По лермонтовской Москве

Лермонтов в московском университете: «Святое место! Помню я, как сон...»

С детских лет он таскался из одного пансиона в другой и наконец увенчал свои странствования вступлением в университет.
М.Лермонтов. «Княгиня Лиговская»

Важнейшим периодом жизни Лермонтова стала учеба в Императорском Московском университете. Сегодня здание университета — одно из немногих дошедших до нас в том виде, которым его видел поэт. Это так называемый Главный корпус, выстроенный по проекту М.Ф. Казакова в 1786–1793 годах, а затем после пожара 1812 года восстановленный по проекту Д.И. Жилярди (в 1816–1819 годах). Под своды университета Лермонтов вошел в начале сентября 1830 года.

Каким был Московский университет в те годы? Иван Гончаров, ставший студентом на год позже Лермонтова, писал: «Мы, юноши, полвека тому назад смотрели на университет как на святилище и вступали в его стены со страхом и трепетом... Наш университет в Москве был святилищем не для одних нас, учащихся, но и для их семейств и для всего общества. Образование, вынесенное из университета, ценилось выше всякого другого. Моск­ва гордилась своим университетом, любила студентов, как будущих самых полезных, может быть, громких, блестящих деятелей общества».

С самого начала учеба Лермонтова в университете не заладилась. А все дело в холере. Эпидемия пришла с Ближнего Востока и завоевывала Россию с юга: перед смертельной болезнью пали Астрахань, Царицын, Саратов. Летом холера пробралась в Москву.

Очевидец писал: «Зараза приняла чудовищные размеры. Университет, все учебные заведения, присутственные места были закрыты, публичные увеселения запрещены, торговля остановилась. Москва была оцеплена строгим военным кордоном, и учрежден карантин. Кто мог и успел, бежал из города».

27 сентября 1830 года холера прервала едва начавшуюся учебу студента Лермонтова, заставив его вместе с бабушкой, подобно другим москвичам, запереться в доме на Малой Молчановке. Но времени он не терял, сочинив немало стихотворений. Как раз в сентябре в журнале «Атеней» было напечатано стихотворение «Весна», ставшее первым известным опубликованным произведением поэта. 1 октября появились стихотворения «Свершилось! полно ожидать...» и «Итак, прощай! Впервые этот звук...».

А уже через два дня Лермонтов пишет «Сыны снегов, сыны славян...». 4 октября — стихотворение «Глупой красавице», 5 октября — стихотворение «Могила бойца», сопровожденное припиской: «1830 год — 5 октября. Во время холерыmorbus», 9 октября — совсем уж жуткое название — «Смерть». Похоже, что тягостная окружающая обстановка оказывала свое влияние на творческий процесс.

Мало­помалу холера стала отступать, и с началом 1831 года в Московском университете возобновились занятия, «но лекции как самими профессорами, так и студентами посещались неаккуратно», — писал профессор Степан Шевырев.

Студент Лермонтов, пребывая на нравственно­политическом отделении университета, посещал и обязательные для него лекции на словесном отделении, где училось почти 160 студентов, большей частью из разночинцев. Деканом словесного отделения был М.Т. Каченовский, профессорами — А.В. Болдырев, преподававший востоковедение, И.И. Давыдов, читавший русскую словесность, Н.И. Надеждин — теоретик в области изящных искусств и археологии, П.В. Победоносцев — риторик и П.М. Терновский, читавший церковную историю. Учился Лермонтов сносно.

Необычными были итоги этого семестра в Московском университете. И дело здесь не в двойках и тройках студентов Лермонтова и Белинского, а в не очень лицеприятном инциденте, случившемся в марте 1831 года, когда восставшие студенты в буквальном смысле выгнали из университета профессора уголовного права М.Я. Малова. Одним из зачинщиков бунта был Александр Герцен.

Лермонтов также принимал участие в бунте, о чем даже сохранилось мемориальное свидетельство. Как и в прочих случаях, таковым стало стихотворение «Послушай! вспомни обо мне...», автограф которого сохранился в альбоме лермонтовского друга Н.И. Поливанова, что жил неподалеку от него, на Малой Молчановке. Не менее красноречива и приписка Поливанова: «23 марта 1831 года. Москва. Михайла Юрьевич Лермонтов написал эти строки в моей комнате во флигеле нашего дома на Молчановке, ночью, когда вследствие какой­то университетской шалости он ожидал строгого наказания».

Но наказания не последовало. Хотя фамилия Лермонтова наверняка осталась в бумагах Третьего отделения. Николаю I, конечно, доложили, но в этот раз разгонять Московский университет по примеру Благородного пансиона он не решился.

Поэт не стеснялся спорить с профессорами, невзирая на лица. Так, однажды он вступил в полемику с профессором Победоносцевым.

«Профессор Победоносцев, читавший изящную словесность, задал Лермонтову какой­то вопрос. Лермонтов начал бойко и с уверенностью отвечать. Профессор сначала слушал его, а потом остановил и сказал:

— Я вам этого не читал; я желал бы, чтобы вы мне отвечали именно то, что я проходил. Откуда могли вы почерпнуть эти знания?

— Это правда, господин профессор, того, что я сейчас говорил, вы нам не читали и не могли передавать, потому что это слишком ново и до вас еще не дошло. Я пользуюсь источниками из своей собственной библиотеки, снабженной всем современным.

Мы все переглянулись. Подобный ответ дан был и адъюнкт­профессору Гастеву, читавшему геральдику и нумизматику. Дерзкими выходками этими профессора обиделись и постарались срезать Лермонтова на публичных экзаменах», — вспоминал Павел Вистенгоф.

В связи с этим эпизодом вспоминается характеристика, данная Лермонтовым Зиновьеву, готовившему его к пансиону. Уже тогда дерзкий юноша засомневался в способностях профессора. В университете максимализм Лермонтова проявился с еще большей силой.

Впрочем, Лермонтов сам написал об этом в «Княгине Лиговской»: «Приближалось для Печорина время экзамена. Он в продолжение года почти не ходил на лекции и намеревался теперь пожертвовать несколько ночей науке и одним прыжком догнать товарищей. Вдруг явилось обстоятельство, которое помешало ему исполнять это геройское намерение... Между тем в университете шел экзамен: Жорж туда не явился. Разумеется, он не получил аттестат».

Не пришел Лермонтов и на экзамен к Победоносцеву, что избавило последнего от необходимости выслушивать правдуматку от строптивого студента.

Но как бы плохо ни относились к Победоносцеву студенты (среди которых были и Белинский с Аксаковым), сам он, видимо, обладал недюжинными воспитательными способностями. У него самого было одиннадцать детей, младший из которых превзошел своего отца. В самом деле, кто не знает у нас Константина Петровича Победоносцева, профессора Московского университета, ставшего главным воспитателем великих князей и оберпрокурором Святейшего Синода. И хотя выдвинулся он при Александре II, его видение государственного устройства Российской империи во многом совпадало со взглядами государя Николая Павловича.

В университете были у Лермонтова и друзья — Алексей Лопухин, Андрей Закревский, Владимир и Николай Шеншины (всем им поэт посвятил стихи), что дало некоторым исследователям назвать их «лермонтовской пятеркой» или даже кружком, по аналогии с университетскими кружками Герцена и Станкевича.

Если учесть, что в Благородном пансионе Лермонтов продержался с сентяб­ря 1828 по апрель 1830 года, то есть год и восемь месяцев, то ко времени своей неявки на экзамены в июне 1832 года срок его пребывания в университете вышел даже большим, на два месяца. Лермонтов, если можно так выразиться, подзадержался в святилище науки на Моховой, где ему стало неинтересно учиться.

Уже 1 июня он обратился с прошением об увольнении из университета: «Ныне же по домашним обстоятельствам более продолжать учения в здешнем Университете не могу и потому правление императорского Московского Университета покорнейше прошу, уволив меня из оного, снабдить надлежащим свидетельством, для перевода в императорский Санктпетербургской Университет. К сему прошению Михаил Лермантов руку приложил».

Прошение удовлетворено было 18 июня. Университет и Лермонтов расстались без сожаления. В университетских бумагах сохранилась запись, сопровождавшая фамилию поэта: «Посоветовано уйти». Ну а Лермонтов отвечал своей бывшей альма­матер тем же, отзываясь о «профессорах отсталых, глупых, бездарных, устарелых, как равно и о тогдашней университетской нелепой администрации». Хотя уже через четыре года в поэме «Сашка» поэт вспомнит о без малого двух годах в университете более тепло:

Святое место! помню я, как сон,
Твои кафедры, залы, коридоры,
Твоих сынов заносчивые споры:
О боге, о вселенной и о том,
Как пить: ром с чаем или голый ром;
Их гордый вид пред гордыми властями,
Их сюртуки, висящие клочками.

Но все же подытожим, каким стал Лермонтов после университета. «Умственное развитие его, — писал современник, — было настолько выше других товарищей, что и параллели между ними провести невозможно. Он поступил в школу [юнкеров] уже человеком, много читал, много передумал; тогда как другие еще вглядывались в жизнь, он уже изучил ее со всех сторон; годами он был не старше других, но опытом и воззрением на людей далеко оставлял их за собой».

Свое образование Лермонтов решил продолжить в петербургской Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, куда он был зачислен 10 ноября 1832 года. Поэту вновь выпала разлука с любимой Моск­вой...

Александр Васькин

Продолжение следует.