Плачет девочка...

РАССКАЗ

Отряхнув с шубы снег, бабушка вошла в квартиру. Навстречу ей со слеза-ми побежала внучка. Они обнялись и поцеловались, бабушка взяла ее на руки. Сашенька уткнулась в ее плечо.

— Солнышко мое! А ты почему плачешь?

— Они меня обижают.

— Кто?

— Все!

— Ах, они такие! Как они посмели моего зайчика обижать?

— Они издеваются надо мной!

Бабушка не в силах сдержать улыбку. Поэтому она скорее крепче прижи-мает ее, целует и гладит по голове.

— Я их не люблю! — резко кричит Сашенька.

Поставив внучку на пол, бабушка подтянула ей колготки и стала разде-ваться. Взяв у нее шубу, дочь объясняет:

— Как обычно. Ее в садике вчера какая-то добрая душа накормила шоко-ладом. Я за ней пришла, она аж вся в пятнах. С воспитательницей разруга-лась, говорю: «Вы что не смотрите?» А сейчас она конфеты увидела...

Присев на край дивана, Сашенька ссутулилась и горестно опустила голо-ву. Повернувшись к ней, мама строго сказала:

— Что? Нажаловалась бабушке? Все тебя обижают? Вот теперь ты у меня точно ничего не получишь.

Заревев сильнее прежнего, Сашенька падает под новогоднюю елку. На ветках закачались игрушки. Закрыв руками лицо, она вздрагивает всем телом. Бабушка возмущенно с упреком кидается на дочь:

— Галя! Вот что ты делаешь? Зачем, действительно, издеваешься над дев-чонкой?

— Мама, не обращай внимания. Она знает, что ты ее сейчас жалеть нач-нешь. Не подходи к ней. Она сама быстрее успокоится.

Постелив скатерть, они начинают накрывать на стол. Услышав звон посу-ды, Сашенька повернула голову. Шмыгая носом, вытирает слезы. Бежит на кухню, просит помочь. Ей дают отнести тарелки.

— Галя, ты что меня позоришь? — повесив полотенце, спрашивает ба-бушка.

— Чего опять? — вздыхает Галя, закрывая духовку.

— Почему у тебя чашки такие грязные? Трудно почистить?

— Где грязные? Они нормальные.

— Чай попили, сразу взяла и почистила. Порошка жалко, что ли? Самой разве приятно? Пить не из чего. У тебя унитаз чище.

— Пей из унитаза, мама!

Стоявшая рядом еще красная от слез Сашенька громко захохотала. Она бежит в зал и сообщает всем:

— Мама сказала, чтобы бабуля из унитаза пила! — Схватившись за живот, согнулась, потом хлопнула себя по коленкам и покачала головой, тряся рас-трепанными волосами. — Ой, не могу!

Спустя час, когда собрались все гости, нарядная Сашенька сидит за празд-ничным столом. Аккуратно причесанная, с большим бантом, в пышном розо-вом платье. Она улыбается и ест торт. Слушает, как мама рассказывает:

— Я когда беременная была, меня кот ревновал. Он ведь чувствует тоже. Сидишь, телевизор смотришь, он вдруг как вцепится в ногу больно когтями и урчит. До этого вообще не царапался никогда.

Испачканное кремом лицо Сашеньки изумленно вытянулось. Она медлен-но повернулась и посмотрела на ничего не подозревающего, свернувшегося в кресле, безмятежно спящего белого кота. Детские глаза мстительно прищури-лись: «Ах, вот ты какой, оказывается! Ладно, Фоксик. Поспи пока...»

Потом ее просят гости, и она охотно читает стихи, поет и танцует, вызывая у всех восторг и умиление. Музыка кончилась, и она дует и машет себе на ли-цо. Подбежав к столу, двумя руками берет бокал с лимонадом и пьет больши-ми глотками...

Уложив Сашеньку спать, мама вернулась к гостям.

— Уснула?

— Не знаю. Ворочаться вроде перестала.

Убрав пустые тарелки, Галя присела за стол. Продолжается прежний раз-говор:

— Уснула, ее закопали. А муж один не верил. Ночью пошел, выкопал ее, а она и точно живая.

— Хорошо еще, что муж такой попался.

Захмелевший муж обнял, нежно поцеловал Галю, улыбаясь, прошептал:

— Не бойся. Ты когда уснешь, я тебя тоже выкопаю.

— Ой, Савушкин! — поморщилась она. — Дождешься от тебя.

— При Брежневе уснула, сейчас вот только проснулась.

— Я все равно не понимаю. Как это столько лет? Не ест, не пьет...

— Врут, конечно! — засмеялась Галя, махнув рукой. — Ночью встала втихаря. Пожрала, пока никто не видит, и опять легла.

В спальне притворщица Сашенька встала тихонько. Никто не видит. От-кинув одеяло, с хитрой улыбкой осторожно слезла с кровати и на цыпочках пошла к закрытой двери зала.

— А я вчера передачу смотрела про конец света. Никто не смотрел? Скоро должен случиться.

— Это хорошо, что хоть все сразу погибнут. Хотя бы никому не обидно будет.

— А я не верю. Его ведь сколько раз предсказывали. Ничего ведь? Живем.

— Галочка, положи мне, пожалуйста, рыбки.

— А конец света уже был два или три раза.

— Все равно все умрем. Какая разница?

— С концом или без конца?

— У нас в деревне один мужик говорил: «Все погибнут. Останусь только я и моя семья. И мы будем основателями нового рода людей...» Но он такой весь из себя правильный был. Не пил, не курил. А потом мы как-то приезжаем, я спрашиваю: «А где этот... основатель будущий?» А он полгода как помер.

— Я когда маленькая была... Вернее, не то что совсем маленькая, мне семна-дцать лет было. И я где-то услышала, что вот тоже конец света предсказали. Мне так обидно было. Что я так мало проживу, что молодая умру...

Галя вдруг выпрямилась и тревожно нахмурилась:

— Сашенька плачет?

Все замолчали и на самом деле услышали тихий детский плач. Бабушка отодвинула тарелку и утерла салфеткой губы.

— Мама, сиди. Савушкин сходит... — сказала Галя и толкнула мужа в бок локтем.

Покачав головой, бабушка поспешила в спальню. Сашенька лежала, ут-кнувшись в подушку, и горько плакала.

— Сашенька, что с тобой? Кто тебя обидел?

— Все вы!

— Как? — недоумевает бабушка.

Бедная, несчастная Сашенька долго не может говорить. Наконец объясня-ет:

— Я все слышала! Вы все умрете, а я одна останусь!

Растерявшись, бабушка не сразу находит, что ответить.

— Сашенька! Нет. Это мы пошутили.

— Я не буду одна оставаться!

— Что ты! Разве мы тебя одну оставим?

Галя осторожно заглядывает в комнату, бабушка машет ей рукой. Вдруг подняв голову, всхлипывая, Сашенька пронзительно смотрит на нее:

— Бабуля, а вы правда никто никогда не умрете?

— Правда, мой хороший.

Чувствуя, что у нее ком стоит в горле, бабушка крепко обнимает голое пухленькое вздрагивающее тельце в трусиках и с крестиком на груди. Всхли-пывая, взволнованная Сашенька признается:

— Бабуля, знаешь, я тебя очень, очень люблю. И маму люблю. И папу то-же.

— Хорошо, зайчик, спи.

Успокоившись, Сашенька послушно ложится и закрывает глаза. Бабушка укрывает ее одеялом.

И потом еще очень долго она будет сидеть возле давно уснувшей внучки. Вздыхая, утирать текущие по щекам слезы.

* * *

Во дворе на детской площадке сидят на качелях школьницы. Возле забора лежат брошенные портфели и сумки. Все их мысли и разговоры только о том, что скоро наступят лето и каникулы.

— Ладно, девочки. Давайте уроки делать.

Они слезли с качелей. Поудобнее устроились на лавках и теннисных сто-лах, достали тетради и учебники. Установилась полная тишина. Лишь лопают-ся надуваемые пузыри жвачек. Склонив головы, все молча пишут.

— Кому геометрию? — Захлопнув учебник, Саша бросила тетрадь на лав-ку. — Люди, дайте мне английский списать.

Они меняются тетрадями. Иногда раздраженно толкаются и громко вос-клицают:

— Иди ты в задницу, малолетняя девочка!

— Слышь, ты, ребенок!

Бросив свою тетрадь, Саша не заметила, как выпала заложенная в нее за-писка. Это заметила ее самая близкая подружка, наклонилась и подняла. Она развернула, но не успела прочитать. Повернувшись, Саша увидела и сразу рез-ко вырвала ее.

— Ты что, больная?! — вытаращилась девочка.

Поджав губы, Саша молча разгладила на колене смятую записку и убрала в карман.

— От Эдика?

— Нужен мне ваш Эдик! — хмыкнула Саша.

— А от кого?

— Ты его все равно не знаешь, Наташа.

— Ладно, ты задолбала. С нашей школы?

Саша молчала, скрывая свой секрет. Но все-таки не удержалась от иску-шения поразить их. Она сказала подружке так тихо, чтобы все услышали:

— Ему знаешь сколько лет?

— Сколько?

— Шестнадцать!

Все были поражены и молчали. Такой взрослый человек ей записки пи-шет! Саша встала, собрала тетради в портфель:

— Ладно, девочки. Мне идти нужно... — И она ушла, провожаемая зави-стливыми взглядами...

Открыв дверь, Саша хмуро посмотрела на сложенные одеяла, мешки, ко-робки, рулоны, ведра — не перечислить всех вещей, которые надо отвезти на дачу с наступлением сезона. Стоя перед зеркалом, мать красила губы.

— Эй, ты чего там чихаешь? Заразить меня хочешь? — смеялась она в трубку телефона. — Я чем занимаюсь? Моську крашу. На дачу собрались. По-лезу в погреб за картошкой... А кто, если не я? Разве Савушкин со своим пузом туда залезет?.. Как зачем крашусь? Мало ли кто меня там увидит? Может, у меня там кто-нибудь поселился в погребе? Какой-нибудь бич симпатичный...

Скинув тапки, Галина надела туфли. Зажав трубку рукой, строго приказа-ла:

— Быстрее переодевайся. Тебя только ждем.

Встав в угол, Саша отвернулась и опустила голову:

— Я не поеду.

— Бегом, я сказала!

...На даче в большой комнате собрали ковер и откинули крышку. Из по-греба дохнуло холодом. Подобрав подол шерстяной юбки, Галина осторожно спустилась по лестнице. Толстый усатый Савушкин наклоняется и принимает у нее очередное ведро, ссыпает в мешок и отдает обратно. Когда собрали всю картошку, он сказал:

— Вино давай поднимем.

В пыльной бутыли темнело домашнее вино. Всплеснув руками, бабушка ахнула:

— Эту вон, двадцать литров которая? Ты что! Разве она поднимет?

Хмурясь, он буркнул:

— В прошлом году поднимала.

Потом долго, кряхтя и ругаясь, они вытаскивали бутыль. Галина снова по-клялась мужу, что это был последний раз. Морщась, терла поясницу. Не обра-щая на нее внимания, он посмотрел на осадок, с трудом вынул пробку и спро-сил:

— Марля где у тебя?

— Ой, отвали от меня!

Капризно надувшись, Саша сидела на веранде. Она задумчиво смотрела на распаханные поля, на кружащихся над ними птиц. В своих мыслях она была далеко. Вытирая тряпкой руки, озабоченно качая головой, из дома вышла мать, на которую разом свалилось множество дел и забот. Увидела праздную Сашу и резко накинулась на нее:

— Ты чего тут расселась? Иди бабушке помоги! Куртку новую сними, а то сейчас всю уделаешь.

Саша молча встала, сняла и бросила на стул куртку. Потом с унылым ви-дом побрела по лужам на огород.

— У нас бинт есть? — спросил Савушкин

Галина перестала разбирать вещи, выпрямилась и утерла потный лоб.

— Зачем тебе? — тревожно спросила она. — Порезался?

— Сцедить надо как-то.

— Ой, да пошел ты! — плюнула она и отвернулась. — У меня дел больше нет.

Позже она увидела брошенную куртку, тихо выругалась. Подняла, встрях-нула и повесила на гвоздь. Из кармана выпала записка. Прочитав, Галина по-терла запястьем нос и посмотрела в огород. Прислонившись к забору, Саша грустно беседовала с соседским мальчишкой...

Стоя под ветвями яблони, бабушка гладила любимую кошку и, улыбаясь, рассказывала своей знакомой:

— А что ей дома делать? У нее здесь друзья, подруги. Она тут со всеми познакомилась. Я в прошлый раз, когда одна приезжала, подхожу, а их тут целая компания собралась. Но она только меня издалека увидела, как зашипит на них, и они все сразу разбежались. Это она мне показать, что она тут никого не водит, пока меня нет. Но я ей ничего не стала говорить.

Сидящая у нее на руках кошка жмурится и довольно урчит.

— Ей тут понравится. Она возвращаться не захочет.

— А как сама решит. Она теперь взрослая. Если захочет отдельно жить, я ее дома удерживать не буду.

В этот момент с веранды долетел резкий крик:

— Ты думаешь, что ты уже взрослая? Обрадовалась? Ты у меня дома бу-дешь сидеть безвылазно! Все лето из дома ни ногой!

— А что ты по моим карманам шаришь?! — тонким голосом отчаянно воскликнула Саша.

— Здесь твоего ничего нет!

Вырвав из рук матери записку, Саша выскочила в калитку. Побежала по узкой улице дачного поселка и скрылась в веселом цветущем весеннем лесу.

Шелестели листья, слышны были далекие музыка и смех. Сидя на пне, Саша горько плакала. Услышав хруст, она повернулась. Подошел мальчик, с которым она разговаривала у забора. Он все слышал про записку. Ненадолго задержав на нем взгляд, Саша снова закрыла мокрое, красное лицо ладонями. Он сел рядом и спустя некоторое время участливо спросил:

— Вы дружите?

— Как ты сказал? — Саша подняла голову. — Дружите? Сто лет этого слова не слышала. Так мило...

Шумел лес. Шмыгнув носом, она сказала:

— Я люблю его.

* * *

Ранним летним утром она сидит у окна и смотрит на безлюдную набереж-ную. Над речным вокзалом развеваются разноцветные флаги. Дует сильный ветер, и солнце часто скрывается за облаками. Зеленые горы, меловые скалы. По широкой реке медленно плывет длинная черная баржа.

Проснувшись, он потянулся и слегка ущипнул ее. Потом тоже посмотрел в окно и насмешливо сказал:

— Вот на чем мы поплывем.

Не поворачиваясь, Саша подала ему крем и спустила с плеч халат:

— На, помажь мне.

Он сел на диване, потер глаза. На двери шкафа висело пышное белое сва-дебное платье.

— Доигралась? — укоризненно сказал он. — Я тебя предупреждал.

— Это у меня не от загара... — морщится Саша. — Это у меня на нервной почве.

— Да? Почему у меня ничего не выскочило?

— Значит, у тебя нервы железные.

Он стал осторожно мазать кремом ее обожженную спину.

— Ты давно встала?

— Принеси мне таблетки. Они в сумочке моей лежат в зале. Жду, когда ты проснешься.

— Пошла и взяла... — сказал он с недоумением. — Чего ты стесняешься?

— Там твой папик в одних трусах гоняет.

— Привыкай. Он и дальше будет. Когда к матери подруги приходят, он даже им говорит: «Я у себя дома. Как хочу, так и хожу. А кому не нравится...»

Он принес ей таблетки и стакан воды. Неожиданно увидел на столе их мелко порванные свадебные фотографии, которые им только вчера принесли, он их еще даже не видел.

— А это что такое?!

— Это плохие. Я там плохо получилась.

— И что?! Зато остальные хорошо получились!

— Вот тебе мало разве? — Она бросила ему толстую пачку. — Тебе лишь бы повыступать.

Она стала перебирать свои юбки и блузки, выбрала черные. Отойдя от зеркала, пнула чемодан:

— Ты проверил, ничего не забыли? Потом просто времени не будет.

Речная вода уже цвела. В душных и чистых каютах были открыты двери и иллюминаторы. Загорелый матрос сидел на перилах на верхней палубе и смот-рел на желтые пески пляжа...

В квартире стоит необычная тишина. Все стараются ходить тихо и разго-варивают шепотом. Сели на кухне, закрыли дверь и стали делиться впечатле-ниями от прошедшей накануне свадьбы:

— Продукты все были наши, они только готовили. Нам надо было за по-варами следить. Мы покупали больших курей, а они нам цыплят подали.

— Ужарились.

— Ага, я им так и сказала.

— Разве куры были? — войдя с балкона, удивился он.

— Вот видишь? Этому хорьку даже не досталось.

— Я просто не помню.

На кухне и на балконе в горшках очень много цветов. По натянутой про-волоке вьется виноград. Даже в солнечный день здесь темно. Галина Никола-евна долго дожидалась, когда они останутся наедине. Теперь выключила плиту и села за стол. Придвинувшись ближе, тихо спросила:

— Ты мне из своих денег выделишь, я надеюсь? Чего ты рожу скривила? Саша, имейте совесть!

— Мама, мы ведь договаривались. Эти деньги нам в путешествие.

— Нет, ты тоже интересная такая! Поминки надо делать? Я сижу без ко-пейки. Свалили на меня и свадьбу, и похороны...

— А мы что, без денег поедем? — возмутилась Саша. — Займи у кого-нибудь.

— У кого? Я и так у всех назанимала на вашу свадьбу. Вот оно вам надо было — такую свадьбу делать? Столько денег потратили. Зачем так много на-роду позвали? Отметили бы в узком кругу, а на эти деньги сами жили бы.

— Мама, это один раз в жизни бывает!

Насупившись, Галина Николаевна молча высыпала в термос горсть сухих черных твердых ягод и залила кипятком.

— Это что? — тихо спросила Саша.

— Шиповник завариваю себе от давления. Дождетесь, скоро сдохну то-же... — сердито ответила она. — Друзья эти все ваши. На фиг бы они нужны? Много они вам денег положили? А сожрали и выпили сколько?

— Мама, ты себя вспомни. Когда ты замуж выходила, разве тебе не хоте-лось...

— Когда я замуж выходила, у нас ни белья, ни посуды — вообще ничего не было. Мы в общаге жили. Ложки и тарелки в столовой воровали. Нам никто не помогал!

— А ты хочешь, чтобы и у нас так было?

— Я хочу сказать, что у нас никаких свадебных путешествий не было?— и ничего, живем до сих пор.

Она обиженно махнула рукой и поднялась со стула, поправила платок на голове:

— Ой, делай как знаешь. Мне от тебя ничего не надо. Это моя мама. Я пойду унижаться. Но похороню сама, как положено. А ты запомни себе: как ты родной бабушке на похороны денег пожалела, потому что тебе в путешествие надо было ехать...

На составленных табуретах стоит гроб, украшенный цветами. Фотографии висят на стенах, составлены хрустальная посуда и книги. Запах ладана. Сухая, сморщенная старушка перестала напевной скороговоркой читать молитвы и присела передохнуть. Душно, приоткрыто окно, и шевелится белая занавеска. В тишине слышно, как потрескивает свеча и доносятся детские крики с улицы. Неподвижно сидевшая под гробом кошка начала умываться.

Сидя у гроба, Саша склонила голову мужу на плечо, приложила платок к лицу. Он обнял ее и погладил по спине. Неожиданно вспомнилась та далекая ночь из детства...

Она отогнала рукой залетевшую осу и накрыла полотенцем пироги. Он вошел на кухню и прикрыл дверь.

— Галина Николаевна, а сколько денег надо?

Она повернулась, посмотрела на него и вздохнула.

— Нисколько не надо. Найду я деньги сама. Езжайте, действительно. Лишь бы у вас все было хорошо.

* * *

Ранним темным осенним утром к заводским воротам подъехал дежурный автобус. Рабочие стали выходить после ночной смены. Неторопливо расселись в салоне, достали игральные карты.

Прислонившись головой к стеклу и закрыв глаза, Саша вздохнула:

— Надо срочно своему бывшему родственнику приличную работу найти. А то алиментов мало платит.

— А что он сам не ищет?

— Дождешься от него. Он лучше будет на диване лежать.

Вдруг Саша резко открыла глаза и села прямо. Словно вспомнила о чем-то важном.

— Ты что?

— Я ключи от литьевой повесила? — Саша выругалась и полезла в сумку за телефоном. — Алло, Женя? Посмотри, пожалуйста, там ключи висят? От литьевой. А то придется вам мой шкаф ломать.

Некоторое время она ждет, прижав трубку к уху. На лбу собрались серди-тые складки.

— Алло?.. Молчал бы! Все, что я должна, я прощаю. Ладно, спасибо. Хо-рошо тебе отработать.

Она убрала телефон в сумку и хмуро сказала:

— Висят. Куда они, суки, денутся? Еще с этими ключами... Почему я за них должна отвечать? Этим мастер должен заниматься, а ему по фигу мороз.

— А ты сегодня отливала что-нибудь?

— А то! — изумилась Саша. — Ты думаешь, если ты спишь, то все спят? Люди работают!

— Ой, я не могу! Заработалась, что ли? Я и гляжу...

Открыв железную дверь, Саша тихо вошла и стала раздеваться. Из спаль-ни, зевая и щурясь, навстречу вышла заспанная Галина Николаевна. Умыв-шись и причесавшись, они сели пить кофе.

— Ее полгода как парализовало. Но она сейчас хоть разговаривать начала. Сестра к гадалке ходила. Та ей сказала: «Она у вас масла много ела...» А я то-же начала вспоминать. Она ведь действительно, я всегда удивлялась, хлеба огромный кусок отрежет себе и вот таким толстым слоем намазывает...

— Она ведь тоже не просто так его ела, — лениво возразила Саша. — Зна-чит, у нее организм требовал. А гадалка сказала, как ее лечить?

— Ничего не сказала. Про масло только сказала, и все.

Из крана в нержавеющую раковину мерно падают капли. Кот бесшумно зашел на кухню. Подошел к пустой миске, посмотрел, понюхал и недовольно мяукнул.

— Чего тебе надо? — упрекнула его Саша. — В стране кризис!

Потом они долго с досадой говорили о зарплате и квартплате, о пособии и пенсии, о кредитах и алиментах. За окном только начинался рассвет. Только начинало светлеть темное, в лохматых тучах небо.

— Я просто на него поражаюсь. Веришь, нет? — жаловалась пожилая мать взрослой дочери. — Пора начинать к земле привыкать, Савушкин вдруг деньги начал копить. Жадный такой стал, сроду таким не был. Мне аж стыдно за него. Продукты в холодильнике у нас отдельно, у каждого свои. Со мной вообще не разговаривает. Я не знаю. Может, это только наше поколение? Может, моло-дые мужики лучше?

— Молодые еще хуже! — Сердито сдвинув брови, Саша рассматривала накрашенные ногти. — Сонечка спать вчера во сколько легла?

— Ой, замучила она меня. Вот ведь неугомонная! Давай беситься, и все. Я думала, что она устанет и уснет скорее. Так у меня глаза закрываются, а ей хоть бы хны. Как ты сама с ней спишь? Всю ночь ворочается, раскрывается. Я замучилась ее укладывать нормально.

— Надо было ее подушками обложить.

В это время, широко раскинув руки и ноги, сбросив на пол одеяло, попе-рек кровати спит Сонечка. На потный лоб налипли волосы. На обеих руках маленькие пальчики сложены в фиги. Ротик приоткрыт. Тихо посапывает.

— Ты сама спать ляжешь сейчас? Я еще посижу, если будешь ложиться.

— Нет. Сейчас встанет. Пока кашу сварю.

— Тогда я пошла.

Проводив ее, Саша прошла в ванную. Бросила белье в стиральную маши-ну. Посмотрела на себя в зеркало.

Зайдя на кухню, открыла холодильник. Включила телевизор, убавив звук. Поставила кастрюлю на плиту. Вышла на балкон, прикрыла дверь и закурила.

В спальне на кровати Сонечка всхлипнула и открыла глаза. Она лежит не-подвижно, медленно мутным взглядом оглядывая комнату. Постепенно она оживает. Потянулась и потерла кулачками глаза. А в следующее мгновение она резво соскочила с кровати и побежала.

С улицы донеслись громкие долгие сигналы въезжающего во двор свадеб-ного кортежа. Толпа у подъезда закричала и захлопала. Раздались свист, смех и звон посыпавшихся монет.

Недовольно выставив нижнюю губу, Сонечка сидит за столом перед та-релкой с кашей. Водит ложкой, поглядывая на лежащую рядом шоколадку. Не удержавшись от искушения, потянулась к ней и начала осторожно разворачи-вать. Услышав шелест фольги, Саша обернулась и строго посмотрела на нее. Отдернув руку, Сонечка жалостно попросила:

— Мама, я шоколадку хочу.

— Вот когда кашу съешь...

— Мама, пожалуйста!

— Кашу съешь сначала!

Бросив ложку, Сонечка слезла со стула. Опустилась на колени и с лицом страдалицы сложила ладошки перед грудью:

— Мамочка, я тебя умоляю!

— Ты! Артистка тоже мне...

Подняв с колен, Саша шлепнула ее по заду и снова посадила перед тарел-кой. Сонечка уронила голову на грудь и закрыла лицо руками...

Взяв скалку, Саша начинает раскатывать тесто. Звонит телефон. У нее ру-ки испачканы в муке. В зале Сонечка играет с котом, звонко смеется. Саша громко кричит:

— Соня, возьми телефон!

На кухню вбегает запыхавшаяся, смеющаяся Сонечка. Убирает с лица во-лосы и поднимает трубку:

— Алло?.. Привет, как дела? У меня все нормально. А у тебя как? — При-бежавший вместе с ней кот резко дергает шнурок, который она держит в ру-ке. — Ладно, пока! Мне некогда...

— Кто звонит?

— Мать твоя! — Хулиганка бросает трубку на стол и убегает.

— Ты!.. — изумляется Саша, но бандитки след простыл.

Она торопливо моет и вытирает руки, садится к столу и берет трубку, дол-го слушает, потом возмущенно говорит:

— Мама! Ты тоже нашла, кого слушать! Эта звезда слишком много хочет. Но она мало получит. Так ей и передай от меня...

Закончив со всеми делами, уложив после обеда Сонечку спать, она нако-нец с легким волнением решилась сделать то, о чем думала все последние дни. Села за стол, собралась с духом. Подвинула телефон, набрала номер и непри-нужденно весело сказала:

— Привет! Как дела? Вот не выдержала и решила тебе позвонить. Слушай, я правильно поняла, что ты больше не хочешь со мной встречаться?.. Ага, я так и подумала. Просто хотела убедиться. Все понятно. Пока! Бог тебе судья. Больше не буду тебя беспокоить... — бодро пообещала она и положила трубку.

Всхлипнула, по щекам потекли слезы. Вздрагивает белое, полнеющее женское тело с татуировкой на мягком, морщинистом животе. Крестик болта-ется на цепочке между трясущихся грудей.