Сидя на краю пропасти вселенского майдана

Рассуждения о творчестве и личности Ивана Андреевича Крылова

13 февраля 2024 года исполнилось 255 лет со дня рождения Ивана Андреевича Крылова

Всякому безобразию есть свое приличие.
А.П. Чехов

Глава первая

Майдан как политическое явление

Череда «цветных революций» началась с «Десяти дней, которые потрясли мир», по выражению Джона Рида, приехавшего в Россию посмотреть на дело рук своих соотечественников, так неожиданно для них, соотечественников, тогда окончившееся.

Цветная череда прошла сквозь XX век и с двенадцатым ударом часов в ночь с 31 декабря на 1 января проследовала прямиком в XXI век.

И что же в новеньком XXI веке?

«Цветная» волна все нарастает. А где, в каком государстве эти «розы, тюльпаны» и иные цветы якобы народных революций завязались не в горьку ягоду-калину, но в сладку ягоду-малину? Чтобы было на радость и бунтовщи... э-э-э... майданщикам и обыкновенным жителям, сиречь обывателям?

Нет, не видно нам нигде майданов-революций, приносящих чудесные плоды. Видно только, что, если не «майданные», а государственные силы оседлают эту мутную волну, только тогда возможно купирование трагедии и перевод ее в вялотекущую форму с надеждой на стабильность. Ну а если не оседлают?

И что это такое — «майдан»? Термин вообще-то означает «площадь».

Википедия любезно сообщает: «Майдан — “ровное, свободное место”, любая открытая площадка, парк или площадь; главная торговая площадь в городе, базар. Майдан — место собраний, сходов у казаков; станичный круг».

Можно сказать — общий сбор на открытом месте.

Майдан — это вече? Нет. Вече — это когда у общества есть крепкая и давняя традиция совместного разумного принятия коллегиального решения только мирным путем. Вот как в Великом Новгороде в старину, да и то...

Майдан — эмоционально спровоцированное агрессивное выступление недовольных разнородных масс без предварительно разработанного ими плана.

Подчеркнем: плана, совместно разработанного именно ими — народными массами.

План майдана обязательно есть у иных, тайных (враждебных этому народу) сил. Силы эти народные массы подталкивают и получают несомненную материальную выгоду в результате буйства бессмысленной стихии майдана. Кровью и слезами заливает тогда площади народ.

«Бессмысленная стихия». Отчего этот образ накрепко связывается у меня с Иваном Андреевичем Крыловым? Да-да. Тем самым добрым «дедушкой Крыловым», автором 236 басен, окрыливших наш язык своими выражениями, пословицами уже.

Бунт, «бессмысленный и беспощадный», в прямом смысле слова казачий майдан, боль, зверства, кровь, «стенка на стенку» ради гипотетического лучшего будущего, ради всеобщих светлых идеалов, якобы ради добра всем, благие мысли при начале и дикие зверства при осуществлении. Это не размышления на основе текущих или уже произошедших событий в Чечне, на Украине, да и в иных странах — новых государствах.

Нет. Это вольный пересказ навязчивой мысли Ивана Андреевича Крылова.

Очевидца.

Мысли, занимавшей его всю жизнь.

Глава вторая

Глубинные смыслы особой басни «Ручей»

Среди своих басен Иван Андреевич неизменно выделял «Ручей».

Ручей в сострадании пастуху, у которого в Реке утонул ягненок, журчит сердито и негодующе на этого «кровавого диктатора и тирана» — Реку. Он ставит в противовес ей чистоту и открытость собственных помыслов. Уверяя, что если бы ему довелось стать Рекой, то уж он бы показал пример честности, гуманности, прозрачности (открытости помыслов) и добра всем!

«Река несытая! что, если б дно твое

Так было, как мое,

Для всех и ясно, и открыто,

И всякий видел бы на тинистом
                                                          сем дне

Все жертвы, кои ты столь алчно
                                                   поглотила?

Я, чай бы, со стыда ты землю сквозь
                                                        прорыла

И в темных пропастях себя сокрыла.

Мне кажется, когда бы мне

Дала судьба обильные столь воды,

Я, украшеньем став природы,

Не сделал курице бы зла:

Как осторожно бы вода моя текла

И мимо хижинки и каждого
                                                      кусточка!

Благословляли бы меня лишь берега,

И я бы освежал долины и луга,

Но с них бы не унес листочка.

Ну, словом, делая путем моим добро,

Не приключа нигде ни бед, ни горя,

Вода моя до самого бы моря

Так докатилася, чиста, как серебро».

Так всех убеждал малый Ручей, но судьба в виде ливней вдруг дала ему силы, и он сравнялся с критикуемой им Рекой! И что же? Как он повел себя? Какое благо принес жителям своих берегов?

Так говорил Ручей, так думал
                                               в самом деле.

И что ж? Не минуло недели,

Как туча ливная над ближнею горой

Рассеялась:

Богатством вод Ручей сравнялся
                                              вдруг с рекой;

Но, ах! куда в Ручье смиренность
                                                          делась?

Ручей из берегов бьет мутною водой,

Кипит, ревет, крутит нечисту пену
                                                        в клубы,

Столетние валяет дубы,

Лишь трески слышны вдалеке;

И самый тот пастух, за коего Реке

Пенял недавно он таким кудрявым
                                                        складом,

Погиб со всем своим в нем стадом,

А хижины его пропали и следы.

Увы, уже не малые жертвы в виде одного ягненка, но тотальные бедствия и многие-премногие смерти и разрушения принес разлив этого не сострадательного и доброго, но только лишь прекраснодушного Ручья.

И Крылов делает вывод, что некоторым «ручьям» лучше власти не давать, не стоит покупаться на их сладкие речи и обличения, веря в их хрустальную честность и чистоту помыслов, ибо смерть и разорение одни будут тебе наградой.

Как много ручейков текут так
                                          смирно, гладко

И так журчат для сердца сладко

Лишь только оттого, что мало
                                              в них воды! —

так восклицает автор, указывая, что «такие ручьи» просто не облечены властью! А если доберутся до власти — держись тогда!

Знание и горечь звучат в этой басне. Она не вызывает даже тени улыбки, она тяжела, как свинец.

Откуда же Иван Андреевич знал это, откуда взял сюжет?

Нам известна дата публикации — 1812 год. А источник этой горькой философии сокрыт в детских годах поэта. В этой басне звенит лично Крыловым выстраданная мудрость и завет народу, плоть от плоти которого был и он сам.

Жизнь каждого из нас всегда разделена на две части: радостно-спокойная и бедственно-активная.

Жизнь обычного, среднего человека вначале течет светлым, радостным ручейком под сенью любящих ив и вётел. Потом, естественно, ручеек впадает в бурную реку взрослой жизни и океан печалей и трудов.

Но бывает и парадоксально наоборот. Детство сразу «так возьмет в оборот», что потом удачи всей жизни не окупят этой ниагары бед, ужасов и несчастий... Согласитесь, хоть и парадокс, но ведь и так бывает. Не правда ли, Иван Андреевич? Вы согласно киваете, Антон Павлович?

Глава третья

Страшное детство Ивана Крылова. Пугачёвский бунт

Да, такой «парадоксальный» человек был Иван Андреевич Крылов (1769–1844).

Для нас, ныне живущих, восстание под предводительством Пугачёва, или Пугачёвский бунт, или война армий Екатерины Великой и армии Самозванца, «воскресшего» царя Петра III, все это быль-небыль. История в дымке романтического тумана и споров историков по каждому шагу. Большинство же из нас представляет себе это время, это эпохальное событие, как ни странно (хоть и весьма объяснимо), только по художественным произведениям. По книгам, картинам...

Вот даже серьезный изыскательский труд Александра Сергеевича Пушкина, такой зримый, весомый, страшный в своих деталях и описаниях, — все равно, именно в силу искренности и пламенного таланта автора, представляет собой в большей степени художественное произведение, написанное с известных позиций автора, который не хотел, не привык и никогда не был беспристрастным в своих суждениях.

Не то Иван Андреевич Крылов. Малолетний участник событий.

Отец его, Андрей Прохорович Крылов, капитан, был мужественный и умелый офицер, выбившийся из рядовых своим талантом и — вот что поражает — ученостью! Он оставил сыну Ивану в наследство целый сундук книг! И это притом что тогда ни младшее офицерство, ни мелкие чиновники или мещане, как правило, книг в доме не держали, ни одной!

О матери своей сам Иван Крылов говорил, что она была женщиной простой и неграмотной, но при этом гениальным и прекрасным воспитателем, она обладала спокойной силой духа и добротой. Немало взял Иван от отца. Но немало мудрости почерпнул и от матери.

Так было угодно судьбе — семья капитана Крылова угодила в самый центр Пугачёвского бунта.

Когда А.С. Пушкину было поручено написать о Пугачёвском бунте и для него открылись все архивы, он воспользовался случаем и привилегией поговорить о тех годах с маститым баснописцем. О чем и как они говорили, мы видим только опосредованно — например, в «Капитанской дочке», где атмосфера передана пугающе верно. Прямых ссылок на слова Крылова Пушкин не дает, не было у него на то разрешения Ивана Андреевича. Слишком закрытым человеком был тот, чтобы распахивать душу всему миру. Но отголоски тех бесед мы слышим в трудах Пушкина.

Вот для большей достоверности и «атмосферности» мы и будем опираться на записи и определения именно из книг А.С. Пушкина. «Восстание Емельяна Пугачёва — народное восстание во времена царствования Екатерины II. Крупнейшее в истории России. Известно под названиями Крестьянская война, Пугачёвщина, Пугачёвский бунт. Имело место в 1773–1775 годы. Происходило в степях Заволжья, на Урале, в Прикамье, Башкирии. Сопровождалось большими жертвами среди населения тех мест, зверствами со стороны черни, разрухой. Подавлено правительственными войсками с огромным трудом».

С этой целью приведем мы и выдержки из исторических записок А.С. Пушкина, дающие читателю полное впечатление о тех событиях и их причинах.

«С самого 1762 года яицкие казаки начали жаловаться на притеснения: на удержание определенного жалованья, самовольные налоги и нарушение старинных прав и обычаев рыбной ловли.

Чиновники, посылаемые к ним для рассмотрения их жалоб, не могли или не хотели их удовлетворить.

Казаки неоднократно возмущались, и генерал-майоры Потапов и Черепов (первый в 1766 году, а второй — в 1767-м) принуждены были прибегнуть к силе оружия и к ужасу казней. Между тем казаки узнали, что правительство имело намерение составить из казаков гусарские эскадроны и что уже повелено брить им бороду.

Генерал-майор Траубенберг, присланный для того в Яицкий городок, навлек на себя народное негодование.

Казаки волновались. Наконец, в 1771 году, мятеж обнаружился во всей своей силе. 13 января 1771 года они собрались на площади, взяли из церкви иконы и потребовали отрешения членов канцелярии и выдачи задержанного жалованья.

Генерал-майор Траубенберг пошел им навстречу с войском и пушками, приказывая разойтиться; но его повеления не имели никакого действия. Траубенберг велел стрелять; казаки бросились на пушки. Произошло сражение; мятежники одолели. Траубенберг бежал и был убит у ворот своего дома... Генерал-майор Фрейман послан был из Москвы для их усмирения с одною ротой гренадер и с артиллерией...

3 и 4 июня произошли жаркие сражения. Фрейман картечью открыл себе дорогу...

Зачинщики бунта наказаны были кнутом; около ста сорока человек сослано в Сибирь; другие отданы в солдаты; остальные прощены и приведены ко вторичной присяге. Сии меры восстановили порядок; но спокойствие было ненадежно.

“То ли еще будет! — говорили прощенные мятежники. — Так ли мы тряхнем Москвою”. Тайные совещания происходили по степным уметам и отдаленным хуторам. Все предвещало новый мятеж. Недоставало предводителя. Предводитель сыскался» (А.С. Пушкин. «История Пугачёвского бунта»).

«В смутное сие время по казацким дворам шатался неизвестный бродяга, нанимаясь в работники то к одному хозяину, то к другому и принимаясь за всякие ремёсла...

Он отличался дерзостию своих речей, поносил начальство и подговаривал казаков бежать в области турецкого султана; он уверял, что и донские казаки не замедлят за ними последовать, что у него на границе заготовлено двести тысяч рублей и товару на семьдесят тысяч и что какой-то паша, тотчас по приходу казаков, должен им выдать до пяти миллионов; покамест обещал он каждому по двенадцати рублей в месяц жалованья...

Сей бродяга был Емельян Пугачёв, донской казак и раскольник, пришедший с ложным письменным видом из-за польской границы, с намерением поселиться на реке Иргизе посреди тамошних раскольников» (А.С. Пушкин. «История Пугачёвского бунта»).

И в этом романе, и в повести «Капитанская дочка» (где, собственно, в бригадире и его супруге мы явственно видим образы обоих родителей Ивана Андреевича Крылова, отца его и мать) А.С. Пушкин описывает страшные зверства того бунта — того «майдана». Страшные последствия для людей и жителей Уральского края.

Но возможны были еще более ужасные бедствия для страны, случись тогда Пугачёву дойти до Москвы.

Россия как государство не удержалась бы. Соседи, давно точившие зубы на богатства Московии, — битые шведы и вездесущая Англия, извечный враг, поляки — разодрали бы Россию, охваченную смутой и лишенную сильной государственности.

«Лжедмитрии» разных видов и типов с утомляющей регулярностью засылались в русские пределы. «Княжны Таракановы» и «Петры Третьи»... Что, появлялись сами собой? Без денежной помощи «партнеров» России? Нет, вы серьезно? Но Бог всем судья.

Иван Крылов, маленький сын героического капитана Крылова, глядел не детскими, но сразу повзрослевшими от ужасов бунта глазами на жуткие последствия возмущений казаков и уральских рабочих, изначально справедливых, но направленных в губительное русло. Подчеркнем к случаю, что половина восставших были башкиры. Это тоже отдельная и интересная история китайского народа.

В том возрасте, когда современные нам дети смотрят мультфильмы и объедаются сластями, капризничают и удерживают обеими руками ускользающее с годами детство, Иван уже познал голод, лишения и прямой ужас неминучей смерти, сам видел смерть повсюду. Эмоциональный шторм того «майдана» захлестнул его детскую душу, раскрыл ему глаза на причины и более всего на следствия, поселил в нем недетскую отвагу и мудрость... Все эти качества проявятся в нем впоследствии. Проявятся очень рано, удивив избалованный столичный Петербург.

Но пока — Оренбург. Осажденный Пугачёвым город. До того капитан Крылов служил при Симонове в Яицком городке (Уральск теперь). Пушкин пишет: «Его твердость и благоразумие имели большое влияние на тамошние дела и сильно помогли Симонову, который вначале было струсил».

Есть в осажденном Оренбурге было нечего. Куль муки стоил 25 рублей! Немыслимые деньги! Во двор залетали ядра из пушек пугачёвцев, осаждающих город.

Активные действия капитана Крылова по защите города были замечены восставшими. Впоследствии в бумагах Пугачёва нашли указания: кого на какой улице повесить при захвате Оренбурга. Там было и имя матери Ивана Андреевича, и его самого, мальчонки...

Рейнсдорп, формально отвечавший за оборону города, был поразительно глуп. Достаточно сказать, что он велел ставить на казаков... капканы!

И только решительные и разумные действия капитана Крылова сумели сплотить и давать отпор казакам до прихода помощи. Однако, как и бывает обычно во всемирной истории, награды отцу Ивана Андреевича не воспоследовало. Спасибо, не наказали за своеволие и неподчинение дурацким приказам начальства.

После подавления Пугачёвского бунта семья Крыловых вернулась в Яицкий городок. Пушкин же записал со слов Крылова, что там по живым страшным событиям завелась меж детьми игра «казаки-разбойники».

Как, впрочем, произошло и много позднее, после Великой Отечественной.

Мальчишки делились на две стороны: бунтовскую и защитников. «И драки были значительны. Крылов Иван, как сын капитанский, был предводителем». Но игра дошла до такого «остервенения», что взрослые немедля ее прекратили (см. Записи А.С. Пушкина от 11 апреля 1833 года).

Капитан Крылов пробовал привлечь внимание к своему бедственному финансовому положению. До наших дней дошло его письмо на имя его генерала с жалобой на то, что, несмотря на его, капитана Крылова, долгую и самоотверженную службу, его обходят чинами и награждениями. Все оказалось тщетным.

Обидевшись на начальство, Андрей Прохорович, бедняк и без связей, вышел в отставку и определился к штатским делам. Служил в должности председателя Тверского губернского магистрата.

Сына своего, восьми лет от роду (по иным источникам — десяти), он тоже записал в чиновники — подканцеляристом в Клязенский уездный суд. Иван начал работать в канцелярии. Ребенок делал вид, что разбирает и подписывает бумаги, а сам читал, пряча книгу на коленях. Повытчик его, человек мрачный, грубый и злой, нередко за то бивал Ивана по голове и плечам, жаловался отцу.

Но и эта относительно спокойная жизнь длилась недолго. Через два года, когда Ивану исполнилось 10 лет, отец его умирает... (Следует указать, что дата рождения Ивана Крылова точно не определена и разные источники дают разброс в два года.)

Нет сомнений в том, что необыкновенная одаренность мальчика, способности его и — уже тогда — начитанность привлекали к нему внимание. Богатые и спесивые помещики Львовы, услышав о необычайном мальчике, приняли его в дом и позволили слушать уроки домашних учителей вместе со своими детьми. (Небезынтересно провести параллель с занимательным романом Марка Твена «Принц и нищий». Там описан английский обычай обучать принцев вместе с одаренными бедными мальчиками для духа соревновательности и для того, чтобы за не выученные принцем уроки наказание нес другой, вызывая сострадание и побуждая принца учиться.)

Иван сумел в нежном возрасте стать взрослым, полностью самостоятельным человеком. Он научился молча сносить унижения «благодетелей», когда ему грубо и высокомерно указывали его место. Он был обречен выполнять мелкие поручения и прислуживать за столом, сознавая в себе пробуждающийся талант.

А настоящий талант — это бремя. Оно давит и требует выхода, его необходимо выплеснуть, проявить, иначе талант задавит тебя.

И вот еще через два года, в возрасте 12 лет (по иным источникам, 14 лет), Иван Крылов совершает Поступок.

Глава четвертая

Чудо-мальчик и екатерининское время

Иван вместе с матерью разработал и, главное, успешно осуществил план, которым мог бы гордиться и взрослый. Он тайно уехал из Твери в Петербург, поступил на службу в петербургскую Казенную палату и нашел себе влиятельных покровителей.

Когда в Петербург пришла депеша из Твери от разъяренного повытчика, в ответ ему было сообщено о счастливых изменениях в судьбе Ивана Крылова. Доподлинно мы не знаем, кто именно оказал покровительство, столь жизненно необходимое мальчику Ивану. Возможно, отец, Андрей Прохорович, прошлыми добрыми делами своими снискал Ивану покровителей в память о нем самом.

Поразительно, но как лебедёнок, увидевший озеро и сразу же признавший в водной стихии свое место и жизнь, так и Иван Крылов «прописался» в драматическом театре Петербурга. Чудо-мальчик драматург покорил столицу и театральный мир! Комическая опера «Кофейница», трагедия «Клеопатра» хоть и не остались в анналах драматургии, однако заставили говорить о себе. Природное остроумие и острословие, поэтическое чутье поспешествовали дружбе мальчика с прославленными актерами и многими выдающимися людьми тогдашнего времени.

Около шести лет театрального упоения порождают к жизни несколько весьма оригинальных драматических произведений авторства Ивана Крылова. Ему заказывают переводы. И заказывает не кто-нибудь, а П.А. Соймонов, директор императорских театров. Тот же Соймонов занимает пост начальника Горной экспедиции. Он же и берет Ивана Крылова к себе на службу. Жизнь вдруг оказывается прекрасной!

Как описать юного Крылова?

Безвестный подросток, практически самоучка, обладающий приятными и весьма деликатными манерами доброго, незлобивого человека, гонимый по жизни своим талантом философа-сатирика, обличителя несправедливости и низменных побуждений человеческой натуры вообще. Да при всем этом обладающий острейшим умом, склонным к убийственному обобщению, находящий такие сравнения, что и толстая шкура тупой спеси оказывается вдруг пробита или весьма уязвлена. У Ивана сразу нашлись и почитатели, и покровители.

Да, покровители, а как иначе без них в конце правления Екатерины Великой? В годы безраздельного управления последнего из ее временщиков — одиозного П.А. Зубова, когда под его влиянием все достижения императрицы чуть не пошли прахом.

Что знаем мы доподлинно о той далекой от нас поре блестящей юности Ивана? О времени, описанном не менее выдающимся обличителем и поэтом, остроумцем А.С. Грибоедовым. Как он сказал?

...не то на серебре,

На золоте едал; сто человек к услугам;

Весь в орденах; езжал-то вечно цугом;

Век при дворе, да при каком дворе!

Тогда не то, что ныне,

При государыне служил Екатерине.

А в те поры все важны! в сорок пуд...

Раскланяйся — тупеем не кивнут.

Вельможа в случае — тем паче:

Не как другой, и пил и ел иначе.

А дядя! что твой князь? что граф?

Сурьезный взгляд, надменный нрав.

Когда же надо подслужиться,

И он сгибался вперегиб...

Как удалось мальчику «не» (незнатному, небогатому, неизвестному) вписаться в подобную картину нравов екатерининского времени?

Свою биографию сам он хранил, как ревнивый скупец хранит сундуки: не отпирая, не делясь.

Глава пятая

Неожиданно «блестящий» круг общения Ивана

Только по воспоминаниям друзей или знакомых можем мы попытаться сложить жизнь человека в тот или иной период его многосложной судьбины. Знакомые Крылова были люди совершенно различные, часто сословно далекие, но удивительно сходящиеся при рассказе об Иване Андреевиче в одном: этот оригинал совершенно сознательно всю жизнь, до самой смерти, прятался за личиной «чудака», подобно тому как в сказке Шарля Перро умирающая мать набросила на свою дочь ослиную шкуру, чтобы до времени защитить ее красоту и талант от ревнивых и злых глаз.

Иван же Андреевич свои задушевные мысли и чувства скрывал за шокирующими чудачествами. Он старательно преграждал доступ любопытствующим в свой внутренний мир и собственноручно творил свой «басенный образ» для потомков. Став, по сути, истинным русским киником, Диогеном. Тем и привлекал внимание власть имущих к своим мыслям, отраженным в нравоучительных, но ненавязчиво морализующих баснях. Не проповедуя насилие, противное ему с детства, исправлял человеческие пороки остроумием и безупречной доказательной логикой.

Из недомолвок и обмолвок мы видим, что круг общения юного Крылова был на удивление светским — юноша был секундантом в кавалергардских дуэлях и со многими сохранил дружбу до конца жизни. Тут следует заметить, что быть приглашенным в секунданты означало исключительную близость и дружбу. А.И. Герцен в «Былом и думах» пишет о своем отце И.А. Яковлеве, что тот уважал Крылова, «что вместе с ним был секундантом на дуэли Н.Н. Бахметьева». Оба, и Яковлев, и Бахметьев, служили в Измайловском полку. Первый стал известным московским барином, второй — генералом. Крылов был дружен и с тремя братьями Татищевыми, и с офицером, впоследствии ставшим прославленным адмиралом Литке. Список имен велик. Признавали, привечали, любили и уважали юного Крылова исключительно за независимость суждений, брызжущий талант стихотворца и непревзойденную благородную отвагу юного сочинителя.

Отвагу, унаследованную от отца его.

Отвагу, проявившуюся в его сочинениях «Почта духов».

Отвагу, в конечном итоге стоившую ему карьеры.

Глава шестая

Юный сатирик-философ

П.А. Плетнёв так характеризовал эти нашумевшие сочинения: «Нельзя читать без удивления писем этих, когда сравнишь с ними сочинения прочих писателей наших в прозе, относящиеся к одному с ними времени, и когда подумаешь, что их писал двадцатилетний молодой человек, выросший в провинции, не получивший ни воспитания, ни даже обыкновенных школьных знаний. Разнообразие предметов, до которых он касается, выбор точек зрения, где становится как живописец, изумительная смелость, с какою он преследует бичом своим самые раздражительные сословия, и в то же время характеристическая, никогда не покидавшая его ирония, резкая, глубокая, умная и верная, — все и теперь еще, по истечении с лишком полустолетия, несомненно свидетельствует, что перед вами группы, постановка, краски и выразительность гениального сатирика».

Некоторые исследователи делают вывод из дат и событий, что молодому сатирику-обличителю, юному «русскому Вольтеру» покровительствовала даже сама княгиня Е.Р. Дашкова, президент Академии наук и литературной Российской академии, под чьей рукой расцветали искусства и науки. А опала Крылова случилась как раз в год оглушительной опалы княгини.

Четырнадцатилетний юноша, оголив шпагу сатиры, рьяно бросился в атаку на человеческие пороки вообще, пороки светского общества, пороки литературы и... лично литераторов. Сколько шуму наделали его журналы «Почта духов» — в них юный автор публиковал якобы послания гнома к волшебнику. В этих письмах читатели находили острые и едкие описания странных и необъяснимых человеческих обычаев, увиденных удивленными глазами рационально мыслящего, пекущегося о всеобщей пользе гнома.

Этот же литературный прием иносказания постоянно применяли и Джонатан Свифт, и Станислав Лем.

Когда низкопоклонничество, рабство или иные устоявшиеся обычаи и уклады общества, привычные до полной их незаметности, вдруг подаются под таким свежим углом зрения, что вся дикость и несуразность явления высвечиваются и оголяются до гротеска, это производит в сознании читающего эффект разорвавшейся бомбы, и на свет проклевывается новенькое изумление и вопрос: как подобное в человеческом обществе вообще могло случиться и как теперь можно с этим жить?

Оглядываясь окрест себя, самолично подмечая уродство устройства жизни, читатель только руками разводит в недоумении...

А юноша, сумевший так перевернуть общественное сознание, каким он был?

Иван Андреевич Крылов, круглолицый и добрый — в мать, в решениях и поступках резкий, отважный, наделенный острым умом — в отца, этими двумя крайностями определил свою дальнейшую судьбу.

Попытаемся хоть немного понять этого необычного юношу.

Из кипящего котла Пугачёвского бунта со всей его свирепостью с обеих сторон, из униженного состояния «никто и звать никак» в провинциальном городке Иван внезапно своей энергией, талантом и волей вдруг оказывается вовлеченным в самую гущу театральной, литературной, да и общественной жизни России. Причем  в столь юные, незрелые годы.

К нему прислушивались, его остроты повторялись в салонах царедворцев, о нем, вернее, о его сочинениях и журналах «Почта духов», «Зритель» и «Санкт-Петербургский Меркурий» сообщают домой в дипломатической почте влиятельные иностранные посланники. Правда, путая Крылова с Радищевым и его «Путешествием из Петербурга в Москву».

Но между двумя сочинителями есть существенная разница. Огромная.

Радищев призывал к бунту! К слому! К буре возмущения!

Крылов же вырос в этом бунте, сломе и возмущении. И вынес твердое убеждение, что этим хорошего не добьешься. Будет только море крови, огня, безумия и бесчинства.

Да полно,