Разлетается мир на куски

* * *
Разлетается мир на куски,
В поездах отыщи мою нежность
И добавь в нее каплю тоски.
Размешай эту каплю прилежно,
Пригуби — и пребудешь пьяна,
По твоим разгуляюсь я венам,
И судьба пошатнется, полна
Этой красной горячей вселенной.
На губах не улыбка горит,
Это кровь обновилась до боли,
Слышишь, как начинается ритм
Двух сердец, что мечтают о воле?
И куда бы ни шли поезда,
Самолеты куда б ни летели,
Я в тебе остаюсь навсегда,
Навсегда остаюсь, в самом деле.
Даже если забудешь меня,
Если имя запрячешь поглубже,
Я сожмусь до такого огня,
Что никто тебе будет не нужен.
Разлетается мир на куски,
И любовь не пройти стороною.
Наши тени взлетают, легки,
И становятся тенью одною.


* * *
Ты не смотри, что я сегодня грустный,
Мне надо только перезимовать,
Ведь то, что мы считали за искусство,
Февральской ночью не с чем рифмовать.

Я знаю, завтра будет день туманный
И вздрогнет на окне пустой стакан.
Ты не смотри, что я сегодня пьяный,
Я где-то потерял своих цыган.

И невиновных нет, и виноватых,
Всего одна недолгая свеча
Бросает свет на тени и кровати,
Бросает тень на все, что сгоряча.

Когда-то снег отчается и минет,
И превратится в бестолковый дождь.
Ты не смотри туда, где небо стынет,
Ты для себя там места не найдешь.

Кто обещал, что солнце мир согреет?
Природе не к лицу такая лесть.
С годами одиночество острее,
И в этом, несомненно, что-то есть.

Шепну, что все давно осточертело,
И грубой лжи покажутся черты.
Ты не смотри туда, где ныло тело
Пред тем, как стало цвета темноты.

Ты не смотри направо и налево,
Случайный взгляд правдивей наших глаз.
Пусть что-нибудь останется на лето,
Хотя бы пара безобидных фраз.

А ныне просто пожимай плечами,
Что не болело — то и не прошло.
Зима мою бессонницу качает,
Волнуется и дышит на стекло.


* * *
Нам достается дождь стальной,
И медленный прощальный танец.
Ты не останешься со мной,
И я с тобою не останусь.
Колокола болят, звеня,
И ангел плачет за спиною,
Не торопи теперь меня,
Ты не останешься со мною.
Пусть вся вселенная волос
Пройдет насквозь мои ладони,
И то, что нежностью звалось,
В последний раз в глазах утонет.
Пусть руки вскрикнут в пустоте
И пустота зашевелится,
В твоей несбывшейся мечте
Не отразятся наши лица.
Пусть будет только теплый дождь
И запах яблоневой кожи.
Тебе пора! Чего ты ждешь?
Ты думаешь, я жду того же?
И хоть любви недолог путь
И нету времени для чуда,
Тебе шепчу я: «Не забудь».
Ты отвечаешь: «Не забуду».
Дождь выбивается из сил,
И в тишине неумолимой
Я все отдам, что накопил,
Все, кроме счастья для любимой…


* * *
Неприхотливая улочка,
Сумрак знакомых кафе.
В небе — вчерашняя булочка,
Бармен всегда подшофе.

Стекла неровные в трещинах,
Память выходит из рук,
Надо бы с жизнью порезче мне,
Надо бы, да недосуг.

В воздухе утлая лодочка,
Бога на ней не гневи!
Кофе, наверно, холодный уж?
Не холоднее любви.

Не холоднее, чем проблески
Разума у дураков,
Не холоднее, чем облики
Девушек прошлых веков.

Улочка пахнет конфетами,
Ландышем пахнет, халвой,
Улочка между проспектами,
Между тобою и мной.

Дни начинались здесь праздные
И утекли, как вода.
Жаль, что ходили мы в разное
Время туда и сюда.

Жаль, что ты выбрала лучшее,
Не расспросив про меня.
Жаль, что надежды тягучие
Я на слова променял.

Нечего больше рассказывать,
Выбилась память из сил.
Кофе придется заказывать...
Этот давно уж остыл.


* * *
С утра сбежали краски с полотна,
И голуби не вынесли разлуки.
Когда-нибудь ты скажешь, что весна
Была всего лишь поводом для скуки.
Как хорошо, что наших пальцев власть
Рассыпалась, не завершив касанья.
Как, говоришь, та улица звалась?
И есть ли у любви еще названье?
Упрямый разбегается курсив,
Когда уже не вымолвить ни слова.
На острых шпилях небо голосит
От боли и от призраков былого.
И даже не придумаешь письма,
Пустой конверт зажат в ладони теплой.
Когда-нибудь ты скажешь, что зима
Оставит нам дыхание на стеклах.
В плену твоих невысказанных фраз
Я понимаю пристально и верно:
Пусть осень продолжается без нас
И пьет глинтвейн в прокуренных тавернах.
На полотне — лишь очертанья тел,
И голуби плывут в одеждах сизых.
И с улицы твой запах улетел…
А может, я постичь его не в силах…


* * *
Москва подбирается к сердцу,
Не зная, что время ушло,
Ты держишь стеклянную дверцу,
А ветер терзает стекло.

И я в этом ветре как профиль
Той жизни, которой не жить.
Послушай, старик Мефистофель,
Не хочешь ли крылья сложить?

Не хочешь ли в шашки со мною
Сыграть посредине пути?
Я счастье ищу продувное,
Но ветер всегда впереди.

Москва с Воробьевых спустилась
И влезла на башни Кремля,
Еще ты со мной не простилась,
Но сжалась от боли земля.

И в дамки продвинулась шашка,
И траурно взвизгнула медь,
И небо, как теплую шапку,
На голову впору надеть.

Забудь Мефистофеля козни,
Пусть крылья пылятся в углу,
Ведь теплые губы так поздно,
Так сильно прижались к стеклу.


* * *
Твое лицо в неразберихе снов
Из памяти выходит постепенно
И падает с небесных потолков,
Как с тела Афродиты клочья пены.

И каждой ночью средь живых теней,
В чьих старых шкурах только боль тупая,
Я рыскаю и чувствую сильней,
Как новый день горчит, не наступая.

Перед рассветом богатырский свист
Завертит мир в бессмысленное presto,
На раз-два-три играет пианист,
И для четвертой доли нету места,

Как нету места для дрожащих век
И губ, что прикасались осторожно.
Смотри в окно и удивляйся: снег! —
Как знак того, что счастье невозможно.

Все кончится, как пена, как тоска,
Как Афродита, как любовь солдата,
Блестят рояля черные бока,
И тень не доживает до заката.

Рояль замерз. И клавиши в снегу,
Мне вальс не танцевать. Я не умею.
Но пианист — у памяти в долгу,
Он музыку прервать уже не смеет.

Ни прошлого, ни будущего… С тем,
Что в настоящем, суждено проститься.
Твое лицо пусть мой украсит шлем,
Когда к моим ногам падут столицы.

Никто узнать не сможет, кто же ты,
И варваров желанье не встревожит.
Твое лицо рассыплю на черты
И спрячу в каждом дне, что будет прожит.