Пятница. 15 мая.
Почти на каждой станции встречи: хлеб-соль от местных жителей, переселившихся сюда за последнее 20-летие, преимущественно из Малороссии, духовенство, уссурийские казаки, дети, обучающиеся в сельских школах, с цветами. Чтобы не прибыть во Владивосток ночью, остановились в Раздольном, где расположены 1-й вост[очно]-сибирский стрелк[овый] Его Величества полк, Приморский драгунский полк и парковая артиллерия. Раздольное на берегу р. Суифуна. На плацу перед казармами войска выстроились покоем для парада. Обойдя фронт, я велел перестроиться поближе ко мне и передал войскам сердечный привет Государя и его спасибо за боевую службу. На это я был уполномочен телеграммой Государя в ответ на мой запрос и предупреждение, что увижу войска. После церемониального марша на плацу остался один Государев полк, которому я отдельно передал, что Царь им кланяется и гордится быть их шефом.
(Забайкалье, в вагоне, 20 мая.) Погода в Раздольном была чудесная; местность живописная, долина над извилистым Суйфуном, окаймленная лесистыми горами; цвели черемуха и яблоня. Просил представить мне офицеров стрелкового Е. В. полка, и я с каждым говорил; не обошел еще половины, как фотограф просил сняться с ними группой, а то было бы поздно: солнце садилось. Уселись толпой; молодежь расположилась на земле. Один подпоручик, Шапиловский, известен мне по Аракчеевск[ому] к[орпу]су и Павловскому у[чили]щу; припомнил, что у него на затылке есть под волосами шишка; так и оказалось. После фотографии продолжал говорить с офицерами. Зашел в полковую церковь. Подошли и офицеры-драгуны; один показался мне знакомым, спрашиваю фамилию — корнет Подгорецкий; вспомнил, что он из Неплюевского корпуса и Елизаветградск[ого] у[чили]ща. Побывал в доме командира 1-го стрелк[ового] полка Квецинского. Жена его в первом браке была за подполковн[иком] Уссурийской жел[езно]дорожн[ой] бригады Стеценко, сыном адмирала, моего экзаменатора. Вечер провели в солдатской чайной, где офицеры стоящих в Раздольном войск угощали меня обедом и солдатским спектаклем. Офицерское собрание Государевых стрелков сгорело. Чайная 1-го Е. В. полка просторная, с постоянной театральной сценой. Представление началось 3-м и 5-м действиями «Ревизора», отлично сыгранными солдатами-стрелками Его Величества, причем и женские роли играли солдаты. — Среди офицеров заметил корнета приморского драгуна; его лицо было мне хорошо знакомо, но фамилии никак не мог вспомнить; спросил о нем и, когда мне его назвали Семеновым, сразу вспомнил, что полюбил его еще во 2-м Московском к[орпу]се, а в последний раз видел в Елизаветградском училище. Так ему обрадовался! Помню его печальные домашние обстоятельства. Поговорил с ним. Теперь он на хорошем счету в учебной команде. Когда сели обедать, представление солдат продолжалось на наших глазах. Режиссирует командир 2-й роты. Чудесно научил он солдат, они даже балет танцуют, удивительно ловко и грациозно; видели и русскую, и матлот[1], и даже pasd’Espagne, причем солдаты-танцовщицы отлично исполняли свое дело.
Прелестный был это вечер. В ночь пустился в дальнейший путь.
Суббота. 16 мая.
После ночного дождя чудесный, жаркий, солнечный день. Утром прибыли во Владивосток. Торжественная встреча, почетный караул со знаменем от 11-го вост[очно]сибирск[ого] стрелк[ового] Имп[ератрицы] Марии Федоровны полка, воинские и гражданские высшие чины, иностранные консулы. С вокзала с Унтербергером поехал в собор. Вдоль улиц с правой стороны шпалерой войска со знаменами, под ружьем. Хорошая мостовая, прекрасные каменные строения, со Светланской улицы дивный вид на Золотой Рог. У собора обе женские гимназии, реальные и городские училища. В соборе встретил преосвящ[енный] Евсевий. Из собора прошел на Светланскую улицу, к памятнику Невельскому, которого знал в детстве. Тут мимо меня прошли церемониальным маршем все войска. Был в институте восточных языков. Богатая библиотека китайских, японских и корейских книг. Среди слушателей-офицеров нашел знакомого питомца Завишу. — Остановился в доме военного губернатора Приморской области Вас[илия] Егор[овича] Флуга1. За завтраком удивительной величины устрицы и превкусные огромные крабы, а также шримсы. После отдыха меня повезли в горы, на одну из высот, с которой открывается вид на океан и на всю оборонительную линию, которую предполагают укрепить фортами. Сделали всего 36 верст. Ехал в коляске с комендантом крепости Ирманом. Вернувшись, застал в соборе конец всенощной. — У Флуга парадный обед с тостами. Вечером прошелся с Флугом по Светланской улице.
Троица. 17 мая.
Измайловский праздник; в виду его еще с Хабаровска хожу в измайловской форме. — В 8 утра на адмиральской пристани сели на паровой катер «Орел», которым командует мой питомец, Гаврилушкин товарищ Маслов, и поплыли на Русский о[стро]в. Дивная, жаркая погода. На рейде «Аскольд» под вице-адмиральским флагом адмирала Успенского, прибывшего (от Омска ехал с ним в одном поезде до Никольска) на смену начальнику морских сил Матусевичу. Конвоировали миноносцы «Лейтенант Юрасовский» и «Лейтенант Сергеев». Через час в тихом заливе пристали к гористому, зеленому Русскому о[стро]ву, прикрывающему вход в Золотой Рог. На берегу почетный караул от 36-го вост[очно]сибирск[ого] стрелк[ового] полка. В полковой церкви с букетом роз, который дала мне жена полкового командира Быкова, отстоял Троичную вечерню. Повезли меня с Ирманом в коляске по каменистой дороге у самой воды, под скалами берега. Во множестве кусты лиловато-розовой азалии в цвету. Вдоль скал шпалерами войска — полка 9-й дивизии, артиллерия. Они проходили церемониальным маршем. Повезли нас на одну из высот. Оттуда вид на океан, дух захватывающий! Там завтрак. Еще узнал питомцев-артиллеристов Быкова и Хрусталева. — На обратном пути к пристани частью шли пешком. На Александро-Георгиевской пристани острова весь 36-й полк. В числе его офицеров — маленький Юдин, фотограф и сигналист 2-го корпуса. Поплыли назад во Владивосток под великокняжеским флагом. Салют с крепости. Эту торжественность признал необходимой Унтербергер. На судах команда во фронте. — Осмотрел доки. — Выйдя на берег, зашел в музей и расписался в книге посетителей. Государь, будучи Наследником, посетил этот музей в 91-м году, тоже 17 мая. — Пил чай у Ирмана и от него проехал на вокзал. Тронулся в путь домой. Меня провожали от Владивостока до Пограничной Унтербергер, Флуг и Гернгрос, а далее до Маньчжурии — Чичагов. Опять по линии и на станциях войска. В Раздольном не останавливались, но из окон вагона я видел выстроившихся вдоль пути офицеров и нижн[их] чинов 1-го вост[очно]-сиб[ирского] стрелк[ового] Е. В. полка и приморских драгун. — Здесь, на дальней окраине, скорее сближаешься с людьми: жаль было расставаться с генералами.
Духов день. 18 мая.
Пока поезд стоял в Харбине, Чичагов предложил мне побывать в городе. На вокзале большая встреча — все учебные заведения, из которых большинство содержится на большие средства, отпускаемые весьма щедро Китайской Восточной ж[елезной] дорогой; тут мужеское и женское коммерческие училища и несколько городских и начальных. Меня провезли в собор. Вдоль вымощенной камнем улицы выстроились железнодорожные батальоны, а также пехота и конница округа пограничной стражи. Собор — деревянный, бревенчатый, очень изящной постройки, наподобие старинных вологодских храмов, с высоко поднятой шатровой крышей. Главной целью поездки в Харбин было посещение устроенной Чичаговым приготовительной военной школы, вместе для мальчиков и девочек, детей офицеров пограничной стражи. Она занимает свое, не маленькое, каменное, прекрасное здание. Подробно осмотрел его, видел миленьких детей. Меня просили посадить в саду два вяза. Школа отлично обставлена. — Пыльно, жарко. — В Харбине на станции обрадовался увидать питомца Копьева, служащего теперь в жел[езно]дорожн[ом] батальоне.
Вторник. 19 мая.
На Измайловский праздник командир полка Киселевский взят в Свиту. — Значительно прохладнее. Утром в Хайларе осмотрел казарму и чайную роты пограничной стражи. В Маньчжурии, последней станции, еще расположенной в пределах Китая, поезд стоял долго. Успел побывать в казармах 4-го батальона 15-го вост[очно]сиб[ирского] стрелк[ового] полка. Рядом каменное здание для офицерских квартир; оно стоит запертое, и офицерам 15-го полка жить там не дают под предлогом необходимости здания на случай мобилизации тоже для офицеров. Это какое-то нелепое недоразумение. Возвращался из казарм на станцию пешком. Солдаты провожали толпой, непрерывно крича «ура!» и кидая фуражки кверху. — Тут простился с провожавшими меня Чичаговым и бар[оном] Роппом. Далее сопровождал жандармский корнет Левицкий, с которым я расстался 7 мая.
Среда. 20 мая.
(Иркутск — Омск. 24 мая.) По Забайкалью ехал совсем спокойно; встреч почти не было. Даже под вечер, близ Верхнеудинска, где по берегу р. Уды расположено в лагере много войск, на станции не было ни почетн[ого] караула, ни начальства, даже ни одного солдата. Правда, явился тут директор реального училища с листом бумаги, где значилось, что училище выходило меня встречать на вокзал при моем проезде в Хабаровск, и просил подписаться под этой заметкой и проставить свои инициалы под отрывком из моего стихотворения «Поэту». Я исполнил это. — Был день ангела Алексея Дмитриевича, а Шаховской праздновал рождение своей жены. К завтраку позвал корнета Левицкого, пили шампанское. — Красивы виды по берегам Уды: высокие лесистые горы, местами скалы; и здесь попадалось много бледно-лиловой дикой азалии. К сожалению, Байкал проезжали поздней ночью.
Четверг. Мои именины.
В Иркутск прибыл в 8½ утра. Хотя тут и были заблаговременно предупреждены, что я не выйду из вагона ранее 9½, к приходу поезда на платформе уже строились гражданские учебн[ые] заведения и почетный караул со знаменем от Иркутского пехотного юнкерского училища. Но мне надо было постричься и привести свою стареющую внешность в порядок. Какой-то жидок с вокзала, впрочем симпатичный, доложивший мне на мой вопрос, что в Иркутске 30 тыс. евреев (тогда как, по официальным данным, их, конечно, много меньше), стриг мне волосы и бороду, а я отвечал на телеграммы, посыпавшиеся дождем еще с кануна и достигшие к вечеру 21-го полутораста штук. — Наконец был готов, в кителе защитного цвета (с погонами Павловского у[чили]ща), при орденах и ленте. (Мундир с 1 мая не носится.) При выходе из вагона меня встретил Иркутский генер[ал]-губернатор и команд[ующий] войсками Андр[ей] Ник[олаевич] Селиванов2 с военными и гражданскими властями; начальник училища полковн[ик] Станковский, директор военной приготовит[ельной] школы полковн[ик] Садилов. Пройдя по фронту молодцеватого почетн[ого] караула, направился к гражданским мужским и женским заведениям. Маленькая девочка одного из городских училищ, с чувством и отчетливо произнеся мои стихи «Я нарву вам цветов к именинам», подала мне букет. Поехал с Селивановым к нему в генерал-губернаторский дом. Нас провожала сотня иркутских казаков, сопровождавших меня и потом при всех выездах. Вокзал на левом берегу Ангары, а главная часть города на правом; их соединяет деревянный мост. Погода после холодной ночи была прелестная. Дом Селиванова на высокой набережной. Подле него недавно воздвигнут внушительный памятник Александру III. Побыв у Селивановых несколько минут, поехали в собор. Главные улицы вымощены, есть немало хороших церквей и больших каменных домов, все больше бывших богачей-золотопромышленников, теперь разорившихся; очень много самых различных учебных заведений. Собор огромный и очень красивый. Там меня встретил старенький высокопреосвященнейший Тихон, архиепископ Иркутский и Верхоланский. Оттуда проехал в военную школу, где вместе с юнкерами и кадетами отстоял обедню и молебен. Школьный законоучитель почему-то поминал с равноапостольными Константином и Еленой и чад их (!) Михаила и Федора, которые были муромскими князьями. Церковный парад на плацу перед школой. Потом большой завтрак в доме Селиванова. Маленькие дети его старшей дочери появились после завтрака и премило говорили мои стихи и «Полтаву». Повезли меня в городскую управу; с балкона смотрел пожарную команду и ее двойное прохождение, шагом и карьером. — Город пошел навстречу в вопросе об уступке земли под будущий кадетский корпус и согласился на все поставленные моим Гл[авным] управлением условия. Наконец попал в юнкерское училище и тут простился с Селивановым. Поговорив с каждым из служащих и обойдя выстроенных юнкеров и подпрапорщиков, велел юнкерам стать по кроватям. С каждым поговорил отдельно. Самый красивый и привлекательный — Гаркуша. Фельдфебель — Миттельштедт — ни слова не знает по-немецки. Есть караим Дубинский, красивый, хороший гимнаст. Узнал двух кадет — Лебединский и Князев. — Только в конце 7-го часа дошел до последнего юнкера. Поместили меня в доме Станковского, через улицу, против здания училища. Отдохнув с 20 мин., обедал у Станковского и его жены. Селиванов заехал за мной и повез в театр.
(Красноярск — Омск. 25-го.) Театр большой, каменный; на фасаде красовался мой вензель из электрических фонариков. Труппа московского Малого театра очень хорошо сыграла «Лес» Островского. Перед последним действием пешком с Шаховским вернулся в дом начальника училища. Еще около часа вскрывал поздравительные телеграммы, прочитывая только подписи.
Пятница. 22 мая.
Спал мало, встал с небольшой головною болью. Утром собрался ехать в Военную школу; только сел в коляску с Алекс[еем] Дм[итриевичем]3, как выбежавшие из училища юнкера нас окружили и начали было отпрягать лошадей, чтобы на себе везти меня; еле их отговорили. Но всю дорогу они толпой провожали мой экипаж, крича «ура!» по всем улицам до подъезда школы. В школе два младших класса с одним подготовительным. До сих пор школьники поступали по окончании II класса школы в III класс Омского корпуса. Но с будущего года иркутская школа преобразовывается в корпус на 500 кадет, и теперь очень просят открыть при ней III класс, чтобы уже не отсылать детей в Омск. Был во всех троих классных отделениях, слышал уроки Закона Божия, русск[ого] языка и арифметики. Отвечали хорошо. Славные детки. Завтракал у Садинова. Приехал команд[ующий] войсками и повез меня в Иннокентиевский монастырь. Погода чудесная. Надо было ехать через весь город, на левый берег Ангары, и переехать по железному жел[езно]дорожному мосту через Иркут, левый приток Ангары. Поклонился мощам святит[еля] Иннокентия, жившего при Петре Великом, им посланного в Пекин, не доехавшего и умершего 35 л[ет] от роду, помнится, при Анне Иоанновне. Видели в монастыре его повозку. Из обители поехали назад в город той же дорогой и потом за город, на место близ лагеря войск и юнкерского училища над речкой Ушаковкой. Это пустое, ровное, заросшее мелким березняком место безвозмездно уступается городом под будущий кадетский корпус. Побывали и в лагере училища, куда заблаговременно пришли юнкера. Одного из училищных курсовых офицеров, Грудзинского, помню в лицо: он был мне знаком юнкером Павловского училища. Смотрел строевое ученье, неважное; ибо юнкера еще не выступали в лагерь и не успели сколотить ноги. Училищный ротный командир поутру застрелился в припадке меланхолии и днем скончался, не приходя в себя. — Юнкера молодцами делали гимнастику и бились на эспадронах. Походил с юнкерами по их лагерной роще. Они нарвали мне цветущей черемухи. — Объехал весь пехотный лагерь. Полки 7-й вост[очно]сибирс[кой] стрелк[овой] дивизии и прочие войска выстроились на линейках и кричали «ура!». — Возвращаясь в город, обогнали училище, шедшее домой. — Вернувшись и отмывшись от пыли, сели обедать у Станковских. Бедный хозяин, друг и сослуживец умершего ротного командира по гренадерскому Астраханскому полку, видимо, очень опечален. Вечером был в Военной школе: музыка, декламация, пляска. Дома до 2-го часа ночи вскрывал почту.
Суббота. 23 мая.
Утром юнкера ушли на вокзал меня провожать. Обошел все помещение училища. — На вокзале большие проводы: команд[ующий] войсками с семьей, военные и гражданские власти, юнкерское училище, Военная школа, мужские и женские учебн[ые] заведения. Славная погода. — Теперь пустился в безостановочный путь домой. По моей просьбе дали мне с собой три кадки цветущей розовато-лиловой дикой азалии, которая пленяла меня в Восточной Сибири. — Все утро до завтрака отвечал на телеграммы. — Опять принялся за «Ифигению»; хотелось бы до возвращения кончить 3-й акт.
(Омск — Челябинск. 26 мая.) Если в Унтербергере я вижу государственного человека, то не могу сказать этого о Селиванове. Не разделяю его взгляды, что управление всею Восточной Сибирью должно быть по-старому отдано в руки оного генерал-губернатора, находящегося в Иркутске, а в Приамурской области достаточно командующего войсками.
Воскрес[енье]. 24 [мая].
После утомительных дней, как в Хабаровске или Владивостоке, попав в вагон, я отдыхаю и предаюсь безделью; отдаю много времени пасьянсам, дневник пишу лениво, а писанье писем все откладываю. — В Красноярске на вокзале ожидали меня вице-губернатор, архиерей и рота вост[очно]сиб[ирского] стрелк[ового], не помню которого, полка. При ней был офицер, знакомый мне по первому выпуску из Ярославского корпуса, Перфильев. — Любовался Енисеем.
Понедельн[ик]. 25 [мая].
В «Ифигении» дошел до места, где в речи Ореста начинается неведомый мне древнегреческий размер. В Новониколаевске поджидали человек 6 омских кадет, отпущенных на летние каникулы. Обрадовался им и погулял с ними по станции.
Вторн[ик]. 26 мая.
(Проезжая Урал. 27 мая.) Жена телеграфировала, что на днях открытый в Петербурге, против Николаевского вокзала, памятник Александру III4 работы Трубецкого очень некрасив. Татиана, Костя, Олег и Игорь отправились в Новгород знакомиться с его стариной. — Встали пораньше, чтобы переездом через Омск быть на ногах. Поезд стоял только минут 20. Весь корпус был на вокзале. Короткое время не позволило поговорить с кадетами, как бы того хотелось. Они стояли в двухширеножном[2] строю. Обилие впечатлений Дальнего Востока изгладило из памяти почти все кадетские фамилии, которые за четырехдневное пребывание в Омске знал твердо; знакомыми, однако, остались лица. Директор с женой проехали в моем вагоне несколько станций. Надежда Богдановна, относящаяся ко мне с трогательным сочувствием, подарила мне образок Богородицы «Утоли моя печали», благословение своей матери, и акафист этой иконы. — Далее на одной из станций поджидал меня кадетик Омского корпуса, сын жандармского офицера из оренбургских казаков Исаенко. Я с ним погулял на станции.
Среда. 27 мая.
(26-го, Самара — Москва.) Сильная жара. Златоуст проехали ночью, а утром пересекали отроги Урала. Теперь, весною, местность очаровательна и понравилась мне гораздо больше, чем в октябре 1900 года. Еще днем принялся за окончание 3-го акта «Ифигении», а вечером кончил. — В Уфе прохаживался с губернатором Ключаревым. Слышал от него дельную мысль, что хорошо бы по всей линии Великого Сибирского пути расположить по станциям войска для того, чтобы в случае надобности легко было перебрасывать их на поле военных действий.
Четверг. 28 мая.
(В вагоне 29 мая, Тверь — Павловск.) Кончается мое долгое, приятное путешествие. — За вчерашний день перевел весь первый монолог «Ифигении» в 4-м действии. Еще спал рано поутру, когда переезжали Волгу у Сызрани. Гулял на станции. Пенза, потом в Маршанске.
Пятница. 29 мая.
(Павловск. 1 июня.) Еще не вставал, когда рано утром миновали Москву, куда поспели к севастопольскому поезду. Когда проснулся после дневного отдыха, мы стояли в Вишере. Миша Репин сказал, что в нашем вагоне Татиана, Тат[ьяна] Вас[ильевна], Олег, Игорь, Ермолинский, В.Т. Георгиевский и Меркулов. Это были неожиданные гости-попутчики. Дети с 26 мая были в поездке в Новгород, где старину показывал им Вас[илий] Тим[офеевич] Георгиевский, милый знакомец и спутник нашей прошлогодней поездки по Волге и во Владимир и Суздаль. На обратном пути они поспели к нашему проезду через Вишеру. Меркулов, движимый преувеличенно-трогательной ко мне привязанностью, приехал встретить меня с кондитерским пирогом тоже в Вишеру и доехал с нами до Петербурга.
От Татианы узнал, что 5 мая Гаврилушка заболел новым воспалением легких и пролежал 3 недели; теперь ему лучше. Мне нарочно не сообщали в Сибирь эту печальную новость, чтобы не волновать в такой дали. — Жена с Иоанчиком встретила меня на Николаевском вокзале. Заехали в Мраморный. Новый памятник Александру III необыкновенно безобразен: неестественная посадка, бесхвостая лошадь — ужасны. — В положении Мама перемен не заметно. — Без меня и Павел Егорович болел сильным понижением деятельности сердца и до сих пор из дому не выходит.
Спрашивал по телефону Государя, когда мне явиться. Ответ был, что на другой день: отъезд в шхеры, и принять меня нельзя. — В тот же вечер попали в милый Павловск, особенно прелестный в весеннем уборе. Погода чудесная. Черемуха в цвету. Груда бумаг на столе. — Гаврилушка на ногах, но из своей комнаты не выходит.
Суббота. 30 мая.
Утро в городе. Снимался группой с выпускными кадетами корпуса Александра II. После докладов и приема в Гл[авном] управлении и завтрака у Лаймингов, снимался с выпускными 2-го кад[етского] корпуса. К 5-ти вернулся в Павловск. Дивная погода. На клумбах в нашем маленьком саду розовые, желтые, красные и малиновые тюльпаны; такая красота! Гонзагова галерея уже убрана растениями по-летнему. — Всенощная в большой церкви. Ужин на балконе у жены. — Множество бумаг, так что ни чтением, ни переводом заниматься не было возможности.
Лег очень поздно.
Воскрес[енье]. 31 мая.
Погода райская. Из Царского по телефону спрашивал от сотника Конвоя Гулыги шт[абс]-кап[итан] Кисель-Загорянский, когда могу принять. Догадался, что это бывший кадет 2-го Московского корпуса и юнкер Павловского училища. Ходил с ним по саду. Он просился в офицеры-воспитатели. Дал ему записку к директору 1-го Московского корпуса Римскому-Корсакову, его бывшему учителю. За обедней прекрасно пели дети здешнего приюта. — Завтрак на Гонзаговой галерее. Подле меня сидела старушка Булгакова. — Гулял с Иоанчиком, Татианой, Олегом и Игорем. Жарко. Чай на Гонзаговой. Были с женой в Dorotheenkirche, на убогом церковном концерте. Катаясь на велосипеде в Старой Сильвии, встретил 2-х солдат лейб-гусар 4-го эскадрона; привел их к Гаврилушке. — Гуляли с женой и Костей около музыки. Костя занимается здесь съемкой и 3-го числа поселяется у пажей в лагере.
Понедельн[ик]. 1 июня.
(Павловск. 2 июня.) Рожденье Мити отпраздновали молебном в большой церкви и завтраком с конногренадерами в залах Греческой, Войны и Мира. Внезапно наступивший холод помешал воспользоваться Гонзаговой галереей. Митя встречал на парадном подъезде, а мы с женой и детьми на верхней площадке лестницы. За столом жена и Татиана занимали средние места, друг против друга, Митя сидел в зале Войны, а я в зале Мира. Среди конногренадер много моих питомцев, которым я был очень рад.
2 июня. Вторн[ик].
(Павловск. 3 июня.) Еще не тепло, но, по кр[айней] мере, солнечно. Ходил с Герингом к Соленому мужику (Круглому залу). Взяли с собою ключ. Не был там, кажется, лет 40. Там стоят три гипсовые античные статуи и столько же бюстов. Беру их на Гонзагову галерею и на женин балкон. — К завтраку в библиотеке были приглашены имп[ераторские] стрелки капит[ан] Давыдов и шт[абс]-кап[итан] Драгомиров по случаю один сдачи, а другой приема моей 2-й роты. Катаясь на велосипеде, встретил пажа мл[адших] спец[иальных] классов Мишу Аршеновского, бывшего вице-фельдфебелем в VII общем классе, позвал его с собою. Он пил чай у меня с детьми. Жена ездила в город до вечера. Славный мальчик этот Аршеновский. — Вечером собрались к Гаврилушке на консилиум врачи Муринов, Нечаев и Гаврилович. Порешили, что Гаврилушке теперь же надо уехать на год за границу — сперва в Бюргеншток, а зимой в Давос. — Но с кем? Остановились на Рауше5 и его жене.
Среда. 3 июня.
(Павловск. 5-го.) Написал в Юстилу под Выборгом Алеке Рауш, прося откровенно ответить, может ли она с мужем поселиться с Гаврилушкой на зиму в Давосе. — У нас завтракали отзываемый французским правительством посол адмирал Тутаж и его жена. Видел у Гаврилушки на балконе гусара Волкова, который женат и счастлив. — Катался с Игорем на велосипеде.
Четверг. 4 [июня].
Почти весь день с утра в городе. Доклад у Сухомлинова. Он еще живет в прежней квартире начальника Генер[ального] штаба в здании Гл[авного] штаба. Прибыл незадолго до 10-ти. Его еще не было налицо: он явился в 10 с минутами и очень извинялся за опоздание. Просил меня разобрать, не было ли несправедливости в Ник[олаевском] кавал[ерийском] училище на экзаменах, которые не удалось выдержать вольноопределяющемуся из кавалергардов графу Георгию Шереметеву.
На приеме в Гл[авном] управлении народу видимо-невидимо. Только около 2-х попал на завтрак к Яковлевым. Немного опоздал в Мраморный, где меня ждала графиня М.Ф. Шереметева по поводу экзамена сына. — Был у Павла Егоровича; ему лучше. Он слышал от кн[язя] Андроникова6, что Сухомлинову хотелось бы от меня отделаться и он раза два осторожно намекал об этом Государю, который не поддался, заявив, что любит меня и что я весь отдаюсь вверенным мне в[оенно]-у[чебным] заведениям. Не знаю, верно ли это.
Пятница. 5 [июня].
(Павловск. 6 июня.) Олег и Игорь очень просили поставить им лодку на речке под моими окнами. Ответил им отказом, а Геринга попросил к 5-му — дню ангела Игоря — устроить близ Семейной рощи и моста Центавров небольшую пристань. Все было сделано за спиной мальчиков, в ночь на вчера поставили маленькую пристань и подле нее лодку «Душку» и лыжи из шлюпочного сарая. Радости мальчиков не было конца. К молебну приехал из Красного Костя, с 3-го числа поселившийся у пажей в лагере.
Погода дивная. — У меня был кн[язь] Андроников. Он от самого Сухомлинова слышал, что тот спрашивал Государя насчет меня, оставаться ли мне на месте гл[авного] начальника в[оенно]-у[чебных] з[аведений]. Но для меня не ясно, желает ли Сухомлинов от меня отделаться или спрашивал обо мне ввиду ходящих по городу слухов, будто мне дают Ведомство учреждений Имп[ератрицы] Марии. — Многие думают, что Сухомлинов недолго пробудет военным министром и, готовя Мышлаевского7, метит в варшавские генерал-губернаторы. Говорят, что Николаша8 охотно отделался бы от должности главнокомандующего и что заменит его Сергей М[ихайлович]9. — Приезжала из города с тремя старшими детьми Baby Лейхтенбергская10. Мы с женой и детьми встретили ее на вокзале, ходили пить шоколад на ферму, гуляли и проводили милых гостей на жел[езную] дорогу.
Суббота. 6 июня.
(Павловск. 7-го.) Райская, теплая погода. В Павловске восхитительно. Бывая и в саду, и в парке пешком и на велосипеде, любуешься и наслаждаешься. Остаются лишь 2 недели этой радости. 22-го еду в Полтаву, потом за границу, оттуда в Осташево и вернусь сюда, когда мой Павловск будет уже в осеннем уборе.
Бумаги и почта отнимают много времени. Но наконец опять нашел возможность заниматься переводом «Ифигении».
Воскрес[енье]. 7 [июня].
(Павловск. 9 июня.) День холодный и дождливый. К завтраку позвали измайловского командира Киселевского, в день полкового праздника назначенного в Свиту, и астронома Баклунда11. С наступлением такой поры опять можно пользоваться ротондой. К зиме думаем вставить в фонаре над нею раму с двойными стеклами; тогда можно будет ею пользоваться и зимою. — Дождь прошел только вечером. Катался на велосипеде с Олегом и Игорем. Встретили 1-го корпуса кадета IV класса Романова, сына моего товарища по выпуску, и взяли кататься с собою. — Алека Рауш ответила согласием на сопровождение Гаврилушки в Давос зимою. Но возникает вопрос: возможно ли ей будет поселиться на такой высоте при состоянии ее сердца? А мужа ее без нее с Гаврилушкой оставить не хочется. Если не Рауши, то поедет, вероятно, Мухин12.
Понедельн[ик]. 8 [июня].
В городе почти весь день. На прием пришел офицер, поручик Кушкинск[ой] крепостн[ой] артиллерии; по лицу узнал в нем нижегородского кадета и александровского юнкера, но фамилии не мог вспомнить; он подсказал: Крамарев. Помню и его семейные обстоятельства. Теперь он сошелся с вдовой простого звания; она в Кушке из ревности к нему застрелилась. Он просит перевода в Петерб[ургскую] креп[остную] артиллерию. — Народу приходило много. — Завтракал у Лейхтенбергских. — В Мраморном принимал японского посла Мотоно13, вручившего мне письмо Микадо и орден Хризантемы. — Приезжали в город Георгий и Вера. С женой и ими вернулись в Павловск в 7-м часу. — После ужина в библиотеке пошел гулять. Повстречал псковского кадета V класса Зайцева, брата двух артиллеристов, служащих здесь в запасной батарее. Взял его с собою, водил к мавзолею Павла I и в Розовый павильон. Там на пристани встретили другого псковича — VI класса Акатиева и кадетика 1-го корпуса Григорьева, сына вятского вице-губернатора. С ними дошел до дома.
Вторник. 9 июня.
(Павловск. 10-го.) Вот он, дорогой мой Павловск, в райскую летнюю погоду, как в раю! В 9-м часу утра кофе в нашем садике под липами. Небо ясное, с утра совсем тепло. Расположился на Еленинском островке, на скамейке под тенью ивы у самой воды, с газетой и жизнеописанием св[ятого] вел[икого] князя Андрея Боголюбского, составленным В.Т. Георгиевским. Кругом блестящая на солнце вода. Георгий и малютка Верунчик катались с двумя нянюшками в лодке; Георгий хорошо гребет. Берега, зеленые, покато спускаются к речке. Сирень расцветает, на деревьях густая, свежая листва, между зеленью красиво белеют серебристые ивы. Обдает легким теплым ветерком. — Перед завтраком успели пройти с Татианой часа в полтора почти всей Английской дорогой. — Завтрак на Гонзаговой. — Ездили с женой в Царское, к Михен14. Навестили Е.К. Булгакову на даче Стрянчевой по Солдатской улице. Ездил на велосипеде, ел простоквашу на ферме. — Много бумаг, но вечером успел заняться и переводом.
Среда. 10 [июня].
(Павловск. 12 июня.) Все та же сухая, дивная погода. Опять поутру прогулка с Татианой. К завтраку приезжали новый генер[ал]-адъютант кн[язь] М.М. Голицын, состоящий при Михен, и Конст[антин] Як[овлевич] Грот15. — Днем, катаясь на велосипеде, встретил в Царском у озера окончившего 1-й корпус кадета Е. В. роты Кронида Климова. Послал его за велосипедом, и он, провожая меня до Павловска, рассказывал о неладах между его матерью и отчимом.
Вечером с Олегом и Игорем отыскали на Зверинецкой улице дом, где живет полочанин, кадет Зенович, и вызвали его. Он уже большой, гораздо выше Олега и на 5 м[еся]цев старше его, но еще сидит в IV классе, тогда как Олег уже перешел в VII.
Четверг. 11 июня.
До 5 ч. в городе. У Сухомлинова, в Гл[авном] упр[авлении], у Яковлевых и в Мраморном. — Раушам доктора не позволили пребывания в горах, и вместо них поедет с Гаврилушкой Мих[аил] Конст[антинович] Мухин.
Пятница. 12 [июня].
(Павловск. Вечером 14-го.) Бессменно стоят чудесные жаркие, ясные дни. Сирень в полном цвету. Весь день в Павловске. Пошел с Татианой, Олегом и Игорем в Мариинскую церковь к обедне и молебну благоверной в[еликой] кн[ягине] Анне Кашинской по случаю восстановления ее чествования и открытия ее мощей в Кашине. — Был у меня полковник Б.В. Адамович, назначенный из батальонных командиров Киевского училища начальником Виленского. Очень его ценю и люблю. Говорили. Он у нас завтракал на Гонзаговой галерее, показывал ему сад и дворец.
Суббота. 13 [июня]
- Комментарии