренкой в строительном механизме советской системы, такую же роль он играет и до сих пор. Что поделаешь, издержки авторитарной системы.

Не стало также и независимых, свободно распоряжающихся средствами и имеющих индивидуальное представление о собственных потребностях заказчиков архитектуры. Ни в виде отдельных персон, ни в виде фирм.

Созданная в СССР уже к 1930 году система проектирования в виде государственных проектных институтов исключала какие бы то ни было неожиданности, креативные сдвиги и свободное проявление личного творчества. Никакого персонального авторского права, коллективное авторство при коллективной безответственности в