Память об Отечественной
«Когда о них потомки говорят...»
Мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем.
2 Кор. 6, 9
Поэтической антологии «Ты припомни, Россия!..» можно было по справедливости дать подзаголовок: «Последний поклон». Поскольку книга задумана как некое слово благодарности и признательности великому поколению наших отцов и дедов, которые печальными редеющими рядами подошли к 65-летнему юбилею Победы, будучи уже глубокими стариками, большинство из которых, как ни прискорбно признавать, вряд ли доживет до следующей круглой юбилейной даты.
Книга воистину посвящается живым и мертвым, тем, кто ценою беспримерного мужества, невероятных страданий и величайшей жертвенности в мае 1945 года принес на русскую землю и на землю Европы мир, Победу над самым страшным за всю историю человечества физическим и метафизическим злом, грозившим гибелью всему живому на свете.
По высшему счету это книга исторической памяти, которую сохранили люди разных поколений: от поколения фронтовиков, от поколения «детей войны» и послевоенного поколения до сегодняшних молодых, уже правнуков и праправнуков победителей. Увы, горькая и мужественная эта юбилейная книга сегодня как никогда раньше становится остроактуальной, жизненно необходимой, поскольку никогда прежде еще не было в мире такой остервенелой ненависти к нашей Победе, к нашей истории, к русскому солдату-победителю! В лучшем случае — подвиг целого народа хотят отодвинуть (задвинуть!) в самый темный и дальний исторический угол, превратив его в непотребный миф, в некую «сказку», в небыль, в ненужное прошлое, которого следует чуть ли не стыдиться. В худшем случае (а это худшее год от года идет по нарастающей, и каждый раз чем ближе майская победная дата, тем больше злобы, лжи и нападок) — клевета на нашу историю, на нашу победу в «Священной войне» приобретает безобразные размеры.
Когда-то Петр Вяземский, участник Отечественной войны с Наполеоном, видя, как искажается историческая правда о событиях, свидетелем которых был он сам, заметил: «Талейран, хорошо знающий своих соотечественников, говорит: Ne vous y trompez pas: Les Fraucais ont etc a Moscou; mais gardez-vous bien de croire que les Russes soient jamais venus a Paris (Не ошибайтесь: французы были в Москве, но русские никогда не вступали в Париж). Другими словами, но в этом же смысле и духе писаны многие французские военные истории». Увы, так же пишется (вернее, переписывается) сегодня на Западе и у нас в стране история Второй мировой войны. Тогдашний СССР уже ставят на одну доску с гитлеровской Германией, вклад советской армии в Победу, в разгром фашизма сознательно принижается, а солдат-победителей иначе как оккупантами не называют. И наш долг — дать достойный ответ всем клеветникам и ненавистникам России, жаждущим перекройки истории, подменяющим свет исторической правды темными и злонамеренными измышлениями, пытаясь зомбировать юные поколения, превращая их в беспамятных и бескультурных циников, в Иванов, не помнящих родства, которые на крови погибших за Победу готовы согласиться с рассуждающими о том, что было бы де совсем неплохо, если бы в той войне выиграла Германия. То есть на руинах и на крови побежденной и униженной страны, в положении рабов и в окружении завоеванной Гитлером Европы (кто бы спас Европу без России?!), по мнению новых либерал-предателей, как завидно и сытно мы жили бы сейчас — клепали бы высокотехнологичные «мерседесы» и попивали немецкий ликер «Егермайстер» с щедрого стола хозяев-гуманистов, больших любителей печей крематория Освенцима и Аушвица... Но мы-то знаем, что переписыванием истории всегда занимаются захватчики (реальные или потенциальные), ибо чтобы изменить будущее народа, необходимо отнять у него прошлое...
В записных книжках того же Петра Вяземского есть интересное наблюдение на эту тему. Путешествующий по миру поэт два века назад весьма точно охарактеризовал очень схожую с сегодняшней ситуацию, когда пытаются «обезроссиить» Россию: «Руссо не узнал бы своей спартанской Женевы. Новое правительство все делает, чтобы обратить ее в безнравственные Афины. Театр, правда, плохой, игорный дом, кофейные и погреба, или просто кабаки, на каждом шагу. Стараются обезшвейцарить Женеву, поглотить ее народонаселение приливом иностранцев, разноплеменной сволочи, бродяг. Все это с политической целью укрепить власть свою чуждыми стихиями и легче рыбу ловить в мутной воде».
Перечитывая стихи фронтовых поэтов, вновь и вновь поражаешься непостижимой тайне поэтического слова, обладающего пророческим, почти мистическим видением и ведением, как если бы через слово поэт был духовно подключен к вечности, где история уже завершена и все события совершились, только знания о них запечатаны печатью до последних времен... Разве не удивителен тот факт, что практически все полегшие на полях Великой Отечественной поэты предсказали в стихах свою гибель?.. Борис Смоленский, погибший двадцатилетним в первые месяцы войны, еще в 1939 году напишет о людях, «умерших очень молодыми», которые «неожиданно и неумело»
Умирали,
не дописав неровных строчек,
Не долюбив,
не досказав,
не доделав...
Павел Коган так передает предчувствие будущей гибели: «Нам лечь, где лечь, и там не встать, где лечь...»
Муса Джалиль, казненный в фашистской тюрьме, успеет сказать последнее сбывшееся слово:
Не преклоню колен, палач, перед тобою,
Хотя я узник твой, я раб в тюрьме твоей.
Придет мой час — умру.
Но знай: умру я стоя...
Иосиф Уткин также становится пророком своей судьбы:
Если я не вернусь, дорогая,
Нежным письмам твоим не внемля,
Не подумай, что это — другая,
Это значит — сырая земля.
Алексей Лебедев, штурман подводной лодки, словно завороженный невольным предчувствием, почти с кинематографической визуальностью несколько раз в стихах повторит одну и ту же картину:
Лежит матрос на дне песчаном,
Во тьме зелено-голубой...
И в другом стихотворении:
А если сын родится вскоре,
Ему одна стезя и цель,
Ему одна дорога — море,
Моя могила и купель.
И, конечно, еще один в ряду других классический случай с пророческими стихами Николая Майорова, который, как наваждение, улавливал в слове таинственные знаки будущего. «Когда умру, ты отошли письмо моей последней тетке», — пишет он в 1937 году. «Я не знаю, у какой заставы //Вдруг умолкну в завтрашнем бою...» — пишет в 1940-м. И самое знаменитое гениальное стихотворение «Мы» с хрестоматийными строками:
Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете как миф,
О людях, что ушли не долюбив,
Не докурив последней папиросы...
И все же самое потрясающее поэтическое прозрение в стихах Николая Майорова касается даже не личной судьбы, но исторического будущего, в котором идущий на смерть поэт и воин предчувствует что-то тревожное, темное, словно гибельный морок заслоняющее какую-то важную мысль, дорогую истину, правду... В стихотворении «Нам не дано спокойно сгнить в могиле...» Майоров по-солдатски сурово предупреждает об опасности, размеры которой мы только сейчас начинаем осознавать:
Мы все уставы знаем наизусть.
Что гибель нам? Мы даже смерти
выше.
В могилах мы построились в отряд
И ждем приказа нового. И пусть
Не думают, что мертвые не слышат,
Когда о них потомки говорят.
Так что же «говорят потомки»? Вот один из наиболее характерных «лжесловесников, сожженных в совести своей» (1 Тим. 4, 2), некий Александр Подрабинек, выражающий квинтэссенцию ненависти и патологической неблагодарности подобных ему борцов с нашим прошлым: «Ваша родина — не Россия. Ваша родина — Советский Союз. Вы — советские ветераны, и вашей страны, слава богу, уже 18 лет как нет...
Пора прекратить лицемерные причитания о чувствах ветеранов, которых оскорбляют нападки на советскую власть. Зло должно быть наказуемо. Его служители — тоже. Презрение потомков — самое малое из того, что заслужили строители и защитники советского режима...»
Слыша подобное, нельзя не вспомнить немецкого железного канцлера Бисмарка, говорившего когда-то о том, что Россию нельзя победить извне, ее можно разрушить только изнутри. Как видно, на разрушение брошены немалые силы. Ни на том, ни на этом свете не дают покоя нашим старикам-ветеранам, русским солдатам, живым и мертвым... Фронтовик Николай Панченко, замечательный русский поэт, абсолютно не востребованный новым «демократическим» временем, напишет в одинокой старости горькие строки об итогах жизни своего поколения:
Завершенье — искусство! —
по сути
безответно всему вопрошать...
Мы — умрем —
И отборные суки
Сядут наши дела завершать.
А в стихотворении с символическим названием «Родине» Николай Панченко, в принципе не любивший столь высоких слов, все-таки позволит себе по праву старого солдата задаться вопросом о том, какое будущее и какая страна останутся его детям и внукам:
Я был с тобою и — тобой! –
Опорной твердью голубой,
Что вдруг опоры не находит...
Ужель из памяти уходит
Последний бой,
Как первый бой?
Мы не дали тебя убить —
Сердец беспримесная плавка.
А кто не даст тебя пропить,
Проспать,
Продать из-под прилавка?!
Писатель и человек безупречной честности, фронтовик, офицер, войну закончивший командиром разведроты стрелковой дивизии, Владимир Богомолов, словно на перекличке со своим поколением, в конце двадцатого века подтвердит правоту пророческой тревоги Николая Майорова. В статье «Срам имут и мертвые, и живые, и Россия...» Богомолов мужественно бросит в лукавое лицо либеральным политкомиссарам и эмиссарам «облитый горечью и злостью» солдатский приговор: «Очернение с целью “изничтожения проклятого тоталитарного прошлого” Отечественной войны и десятков миллионов ее живых и мертвых участников как явление отчетливо обозначилось еще в 1992 году. Люди, пришедшие перед тем к власти, убежденные в необходимости вместе с семью десятилетиями истории Советского Союза опрокинуть в выгребную яму и величайшую в многовековой жизни России трагедию — Отечественную войну, стали открыто инициировать, спонсировать и финансировать фальсификацию событий и очернение не только сталинского режима, системы и ее руководящих функционеров, но и рядовых участников войны — солдат, сержантов и офицеров...»
Что же конкретно имел в виду Владимир Богомолов? Читаем дальше: «Еще в начале 1993 года мне стало известно, что издание в России книг перебежчика В.Б. Резуна (“Суворова”) также инициируется и частично спонсируется (выделение бумаги по низким ценам) “сверху”. Примечательно, что решительная критика и разоблачение этих фальшивок исходили от иностранных исследователей...» И далее: «Проведенные экспертизы (компьютерный лингвистический анализ) засвидетельствовали, что у книг В.Резуна “разные группы авторов” и основное назначение этих изданий — переложить ответственность за гитлеровскую агрессию в июне 1941 года на Советский Союз и внедрить в сознание молодежи виновность СССР и прежде всего русских в развязывании войны, унесшей жизни двадцати семи миллионов только наших соотечественников». И еще в связи с появившимися в эти годы «историческими открытиями» новых идеологов, «лжесловесников, сожженных в совести своей»: «Когда я читал рецензии и слушал радиопередачи с восторгами по поводу “немецкого танкового гения” Гудериана и “спасителя Москвы” Власова, я всякий раз думал — кто эти апологеты?.. Неужели на полях войны от Волги до Эльбы у них никто не остался?.. Они что, инопланетяне или — без памяти?»
Перед лицом всех павших, перед памятью своих ровесников, перед горем и слезами матерей, детей, жен, перед народной совестью и перед Богом предупреждает Владимир Богомолов тех, кто на руинах прошлого, на развалинах великой империи, на нищете и унижении стариков-ветеранов строит новый либеральный Вавилон в нашей стране: «Когда пишешь или даже упоминаешь о цене победы, о десятках миллионов погибших, ни на секунду не следует забывать, что все они утратили свои жизни не по желанию, не по пьянке, не в криминальных разборках или при разделе собственности и не в смертельных схватках за амдоллары и драгметаллы, — они утратили свои жизни, защищая Отечество, и называть их “пушечным мясом”, “овечьим стадом”, “быдлом” или “сталинскими зомби” непотребно, кощунственно»... Вряд ли «сожженные в совести своей» услышат слова офицера Богомолова, как не услышат они и потрясающие, словно простая деревенская икона, стихи ветерана-фронтовика Михаила Тимошечкина, рядовым солдатом прошедшего войну, ныне живущего в городе Россошь Воронежской области:
До глубины потрясена,
Земля качается от боли.
Там, где заставила война,
Залег солдат в открытом поле.
Торчат обмотки, башмаки
Из-под распластанной шинели.
И пушки бьют из-за реки
По серой видимой шинели.
Под ним, от кровушки пьяна,
Земля дрожит, войне внимая,
До самых недр потрясена,
Контужено-глухонемая.
А солнце в небе голубом
Лучи свои перепрядает.
А он, уткнувшись в пашню лбом,
Недвижно смерть пережидает.
Жестка комкастая кровать.
Рубцы и вмятины на теле.
...Мы не умели воевать.
Мы только победить сумели.
И этому человеку нужно было дожить до времен, когда ему, 85-летнему ветерану войны, какие-то сволочи, без креста и совести, могут бросить в лицо, что «презрение потомков — самое малое из того, что заслужили строители и защитники советского режима...»?! Да ведь это страшнее гитлеровского фашизма! Теперь мы понимаем, о чем хотел предупредить нас в своем пророческом стихотворении Николай Майоров, и понимаем, почему, зачем, для какого последнего боя старые солдаты в могилах «построились в отряд» и ждут «приказа нового»...
Именно поэтому книга «Ты припомни, Россия!..» отличается от привычных изданий, неся особый эмоциональный, художественный и публицистический заряд, соответствующий обстоятельствам времени и реальной исторической задаче — вернуть нашей Победе ее подлинные трагические и одновременно светлые краски, живые человеческие черты, ее подлинное высокое и непреходящее духовное и нравственное историческое значение!
Замысел поэтической антологии «Ты припомни, Россия!..» — показать во всей полноте преемственность русской истории, преемственность воинского подвига, в котором сошлись не только май 1945-го, но и ратная судьба героев 1812 года, судьба сражавшихся на поле Куликовом, на Невском льду со шведами... Это книга не только о силе русского оружия, но и о силе духа русского воина. Неслучайно лейтмотивом в ней зримо и незримо проходит ключевое для русской истории понятие: «Сим победиши!..» — ибо с этими словами явился будущему Константину Великому Крест на небе как Знак победы над врагами!..
Известно, что ни один из видов литературы не передает в таком плотном и объемном (многомерном!) виде ощущение времени и переживание человека во времени, как это делает поэзия. По природе своей поэзия эпична, ибо вышла из эпоса, и потому всякое (даже сугубо лирическое) стихотворение уже само по себе есть отражение в миниатюре целого мира, несущее в себе эпическое дыхание. Неслучайно Александр Пушкин был убежден, что «история принадлежит поэту».
Таким образом, в поэтической канве антологии в сжатом виде представлена, можно сказать, вся эпопея о Великой Отечественной войне, своего рода коллективная «Илиада», коллективный эпос, где каждая строка, каждый сюжет по силе личного человеческого потрясения и художественной правды равновелики страницам гомеровского эпоса. С тою лишь разницей, что Гомер в своей поэтической эпопее как бы становился народом в едином лице, хранителем национальной исторической, культурной и мифологической памяти, а в поэзии о Великой Отечественной войне — народ становится коллективным Гомером, творцом великой, поистине народной книги, которая, перефразируя Андрея Платонова, будет неполной даже без самого крохотного поэтического свидетельства о безмерной трагедии ХХ века, масштаба которой не мог себе помыслить античный автор...
В книге представлено творчество не только поэтов так называемого первого призыва и старшего поколения фронтовиков, таких как А.Сурков, А.Тарковский, К.Симонов, А.Твардовский, В.Боков, С.Гудзенко, А.Межиров, Н.Старшинов, Ю.Друнина, С.Наровчатов, Н.Панченко, В.Субботин, А.Недогонов, П.Шубин, А.Люкин, Ф.Сухов, Е.Винокуров, К.Ваншенкин, но и тех, кто со своими военными стихами (часто написанными прямо на фронте, в окопах в перерывах между боями) входили в литературу уже как бы третьим призывом, в 70–80-е годы (К.Левин, М.Тимошечкин, М.Борисов, И.Ржавский, И.Петрухин, Н.Медведева, П.Булушев, Н.Петропавловский, Н.Грачев, А.Головков, Б.Тедерс, Ю.Белаш, Г.Беднова, Ю.Куликов и др.), а также стихи поэтов, которых называют «детьми войны», поколением очевидцев, к которому принадлежат поэты Н.Рубцов, А.Прасолов, Ю.Кузнецов, С.Куняев, Евг. Евтушенко, В.Пахомов, Л.Васильева, В.Высоцкий, Л.Смирнов, В.Соколов, А.Передреев, Д.Сухарев, В.Костров, О.Дмитриев, и стихи сегодняшних участников новых современных военных конфликтов. При всей сложности и неоднозначности этих событий очевидно, что воинская и офицерская честь все еще высоко ценятся в России, что русская армия по-прежнему верна лучшим воинским традициям Суворова, Нахимова и Жукова. И что дело отцов — в надежных руках.
Как сказал участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза писатель Владимир Карпов: «Я — русский солдат, свидетель и участник ужасной и великой трагедии войны, могу подтвердить: мужество — меч Бога в борьбе с Князем тьмы, крепость великих душ и умов, основа характера и оправдание людей и народов. Еще раз особо хочу подчеркнуть, что наше самосознание стоит не на присущей германцам или англосаксам апологии силы и мощи, а на утверждении духа и жертвенном самоотречении. Ибо “не в силе Бог, а в правде”». И с тем большей предупреждающей грозной силой звучат сегодня пророческие слова поэта Аполлона Майкова: «Бой повсюду пойдет, по земле, по морям, // И в невидимой области духа».
Вот еще почему мы можем и обязаны гордиться русским солдатом, ставшим не только победителем, но и прекрасно осознававшим свою миссию на земле, как об этом сказано прекрасным фронтовым поэтом с военной фамилией — Николаем Майоровым:
Мир, как окно, для воздуха распахнут,
Он нами пройден, пройден до конца,
И хорошо, что руки наши пахнут
Угрюмой песней верного свинца.
И, как бы ни давили память годы,
Нас не забудут потому вовек,
Что, всей планете делая погоду,
Мы в плоть одели слово «Человек»!
P. S.
Хотелось бы закончить эту статью личным посвящением от имени поколения родившихся после войны...
Мы дружили с фронтовиками...
Памяти Е.Винокурова, М.Львова, Н.Старшинова, Ф.Сухова, В.Шефнера, Н.Панченко, В.Карпова, А.Межирова, М.Борисова... — поколения фронтовиков
Мы дружили с фронтовиками,
с настоящими мужиками,
быть почетно учениками
у великих отцов своих —
тех, что скрыты уже веками
под осыпавшимися венками,
под летящими вслед плевками
на святые могилы их.
Знаем, что они пережили,
знаем, что они заслужили,
и какие песни сложили, —
вместе с ними пели не раз...
В майский день за Победу пили,
а бывало, и слезы лили,
вспоминая, как протрубили
им архангелы — грозный час!..
Ну так что же, дети и внуки,
молча мы опускаем руки,
чтоб могли какие-то суки
пачкать память старых солдат? —
Все сдадим — без стыда и муки?
Впереди — подлый смех и трюки,
пляски под похоронные звуки...
Позади — Москва, Сталинград!..
Геннадий Красников
- Комментарии