Анатолий Никифоров. Экологический набат
Вроде бы рядовое событие — презентация книги по проблемам экологической безопасности. Если бы не одна особенность — сборник публицистических статей «Экологический набат» принадлежит перу полковника КГБ в отставке Анатолию Кирилловичу Никифорову. Мы привыкли к постоянно объявляемым разновидностям ежегодных кампаний — то за спортивную семью, то по борьбе с наркоманией, с коррупцией, сквернословием... Вот 2017-й прошел как год экологии. Поскольку рекомендация шла от самого президента, всероссийская масштабность затеваемого благого дела впечатляла. Громадьё планов обещало чрезвычайные перемены. В Воронеже замечательный специалист, организатор, выпускница Воронежского сельхозинститута Надежда Викторовна Стороженко, уполномоченный по охране окружающей среды при губернаторе, сформировала «мозговой центр», в который вошли видные ученые, специалисты, общественные деятели. Каждый разработал свои предложения. Самыми эффективными, глубоко продуманными были рекомендации профессора Владимира Ефимовича Шевченко, бывшего ректора сельхозвуза. Предлагались меры по защите плодородия лучших в мире российских черноземов, внедрение культуры земледелия, научные основы которой заложил гениальный В.В. Докучаев, создание в школах и вузах «экологического ликбеза». Но первое заседание комиссии, открывшееся выступлением руководителя департамента природных ресурсов, оставило присутствующих в недоумении. Призыв к проведению сначала «малых дел»: нечто общее, мало конкретики... На следующем заседании все прояснилось. С нас потребовали выявление в городе несанкционированных свалок, фиксировать кучи мусора... Не более того. Кстати, у профессора В.Е. Шевченко прогулки по лесному массиву, прилегающему к жилым домам, заслуживают внимания. В полиэтиленовый мешок собирает то, что оставили отдыхающая молодежь, взрослое население. Получив квартиру в новой вузовской многоэтажке, из командировок привозил саженцы различных деревьев... Вскоре вокруг образовался уникальный зеленый оазис — с аллеями, лужайками. Никакого использования «административного ресурса»: ни студентов, ни преподавателей не привлекал. Привыкший вставать рано, сам ухаживал за посадками — поливал, делал обрезку. Личный пример главнее нравоучений и призывов.
В принципе книга А.К. Никифорова о том же — о культуре взаимоотношения человека с природой. Рассказы о детстве в дальнем сибирском селе — в тайге и реке нельзя брать «лишнего», — о том, какую роль в воспитании любви к окружающему миру играли стихи Есенина, книги Пришвина, Бианки... Затем встречи и дружба с писателями Г.Н. Троепольским, Л.Л. Семаго, с учеными, журналистами, выступавшими в защиту рек, родной земли...
Проблемы экологии — это проблемы безопасности нашего государства. И разговор развернулся в иное русло. Если это так, то где же тогда был наш комитет государственной безопасности?! Кто слышал его голос? Объяснение простое — в советское время все были подручными партии. Но оказывается, КГБ встал на защиту Гавриила Николаевича Троепольского после публикации его знаменитого очерка «О реках, почвах и прочем». Оказывается, излагали свою точку зрения в письмах в ЦК КПСС, Совмин. Воронежский комитет госбезопасности был против создания рукотворного «моря»: водохранилище, по прогнозам ученых, превратится в болотистую лужу, о чистоте воды протекающей речки надо будет забыть навсегда. Так оно и произошло. Органы понимали тревогу ученого из госуниверситета Хачика Акоповича Джувеликяна, предупреждавшего о пагубных последствиях строящегося в Россоши комбината химических удобрений. Он же первый, если не единственный в СССР, кропотливым трудом одиночки создал карту загрязнений от выбросов различных промышленных предприятий своего родного города.
В мои студенческие годы популярной была песня американского шпиона-диверсанта:
— Мы идем тропинкой очень узкой,
КГБ не сможет нас поймать,
Сэр Антонио — как это по-русски?
— Бэдный мой мать!..
По мере нарастания непредвиденных обстоятельств, создаваемых нашими пограничниками, познания в русском трансформировались до панического непечатного возгласа... Словом, «слетали в СССР», как тот летчик Пауэрс, сбитый нашей ракетой под Свердловском. Общественность тогда была уверена: все КГБ знает и все умеет. Но потом случилось то, что случилось: Комитета госбезопасности будто и не существовало. Поголовное предательство представителей всех властных структур развалило СССР. В принципе Запад был спокоен, почти уничтожена и Россия.
Чудес не бывает, но они есть. Путин во власти довольно-таки долго. И постоянно много обещал и внушал, что жизнь все улучшается и улучшается. Но на поверку выходило иное: и правительство, и губернаторы почти все его поручения игнорировали. Власть не у него, а у КОРРУПЦИИ. Объяснять не надо, что по этому поводу думает народ. К тому же Путин выходец далеко не из рядовых представителей органов госбезопасности. А тут еще его неожиданное демонстрирование близости к церкви: встречи с патриархом, посещение монастырей, святых мест. К «святости», как под спасительный зонтик, потянулась и остальная вертикаль власти.
Кстати, Никифоров не только в поминаемой книге, но и в ряде других очень серьезный и откровенный разговор ведет о роли православия в консолидации общества и спасении души каждого. Это особое служение чекиста отмечено орденами Святого Сергия Радонежского 2-й степени, Святого Иннокентия 3-й степени и медалью Святителя Митрофана 3-й степени.
Но нам известно и другое: именно органы повинны в разрушении Церкви. Семичастный, бывший председателем КГБ при Хрущеве, атеист из атеистов, изрек фразу, ставшую достоянием народного фольклора: «За церковь мы спокойны — там наши люди». Внедрение «наших» оттолкнуло верующих от храма. Сталин в годы войны сделал все, чтобы Церковь вернулась к народу со своим тысячелетним опытом служения спасению Отечества. Никите Хрущеву необходимо было вместе с доброй памятью о Сталине стереть из сознания людей и сталинскую веру в созидательную мощь Православия. Вторгшаяся тихой сапой на наши просторы антихристская идеология Запада хорошо поработала на ниве духовности. Хотите Православие? Получите! Мы вам поможем. Под их окормление попали многие молодые пастыри, для которых были открыты «истины», якобы хранящиеся в архивах США, Канады и других стран. С амвона в День Победы от молодого священника можно было услышать: Сталин палач, Гитлер палач, Жуков палач, Геббельс палач... Следовательно, мои родители, спасшие Родину, Европу и весь мир от «коричневой чумы», тоже (в глазах темно и сердце останавливается!)... палачи. Меня пытались вразумить: просто-напросто я живу по старым, лживым советским стандартам. Хотя мне, моим ровесникам достаточно того, что о зверствах гитлеровцев и противостоянии этому рассказывали наши отцы. Или взять соборование... В некоторых приходах батюшки совершали помазание елеем не семь раз, а раз-два (сколько кому вздумается), и объявлялось: всё, благодать сошла. Какая вам еще молитва «Услыши мя, Господи, услыши мя, Владыко, услыши мя, Святый. Помилуй мя, Господи, помилуй мя, Владыко, помилуй мя, Святый. Исцели мя, Господи, исцели мя, Владыко, исцели мя, Святый»?! К чему вам нужен этот народный фольклор?! Один дьякон доказывал, что фольклором, придумками являются все... акафисты. Достаточно трех — Спасителю, Богородице и Николаю-угоднику. Даже священники начинают с «научной» точки зрения доказывать тварность Фаворского света и схождения Благодатного огня. Подобные казусы можно перечислять и перечислять. Срабатывает давняя мечта наших поработителей — веру превратить в разнообразие верований: в каждом селе должна быть своя религия.
У нас Церковь отделена от государства. Вы только задумайтесь: как можно дух, которым жил народ сотни лет, отделить от него? Говорят, что отдать приоритет Православию невозможно: Россия многоконфессиональная страна. А что, такой она не была при царях, при Сталине? Все конфессии уживались и были едины на страже безопасности государства. Время слов ушло. Все в ожидании от президента СЛОВА, обращения к братьям и сестрам: ОТЕЧЕСТВО В ОПАСНОСТИ!
...Путин всему миру показал, что в совершенстве владеет не только разными видами спорта. Особенное восхищение вызвал «футбол», сыгранный им в Кремле с президентом ФИФА Джанни Инфантино, — виртуозное владение мячом!
Никогда никто власть без борьбы не уступает. За нее всегда идет борьба. Особая ситуация в России. Возможно, посложнее, чем была в предвоенные и военные годы. Знаем, кто у Владимира Владимировича духовник, знаем о его встречах со многими старцами. И когда он пошел на президентские выборы как самовыдвиженец — знак, говорящий о многом. Уйти от каких бы то ни было партий, показавших только лишь умение заниматься политической демагогией. И никакой ответственности перед народом. С Грудининым — хорошо продуманный ход. В принципе уходит с арены псевдокомпартия, которая за все годы пребывания в Думе не сделала ничего для улучшения жизни трудящихся. Похоронены даже профсоюзы... Мало чем от них отличаются и другие партии, лидеры которых давно играют роль или шутов при дворе короля, или угодников перед теми, кто у власти и с деньгами.
Почему-то нападки были только лишь на Грудинина. Можно подумать, что все остальные во всех отношениях безгрешны. Вот их-то «непогрешимости» и мешает директор совхоза, ставшего давно примером становления и развития истинно народного предприятия. Путину нужны люди дела, необходим возврат к единству, которое дают истинные духовность и патриотизм. На президентских выборах Грудинин занял второе место. Надежда, что с Путиным один из выдающихся сельхозников страны будет опираться на поддержку народа в смене курса от защиты олигархов к защите человека труда.
Не враги наши, а мы сейчас идем тропинкой очень узкой. Необходимы воля и решимость. Известный экономист И.Б. Загайтов статьи-рекомендации по утверждению безопасности страны около тридцати лет публикует на страницах областной «Коммуны». С интересом и надеждой на реализацию научно выверенных предложений читают представители всех слоев населения. Можно сказать, что довольно высокий процент подписчиков держится благодаря этим статьям. Случай далеко не ординарный. Редакция попросила Исаака Бениаминовича высказаться по поводу выборов. Его ответ: надежды, кроме Путина, ни на кого нет. Грамотное, продуманное изложение дальнейших действий. Время упущено, рекомендациям надо было внимать раньше. Но обращение Владимира Путина к Федеральному Собранию вдохновляет. Нынешнее социально-экономическое положение страны требует рывка — роста ВВП в полтора раза: «Важно сделать правильный выбор из предыдущего негативного опыта формирования управленческих кадров... Нужно открыть дорогу к руководству народным хозяйством тем, кто в предшествующие семь–десять лет реально доказал, что в сфере своей ответственности он добился роста производства материальных, интеллектуальных, демографических и экологических благ... Подобный вариант требует массовой общественной поддержки...»
Не столько книгу Никифорова обсуждали, сколько родившуюся возможность именно службе госбезопасности взять на себя ответственность за экологическую безопасность державы. Вместе с учеными, специалистами действовать открыто. Собравшимися на презентацию — а там было много представителей офицеров и генералов госбезопасности в отставке, ученых, специалистов — принято решение: под эгидой органов (бывших чекистов не бывает) создать в помощь президенту гласную и истинную экологическую безопасность страны.
Эдуард ЕФРЕМОВ
Павел Басинский. Посмотрите на меня: Тайная история Лизы Дьяконовой
Книга основана преимущественно на дневнике одной из первых отечественных феминисток Елизаветы Дьяконовой. Рукопись была найдена после ее загадочной гибели в августе 1902 года в Тироле: она ушла одна в горы и не вернулась. Через месяц после тщетных поисков было случайно обнаружено тело пропавшей. Дневник был издан в России и вызвал немалый резонанс.
В предисловии автор вспоминает, как, однажды прочитав дневник, потом не раз возвращался к нему, рассказывал «историю жизни Дьяконовой знакомым. И убедился, что в сухом пересказе содержимое дневника им представляется не слишком интересным». Желание доказать обратное, видимо, и побудило П.Басинского на создание «невымышленного романа».
Автор замечает: здесь «не та история, распутать которую можно в детективном ключе». Однако элементы и приемы этого жанра встречаются на протяжении всего повествования. Например, когда речь идет о трагической гибели 27-летней героини, а также в некоторых эпизодах ее жизни в Петербурге и Париже...
Лиза росла в купеческой семье, была старшей из пятерых детей. Заметную роль в формировании ее личности сыграли бабушки. Автор говорит об «инъекции бабушкиного православия», тем более действенной, что, по его же словам, они внучку любили, а «Лизе всю жизнь катастрофически недоставало любви». Ее вера не раз подвергалась серьезным испытаниям, из которых она выходила не без потерь. Так в старших классах «стоит верующей гимназистке в кругу молодых людей завести речь о своей церковности, как ее поднимут на смех»...
Окончив ярославскую гимназию с серебряной медалью, Лиза решила поступить на Бестужевские курсы в Петербурге. У ее матери, Александры Егоровны, к тому времени овдовевшей, относительно дочери были другие планы — выдать замуж. Каждый из таких поворотов сюжета — для автора повод рассказать о положении женщин в России, о системе женского образования, о зарождении феминизма и многом ином.
Особая тема — Бестужевские высшие женские курсы, куда Дьяконова поступила-таки, несмотря на упорное противодействие матери. Причем «на пути развития этой необычной русской феминистки ей помогали мужчины, а мешала женщина» (это, конечно, о матери). В столице Лизе сочувствуют и помогают все: секретарь приемной комиссии, директор курсов Н.П. Раев, попечитель учебного округа М.Н. Капустин. Этот влиятельный сановник, крупный ученый-правовед, наставник великого князя, будущего императора Николая II, отложив все дела, беседует с приезжей. Затем ходатайствует о ней перед министром просвещения, пишет письма ее матери. «В письмах Капустина... есть что-то пронзительно человечное», — считает П.Басинский. Их он приводит полностью, потому что уверен, «такие “человеческие документы” не должны пропадать со временем».
Итак, Лиза становится слушательницей курсов. Ее новые впечатления отражает дневник. Например, лекции историка И.М. Гревса и священника о. Василия (В.Г. Рождественского), которые, оказывается, по-разному смотрят на фигуру Спасителя. Для верующей, воцерковленной девушки вопрос не праздный. Автор считает, что по ее вере «нанес мощный удар» «Гревс с его прогрессивными воззрениями на историческое, небожественное происхождение Иисуса». А еще будут лекции философа и психолога А.И. Введенского: после разговора с ним «Дьяконова впервые признается в дневнике, что она больше не ходит в церковь». Эволюция героини продолжится: «В Париже она фактически станет социалисткой...»
П.Басинский внимательно всматривается в мировоззренческую драму Дьяконовой: здесь не только корень многих ее личных бед, но и отражение «духовной ситуации времени» — ситуации, некоторые черты которой актуальны и сегодня. Например, повышенный интерес к экзистенциальным вопросам. Автор не упускает случая обратить наше внимание на эти параллели. Однажды, после лекции профессора геологии И.В. Мушкетова о неотвратимой гибели Земли, Лизу охватил ужас от осознания бессмысленности бытия. Автор полагает: «Самое надежное спасение от этого страха — в религии. Если Бог есть и человек — творение Его, то жизнь не бессмысленна».
Состояние Лизы, вынужденной скрывать свою веру, было незавидным. «Не в советское время, — замечает биограф, — когда религия была под фактическим запретом, а в монархической православной России студенту и студентке было стыдно признаться в своей “церковности”. Не то что нельзя, но... неприлично».
«Приличная» же публика поглощена мыслями о борьбе за свободу, равноправие и т.п. Так, Дьяконова присутствует на «чаепитии», где марксисты спорят с народниками, и чувствует себя чужой на этом празднике свободомыслия. Как и на другом «собрании», где речь шла «о вере и нравственности». «Ее мучил вопрос, который наверняка не задал себе ни один участник этого мероприятия: “Нравственно ли это — возвращаясь с этического собрания, будить звонками усталых за день от работы людей?” Этот вопрос она задала одному из гостей салона, но тот равнодушно ответил, что “на то они и прислуга”». «А у меня на душе все-таки было нехорошо: мне, по обыкновению, было стыдно в глаза смотреть швейцару, когда он отпирал мне дверь», — записано в дневнике.
Здесь мы находим то, что привлекло автора в письмах М.Н. Капустина, — пронзительную человечность. Она же проявилась в приведенном выше сюжете о «петербургском ужасе» Дьяконовой, который П.Басинский сравнивал с аналогичным эпизодом из жизни Льва Толстого: переживание Лизы «оказалось, пожалуй, глубже толстовского». Ее «ужас отличался от толстовского отсутствием эгоизма».
То же душевное качество проявилось в реакции Лизы на смерть мальчика-кадета. Она корит себя в дневнике за то, что не навестила его в лазарете. Корит напрасно, но таков уж тип личности, испытывающей потребность каяться в несуществующих грехах, или без малейших оснований считать себя не просто некрасивой, а уродливой, а позже заявлять: «Я молода и хороша собой...»
На характере, строе мыслей, поведении Лизы сказалось состояние ее здоровья. В 19 лет проявились «первые признаки душевного и умственного расстройства». Затем — головные боли, утрата памяти, трудности с чтением и письмом. Перепады психических состояний, истерические реакции. Потом проблемы с кожей, с ногами...
«Тема расплаты за грехи отцов» — один из «лейтмотивов дневника» Лизы, ее «проклятие»: физические и нравственные страдания, разного рода комплексы, неадекватные представления о чем-то. Например, мужененавистничество («противна сама мысль о замужестве»).
В ноябре 1897 года Лизу, «не способную без посторонней помощи ни ходить, ни одеться, ни раздеться», кладут в больницу.
Здесь «религиозность Дьяконовой проходит куда более серьезное испытание, нежели на лекциях Гревса или Введенского, — пишет автор. — Оказавшись лицом к лицу с чужой смертью и не зная еще, чем закончится ее собственная болезнь, она вынуждена признаться самой себе, что наука наукой, но ее внутренняя сущность просто не может смириться с мыслью о смерти как о полном уничтожении человеческой личности». Лиза в очередной раз убеждается, что не может жить без веры.
Здесь произошло и то, о чем Лиза написала в дневнике: «почти кончив жизнь умственную, я стала жить сердечною...» — а П.Басинский формулирует так: «в ней проснулось сердце...» Дьяконовой и ее биографу, конечно, виднее... Ранее один знакомый сказал Лизе: «Вы живете рассудком и страстью... вы совсем не живете душевной жизнью...» Но разве в приведенном выше эпизоде «петербургского ужаса» героини и в ее впечатлениях от «чаепития» не заметно сердечное, душевное отношение к людям?.. Разве Лиза до того, как в больнице проявила участие к сестрам милосердия, не испытала то же чувство к простым людям, о которых так пеклись народники и марксисты?.. Ведь именно в связи с этим автор воскликнул: «Удивительно, как глубоко и болезненно чувствовала эта девушка пропасть между народом и интеллигенцией!»
Конечно, следовать за мыслями героя — обязанность автора, пишущего о реальном человеке. Но в данном случае это весьма нелегкая задача: при всех достоинствах дневников Дьяконовой ее мысль порой сбивается, пропадает логика, возникают смысловые противоречия...
Понятно, что у Лизы в больнице на фоне страданий и смертей чувство жалости к людям обостряется. Но... «Жалость к больным... борется в ее душе с раздражением от их бездуховности». У женщин — «абсолютная пустота, заполняемая областью половых отношений: муж, дети, и в привязанности этой — ни капли духовности». Биограф продолжает: «В мужских палатах рядом с образками, висящими над кроватями, на столиках валяются скабрезные французские журналы. В сущности, это нормально. Это и есть жизнь. Но Лиза с такой жизнью мириться не хочет». Далее — из дневника: «Я уйду от них... уйду из России — я не в состоянии мириться с такой ужасающей пошлостью...»
Действительно, Лиза «уйдет из России». По жестокой иронии судьбы отправится во Францию, где выпускаются эти «скабрезные журналы». Уедет туда, чтобы учиться на адвоката: в России этот путь женщинам был закрыт.
Автор считает, что «этот переезд был, возможно, самой большой ошибкой девушки». «В Париже силы окончательно покинули ее... И она дошла до такого состояния, которое уже нельзя было терпеть...» Лизу направили в клинику Сальпетриер. Знакомые рекомендовали ей некоего Ленселе — «медика-студента, проходившего интернатуру» как раз там, в Сальпетриере, «но уже считавшегося хорошим доктором». Его профессиональные и человеческие качества расположили Лизу к нему. Их отношения постепенно вышли за рамки общения больной и врача. Так однажды он посоветовал Дьяконовой выйти замуж. Это была первая точная рекомендация медика.
И тут автор повторяет сказанное им ранее: «...читать парижский дневник Дьяконовой нужно с большой осторожностью, иначе мы рискуем попасть впросак и сделаться доверчивыми свидетелями любовного романа, которого, возможно, не было в действительности». А насчет переписки героев романа, описанной в дневнике, биограф выражает сомнение. И вообще: «Читая парижский дневник Дьяконовой, непрерывно ловишь себя на ощущении, что тебя водят за нос», а один сюжетный поворот «ужасно напоминает перевернутый рыцарский роман». И далее: «В истории отношений Лизы и Ленселе есть целый ряд вроде бы незаметных обстоятельств, которые указывают на то, что парижский дневник Дьяконовой сознательно или бессознательно писался именно как роман». Однако на вопрос: любила ли Дьяконова своего Ленселе (или психиатра с каким-то другим именем) по-настоящему, или это был придуманный сюжет, который был ей необходим для романа? — ответ однозначный: любила!
«Не будем утомлять читателя рассказом о посещении Лизой Англии, об этом можно прочитать в ее дневнике», — решает однажды биограф. Следуя его примеру, по аналогичной причине автор этих строк воздержится от пересказа того, что связано с дальнейшим пребыванием Дьяконовой в Париже, развитием ее отношений с интерном и, наконец, трагическим финалом в горах Тироля...
Однако есть одна проблема, о которой нельзя не сказать.
...В начале повествования семнадцатилетняя Лиза «дает название новому дневнику — “Дневник одной из многих”». Биографу «в этом скромном определении слышится такая гордость». У меня здесь возникли было сомнения: не повышает ли искусственно П.Басинский градус эмоций? Ну, захотелось девушке красиво выразиться... С кем не бывает?.. Но потом я согласился с автором: да, здесь уничижение, которое паче гордости. И предположил: а не ружье ли это, повешенное в первом акте, которое выстрелит в последнем? Так оно вроде и вышло...
Ближе к финалу — уже упомянутая поездка героини в Лондон, где она не может забыть о Ленселе. «И это доводит ее до мыслей о самоубийстве». О готовности умереть Лиза пишет психиатру, умалчивая о причине своего настроения. Вот два фрагмента его ответного письма: «Мадемуазель, Вы слишком самоуверенны, умны, склонны к философии и погружены в свои мысли! Вспомните слова Священного Писания: “Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие небесное”...». И еще: «Смиритесь, научитесь быть никем, даже если Вам кажется, что Вы нечто значительное. Вы не сможете стать меньше, чем есть, но Вам никогда не стать больше».
П.Басинский полагает, что письмо Лизы из Лондона — «признание в любви. Косвенное признание». Ленселе этого то ли не понял, то ли сделал вид. А сказал он Лизе о самом для нее главном. Это вторая рекомендация врача, где точность диагноза и выбора способа лечения сочетается с безупречной формой изложения.
Но поскольку ждали от него совсем другого, то кто он после этого? Правильно: 1) Лиза полюбила, «положа руку на сердце, ничтожество»; 2) «Как сын своей до мозга костей развращенной нации, он был по своему нравственному состоянию против Е.А. (Е.Дьяконовой. — А.Н.), как... ну, как грязь против чистого снега».
Второй пункт — вердикт Василия Кулакова, студента 4-го курса Казанской духовной академии. Он прочел напечатанные в 1905 году дневники Лизы, пришел от них в восторг и написал родственникам покойной. Будущего священнослужителя, видимо, не смутило, что у автора дневников были серьезные проблемы с первой заповедью Блаженства...
Да и биограф, затронув тему великой гордыни, повесив, как могло показаться, ружье на стену в первом акте, вдруг утратил к этой линии интерес... Может быть, потому, что ее финал явно не подходил для завершения «невыдуманного романа». Или потому, что предъявлять какие-либо претензии девушке, жизнь которой была так насыщена болью и страданиями, а смерть — мучительна, чья психологическая адекватность под вопросом, — язык не поворачивается, а вспоминаются слова из Евангелия: «Кто из вас без греха, пусть первый бросит камень»?..
Александр НЕВЕРОВ
Великий князь Николай Константинович. 1850–1918: Биография и документы
Одним из интереснейших изданий начавшегося года, бесспорно, является выход в свет уникального издания, посвященного личности и трудам великого князя Николая Константиновича Романова. Трехтомник включает несколько сот документов как официального, так и личного характера, связанных с непростым жизненным путем великого князя, скончавшегося в 1918 году в Ташкенте.
Великий князь Николай Константинович был старшим сыном в семье великого князя Константина Николаевича и великой княгини Александры Иосифовны, приходился племянником Александру II, в семье его привыкли звать Николой. Он получил блестящее образование, по собственной инициативе поступил и окончил с серебряной медалью Академию Генерального штаба, затем поступил в лейб-гвардии Конный полк и в 21 год стал командиром эскадрона. Будучи блестящим офицером, он познакомился с американской танцовщицей Фанни Лир (настоящее имя — Харрет Блэкфорд, англ. Harriet Blackford), которой увлекся, и многие впоследствии обвиняли ее в проступке молодого великого князя. В 1873 году Николай Константинович отправился в составе русских экспедиционных войск в поход на Хиву, подробно описанный в письмах к отцу; за участие в военных действиях он получил орден Святого Владимира 3-й степени. С этого времени и на всю оставшуюся жизнь он увлекся Туркестаном, вступил в Русское географическое общество и планировал заняться разведкой новых территорий, присоединенных к Российской империи. Однако весной 1874 года в Мраморном дворце — резиденции великого князя Константина Николаевича — из комнаты его супруги исчезли бриллианты с оклада одной из икон, которой Николай I благословил их брак. Расследование привело к адъютанту Николы — Е.П. Варнаховскому, заявившему, что он лишь выполнял поручение великого князя Николая Константиновича. Созданное в 1874 году «Особое совещание по делу Николая Константиновича» во главе с министром императорского двора графом Александром Владимировичем Адлербергом рассмотрело вопрос о том, как юридически оформить и преподнести общественности случай с великим князем Николаем Константиновичем, а также совещание должно было предложить императору возможные варианты дальнейшей судьбы великого князя, а именно его местонахождения. Никола был признан душевнобольным, над ним учреждена опека отца, а в донесениях наблюдавших за ним лиц великий князь фигурировал отныне как «Высокий Больной». Отныне в его окружении постоянно присутствовали медики. И надо отметить, что с ними великий князь умел очень быстро найти общий язык. Совершенно иначе обстояло дело с «распорядителями», которые следили за устройством жизни «Высокого Больного». Распорядители-попечители при нем периодически менялись, среди них — князь Э.А. Ухтомский, генерал-лейтенант К.К. Витковский, граф Н.Я. Ростовцев, Н.И. Казнаков и другие лица. Кроме того, за великим князем, учитывая его принадлежность к Императорскому дому, следили жандармы. Таким образом, в 24 года великий князь Николай Константинович был навсегда удален из столицы, началось его скитание по различным местам Российской империи, а позднее, в 1881 году, он был выслан в отдаленный уголок государства — Ташкент.
С 1874 года Николай Константинович был удален из семейства, и именно это было основным наказанием для него. Все меры, примененные к великому князю, были лишь следствием вывода, что Никола не может более находиться в кругу царской фамилии и вести жизнь, для которой был предназначен с рождения. Это наказание оказалось самым страшным. Великий князь Николай Константинович имел не только титул и соответствующее ему воспитание, он был образованным, эрудированным и очень способным человеком, которого удалили из круга лиц, ему подобных, не только связанных с ним родственными узами, но и имевших общие интересы, увлечения, стремления и мечты. Конечно, первые годы великий князь почти был уверен, что скоро (через два-три года) настанет момент и он вернется в семью, в любимый Павловск, будет нести военную службу, как все мужские представители рода Романовых, — и его простят. Но этого никогда не случилось.
Трехтомное издание включает полный текст переписки Николы с родителями и родственниками, а также донесения представителей жандармских управлений о надзоре за великим князем в 1874–1901 годах; тексты исследований великого князя Николая Константиновича, посвященных изучению Средней Азии, описание его экспедиций, а также его записи личного характера.
В первом томе сборника впервые опубликованы редкие по своей ценности материалы: письма Николая Константиновича родителям за 1855–1881 годы, а также документы, разъясняющие «связь» Николы с Александрой Демидовой, которая родила от него двух детей (Николая и Ольгу) и пыталась всеми силами добиться разрешения создать семью с Николаем и остаться с ним, но Александр II наложил категорический запрет на подобные проекты влюбленных. Никола со своей стороны также убеждал отца, «что здесь не каприз, что речь идет не об “амурности”[1], достойной насмешки и презрения, — но о счастье и покое человека, забытого всеми и опального. Пусть забывают меня, но зачем же угнетать беззащитного. Лежачего не бьют!»[2]
- Комментарии