Акриловое солнце

День первый — суббота

В дверь позвонили. Клава бросила ножик в раковину, на нечищеную картошку, торопливо сполоснула руки и, на ходу вытирая их о фартук, побежала к входной двери.

— Сашка, Сашка, поди сюда! Гости приехали! — на ходу крикнула хозяйка своей дочери.

Посмотрела в глазок — скорее по привычке, чем по осмотрительности. Сбросила цепочку, повернула торчащий в замочной скважине ключ с брелоком и открыла дверь.

На площадке стояла женщина в длинном светлом платье, рисунок на котором напоминал кляксы розового, желтого, мятного и еще непонятно каких цветов, подхваченном в талии тонким поясом. Короткие накрученные волосы, выкрашенные в темно-коричневый цвет, и ярко-красная помада на губах контрастно выделялись на фоне белого большого воротника. По обеим сторонам гостьи высились две полные хозяйственные болоньевые авоськи. А позади женщины стояла девочка-подросток, на плече которой висела сумка коричневого цвета с надписью «Салют».

— Валька, проходи, дай-ка я тебя обниму! Ой, сестренка, как доехала? А я с утра как савраска и все равно не успела стол накрыть к вашему приезду... Ну, проходите, проходите. — Клавдия помогла втащить одну из сумок, впуская гостей.

Валентина устало ввалилась в прихожую. Сестры попытались обняться, но получилось неуклюже из-за курток, висевших тут же, в узком коридоре. Девочка так и стояла в подъезде, пока ее не позвала мать:

— А ты что встала?! Давай проходи, Сонь.

— Ох, Сонька, как ты подросла! — Клава пропихнула Валентину с сумками дальше в коридор и прижала к себе племянницу.

Гости сняли обувь и прошли на маленькую кухню.

Хозяйка поставила на газовую плиту чайник, указала пришедшим на табуретки с железными ножками у стола и принялась дочищать картошку.

— Да вы садитесь, садитесь! А то ноги отваливаются, наверное. Сейчас чайку попьем... А там и ужин подоспеет! Глядишь, и Витька с работы явится. Ты чего такая молчаливая? — обратилась Клава к девочке. Валентина открыла было рот что-то сказать, но Клава не заметила этого. — Я тебя сейчас с сестрой твоей двоюродной познакомлю. Санька, Санька! — закричала она так, что гостьи поморщились. — Александра, оглохла, что ли?

— Да что?! Слышу я, слышу, — раздался раздраженный девичий голос из спальни.

— Подойди поздоровайся хоть. Тетка твоя приехала в гости, с сестрой твоей. Иди познакомься! Да тетку Валю ты помнишь, лет шесть назад в деревню ездили к бабушке гостить. — И, повернувшись к Валентине, засмеялась. — Как сейчас помню, в восемьдесят пятом году, ваши деревенские еще гоготали тогда, мол, сухой закон с собой привезли из города.

В кухню зашла Саша. Клавдия насмешливо добавила:

— Переходный возраст, упертая стала! Одни мальчики в голове да гулянки. Вон наушники наденут и сидя-а-а-ат, дискотеки свои слушают. Как его там, Карман или Шатен...

— «Кар-мэн», мама, — уточнила Саша, взъерошив короткие, пережженные гидроперитом волосы. — Здрасьте, теть Валь, — произнесла она и уставилась на двоюродную сестру, которая копалась в своей сумке, не обращая ни на кого внимания.

— Здравствуй, Сашенька, давай обнимемся, что ли. — Валентина встала и протянула к ней руки. — Маленькой тебя еще помню, а теперь — вон какая вымахала, с меня ростом! А это Соня, ты ее помнишь?

Племянница нехотя обнялась с теткой и повернулась к двоюродной сестре. Соня по-прежнему рылась в сумке.

Саша подошла к ней сама:

— Ну, привет, что ли, сестра. Ау, ты что там потеряла?

Валентина беспокойно взглянула на Клавдию. Поняв ее беспокойство, Клава ловко свернула газету с картофельными очистками, скинула сверток в мусорное ведро под раковиной, ополоснула руки.

— Ну что пристала к сестре! Потеряла и потеряла. Тебе какое дело? — Клава поставила кастрюлю с очищенной картошкой на плиту. — Везде свой нос надо сунуть. Иди занимайся своими делами, не мешайся.

— А при чем тут нос?! — огрызнулась Саша, разворачиваясь, чтобы уйти. — Сама меня позвала.

Клава почувствовала некоторую неловкость перед дочерью: нос у Саши вырос в отца — остренький и заметно длинней, чем у ее подружек.

— Постой! Соню, забери с собой, покажи, чё да как...

— Иди, Сонечка, с Сашей, посмотри, что там у нее. — Валентина направила руками дочь к выходу из кухни. — Поближе сойдитесь, пошушукайтесь...

— Да еще время будет. — Клава махнула рукой. — Спать-то они в одной комнате будут.

Саша зыркнула исподлобья на мать, потом на Соню, буркнула в ее сторону:

— Пошли уж...

Оставшись одни, женщины принялись рассказывать друг другу новости. Валентина передала приветы из деревни, пожаловалась, что зарплату не платят, живут землей, подсобным хозяйством, хорошо еще куры-утки есть да корова, которая дает молоко... А Клава сетовала на тяжелую жизнь в городе: муж все чаще стал приходить поддатый, недовольный, злой, храпит по ночам, не дает выспаться, зарплату ему задерживают, завод разваливается, дочь перестала слушаться, в магазине продукты пропадают с прилавков, а те, что есть, дорожают, да и ей самой-то гроши платят:

— С девчатами на работе смеемся: еле хватит на пять литровых бутылок спирта «Рояль»...

— А что с Сонькой-то? — спросила Клавдия. — Чего она такая тихая?

— Ты что, забыла? С детства. Как соседская собака налетела на нее, так стала затюканная такая, замкнутая... Отец-то потом пристрелил ту псину, да уж разве это Соньке поможет... Вот бабушка научила ее вязать, она и носит везде с собой сумку с пряжей и спицами. Где ни окажемся — садится и сразу вязать начинает, распускает и вяжет наново... А что? И мне спокойней, пусть уж лучше вяжет. Деду вон свитер связала, бабушке — пояс шерстяной на поясницу, мне носков — гору навязала!..

В спальне Саша показала сестре на кровать, стоящую у окна.

— Там будешь спать. Моя — вот эта, — махнула рукой на вторую кровать, стоящую встык с первой. — А что у тебя в сумке?

— Это... мои вещи.

— А чё так много? — насмешливо ухмыльнулась Саша, рассматривая ее тощую сумку.

— У меня здесь пряжа. Хочешь, я тебе свяжу шарфик?

— Какой шарфик? Лето на дворе, — вскинулась Саша и, отвернувшись в сторону, буркнула: — Чиканутая, что ли...

— У вас не бывает зимы? — спросила Соня без намека на иронию. Она так и не двинулась, как зашла, все стояла посреди комнаты, под люстрой, на которой отсутствовали две лампочки из трех возможных.

— Конечно, бывает, как и у вас в деревне, — язвительно ответила Саша.

— Я хотела бы сделать тебе что-то приятное. У меня мало пряжи, ее хватит только на шарфик.

— Себе свяжи, мышь серая, — прошептала Саша, легла на кровать, надела наушники и нажала кнопку на магнитоле «Вега». В деке закрутились ролики, кассета ожила, девушка закрыла глаза и закачала головой в ритм музыке.

— Как добрались-то? — Клавдия разлила по чашкам чай. — Рассказывай.

— Фух, горячий, — прихлебнула Валентина и поморщилась. — Доехали хорошо, только тряско. Вокряковы свою дочку в город везли, вот и нас прихватили.

— Это что ж у него за машина?

Клава мешала летний салат в тазике, отставив в сторону чашку с чаем.

— Да какая там машина? — отмахнулась Валентина. — «Буханка».

Клавдия убрала тазик с салатом в холодильник, достала накануне налепленные манты, разложила их на металлической решетке, смазанной подсолнечным маслом, и поместила в извергающую пар скороварку.

— Валюш, разве у Вокряков не сыновья? — Клава накрыла скороварку массивной крышкой, вытерла рукой потный лоб и, сделав шаг от плиты к столу, взяла чашку, отхлебнула остывший чай.

— Это ты с Витькой Французом их путаешь, у него двое сыновей-погодков. А у Вокряков дочки: старшая, Нелька, в прошлом году замуж выскочила, а младшая, Инка, только школу закончила, так они решили ее в институт запихнуть. Квартиру ей сняли, будет вступительные экзамены сдавать, а мамка при ней останется, пока не поступит. А потом назад уедет, не то старший Вокрячок загуляет еще на радостях без жены.

— Ага, или они вдвоем с дочей приедут назад, в деревню, когда Инка провалит экзамены, — засмеялась Клава.

— Да девка вроде толковая, школу на «отлично» закончила.

— Раз толковая, тогда не пропадет, — ехидно подметила Клавдия, и ее понесло: — Видно, похитрей своей старшей сестры, раз не захотела в колхозе оставаться! Знаем таких, сейчас нагуляет в городе от кого-нибудь, а потом папашку за ноздри — и в ЗАГС! А там и все, считай, городская, можно бросать институт...

Клавдия внезапно замолчала, схватила заварной чайничек и начала наливать себе чай.

— Тебе подлить? — обратилась она к сестре.

— Нет, у меня еще этот не остыл, спасибо. — Валентина опустила глаза.

Воцарилось молчание, тягостное для обеих.

Когда-то давно Клавдия уехала после школы в город, поступать в институт, но вместо этого оказалась в техникуме советской торговли. В общежитии ей выделили комнату, где жили еще три девчонки, такие же, как она, из района. Учеба ей нравилась, но еще больше нравилась студенческая вольная жизнь, веселая и разнообразная: здесь, в отличие от ее родной Карамарёвки, удовольствия не заканчивались деревенским клубом, поездкой к соседям на танцы или посиделками компанией на природе. И то собирались поздно вечером, когда завершали ежедневные работы по хозяйству. Нескончаемые трудовые будни: ребята весь день с мужиками в поле, девчонкам с утра — коровы, козы, куры, гуси, у кого что есть, потом дома и во дворе по хозяйству хлопочи без передыху, пока матери на ферме...

Все закончилось с переездом в город. На втором году Клава выскочила замуж, уже бывши на сносях, переехала к мужу, родила да и забросила техникум.

Клавдия поспешила прервать неловкую тишину.

— Ну, что ты замолчала, Валь? — затараторила она. — Ты же знаешь, я по любви вышла за Яшковского, долго встречалась с ним, потом появилась Сашенька... У меня-то совсем другая история, чем у этих, молодых да ранних. У нас принципы хоть какие-то были! Что, тихоня? В чашку смотришь, про меня смеешься?

Чтобы унять свое смущение, Клава взялась нарезать хлеб, положив его на потемневшую от старости деревянную доску.

— А где свекровь со свекром? — Валентина робко посмотрела на сестру.

— На даче, — откликнулась Клава, довольная, что разговор ушел в другую сторону. — Они каждое лето уезжают на дачу жить, аж до самой глубокой осени, пока там свет не отключат. Привозят с собой уже закрученные банки с соленостями. Мне не доверяют крутить. Не нравятся им мои разносолы, видите ли! У них, у Яшковских, свои традиции, па-а-анимаешь ли, всё себя за панов считают, какие-то там голубые крови у них польские, блин, текут! Пока их нет — живем поспокойней и посвободней. Ну, вот разве только вы приехали... — Клавдия осеклась, сообразив, что снова ляпнула лишнее. — А тебе, кстати, что в больнице-то надо?

— Да я только к врачу схожу в понедельник — и тут же уедем, — пробормотала еле слышно Валентина. — Стало часто у меня: ни с того ни с сего боль в животе схватывает, сижу корчусь, потом отпускает... Ну, наш фельдшер мне и дал направление: езжай, мол, обследуйся, что за беда у тебя там... Вот я тебе, сестренка, и позвонила сразу, чтоб переночевать до понедельника.

— Живи сколько надо, Валюх. Я не имела в виду ничего такого...

Ее перебил резкий шум — шипящая струя пара вырвалась из клапана скороварки, зашумела, как паровозный гудок.

— Ой, а манты-то, про манты забыла, — закружилась Клавдия вокруг плиты.

— Давай помогу, — подскочила Валентина.

— Ага, подай вон то большое блюдо!

Мерзкий звонок, пронзающий, как зазубренный стержень, внутренности, разорвал тишину. Женщины вздрогнули, даже кошка изогнулась в спине и прыгнула под стол.

— Наконец-то! — Клава бросилась открывать дверь. — Это Виктор с работы пришел.

Валя робко привстала в ожидании хозяина.

— Клавка, есть что пожрать? — раздался пьяный голос супруга.

— Да как нет?! Ты что, забыл, к нам гости сегодня приехали, специально стол накрыла, тебя только ждем.

— А-а-а-а, родственнички пожаловали. Вспомнили о нас, ну-ну...

— Чего мелешь, пьянь! У-у-у-у, ханыга, надрался со своими собутыльниками! Просила ведь не пить сегодня!

— Да мы по малюсику, по чекусику...

— Я тебе дам «по малюсику»! Твое счастье — сестра приехала с дочкой. — Клавдия старалась не сорваться на крик, но говорила с напором. — А то бы я тебе... Иди умывайся, переодевайся — и к столу, а то остывает!

Когда Виктор умылся, хозяйка усадила домочадцев и деревенскую родню за накрытый стол в зале. На большом цветном кинескопе «Рубина» дрыгались хипхоперы — в программе значились иностранные клипы.

— Представляешь, Валь, — рассказывал заплетающимся языком Виктор, — чё они придумали! Открылся у нас комер... комер... коммерческий телевизионный канал «Меридиан», но не бесплатно. За деньги устанавливают на телевизор декодеры, чтобы их сигнал расшифровывался, тогда будет показывать вот эту всю лабуду! Ну, это, конечно, по желанию. Дочка, блин, захотела — вот мы и установили...

Девочки особо не ели — так, потыкали вилками по тарелкам. Взрослые же засиделись за столом допоздна. Женщины тихо что-то рассказывали друг другу. Хотя хозяйка и выставила на стол бутылку, они не пили. После пары тостов Виктора — «Ну, за тех, кто в море!», «Ну, вздрогнем!» — они даже рюмки не поднимали, просто кивали ему головой: мол, на здоровье!

Вскоре Виктор свалился на диван и уснул. А Клавдия с Валентиной все разговаривали и разговаривали...

 

День второй — воскресенье

На следующий день женщины встали чуть свет. Девочек решили не брать с собой на рынок, поэтому не стали их будить. Попили чай и засобирались.

Из комнаты вышел заспанный, с красными глазами Виктор, бросил быстрый взгляд на супругу и сразу шмыгнул в туалет.

— Ну что, идем? — Валентине не терпелось попасть в торговые лавки.

— Подожди. — Клавдия поставила сумку на тумбу у входа, подошла к туалету и постучала в дверь. — Вить, а ты зачем встал так рано?

За дверью послышались шум воды, льющейся из крана, кряхтение, сморкание и кашель.

— Во, форсунки продувает, — усмехнувшись, кивнула Клавдия в сторону туалета. — Ты что, оглох там? Что молчишь?

— Дай умыться-то, — наконец отозвался супруг из-за двери. — Чё орешь на весь дом, всех уже разбудила!

— Открой дверь, — сурово произнесла Клавдия и еще раз громко постучала.

Дверь открылась. Виктор вытирал лицо полотенцем. Клавдия зашла в туалет, осмотрелась, заглянула в грязное белье, в стиральную машину, глянула на ванну, но лезть под нее не стала.

— Куда спрятал? Все равно найду! — Клавдия стукнула кулаком по плечу Виктора. — Смотри у меня, чтобы дома сидел и ни капли в рот! И квартиру пропылесось!

— Да ладно, чего ты? Не собирался я пить...

Клавдия глянула на Виктора прокурорским взором и вышла в коридор.

На троллейбусе, который пришлось ждать дольше, чем на нем ехать, сестры добрались до центрального городского рынка. Несмотря на ранний час, торговля кипела, люди сновали туда-сюда, грузчики на грязных и помятых небольших тележках возили товар в торговые павильоны. Азиаты перетаскивали мешки с овощами и ящики с фруктами на открытые прилавки. Из киоска, заставленного видео- и аудиокассетами, звучала блатная музыка, рядом с ним ютились пошарпанные столики на высоких ножках, к ним уже прилепились несколько любителей пива с помятыми лицами. Цыгане зазывали к себе на торговые точки, предлагая майки с разноцветными буквами на английском, узорчатые свитера «Босс», значки со знаменитыми музыкальными группами и певцами, жвачки «Турбо» и «Дональд», бейсболки, джинсы: «варенки», синие и черные «мальвины», широкие «пирамиды». У Валентины разбежались глаза.

— Не обращай внимания, все это подделки, шьют у себя в таборе, а потом нам втюхивают. — Клавдия тащила за руку оглушенную ярким ассортиментом Валентину.

В углу, за палатками, наперсточники, соорудив импровизированный столик с тремя стаканчиками и шариком, завлекали людей испытать судьбу на фарт.

— Пистолет ко лбу не приставляю, я играть не заставляю! — кричал, сидя на корточках, заводила, гоняя шарик между стаканчиками.

— Попробуем? — Валентина загорелась, приметив, как какой-то мужик только что выиграл двести рублей.

— Подходи, тетка, клади в банк всего десять рублей! Отгадаешь, где шарик, — твои двадцать! — надрывался зазывала.

— Куда?! Пошли отсюда, — схватила сестру за руку Клавдия. — Проверь, кошелек на месте?

Пройдя по рядам рынка, прицениваясь то к одному, то к другому товару, сестры с изумлением заметили, что время уже подходит к обеденному. Валентина купила у торговцев турецкий платок для матери, для отца — сигарет «Прима», Соню решила порадовать черной майкой с непонятной надписью на иностранном языке. Себе она взяла дамский набор: лак для ногтей, помада и тушь для ресниц.

Клавдия ограничилась мелкими покупками по хозяйству.

Домой возвращались усталые, запыленные, тяжело ступая, подошли к подъезду. Рядом со входом, под окном первого этажа, суетилась бабулька с гулькой на затылке и стареньким гребешком на седой голове, вываливая на газетку, лежащую на земле, небольшие кусочки вареной рыбы. Кошки кружились вокруг пожилой женщины и натужно мявкали в ожидании лакомства.

— Здрасьте, баб Маш, — выпалила Клавдия, открывая дверь в попытке быстрей проскочить в прохладный туннель подъезда.

— Ух, здравствуй, Клавочка. — Баба Маша разогнулась, держась рукой за поясницу. — Далече ходили?

— На рынок, баб Маш. Вот, гости приехали, обновки выбирали.

— А-а-а, гости, эт хорошо. — Бабка с улыбкой осмотрела Валентину через толстые линзы очков. — Клава, а я к тебе имею дело. Телевизор перестал показывать, попроси своего Витю, чтоб зашел посмотрел. Может, наладит?.. А то сейчас богатые плакать будут, а я без телевизора.

— Конечно, баб Маш, пришлю его.

— Вот спасибо тебе, соседочка!

— Баб Маш, и я попросить хочу вас... Дам ваш телефон моей сестре. — Клава указала на Валентину. — Она завтра едет в больницу, ну, на всякий случай, если что, звякнет оттуда, а вы нас позовете. Хорошо?

— Конечно, Клавочка, конечно. — Баба Маша вошла вслед за сестрами в подъезд. — Ты только Витю не забудь прислать ко мне...

Закрыв дверь в квартиру, Клавдия бросила свою сумку, сняла босоножки, вытерла пот со лба и прислонилась к стене.

— Фух, еле дошла. — Она посмотрела на Валентину. — Ты как, живая?

— Мы-то привыкшие, это ты отвыкла от таких походов.

— Еще баба Маша эта. — Клавдия показала пальцем вниз. — Соседка наша снизу. Кошатница, ядрит мадрид! Всех кошек собрала в округе, день и ночь их подкармливает. Вонь возле подъезда ужасная! Не почуяла?

— Не-а.

— Давно бы высказала ей, что думаю о ее зверинце! Но нельзя. — Клава всплеснула руками. — Подружка моей свекрови, да и телефон у нее есть, как у ветеранки, нет-нет да и бегаем к ней позвонить...

Клавдия прошла в зал.

— Вить, ты где? Виктор!

Обойдя всю квартиру и не найдя мужа, Клавдия обратилась к дочери:

— Саш, а Саш, где папка твой? А?

— Ушел, — лениво отозвалась дочь.

— Как ушел?! Я ж ему велела дома убраться и сидеть, носа не высовывать!

— Сказал, обещал машину там кому-то отремонтировать. В гаражи пошел.

— Ну гадёныш, ну шлях недоделанный! Я ему покажу ремонт. Сейчас пойду найду его, все гаражи переверну! Прибью скотину!

Клавдия еще долго ругалась, но мужа искать не пошла. Разогревая еду, она подуспокоилась, накрыла стол и позвала всех обедать...

Виктор заявился ближе к вечеру. Клавдия с Валентиной на кухне лепили пельмени. Фарш из привезенного гостьями деревенского мяса получился сочный. Черпаемый чайными ложечками из эмалированного тазика, он ловко укладывался женскими пальцами в накатанные из теста лепешки. Края лепешек соединялись, склеивались по верхнему краю — получались полукруглые гребешочки над пузатыми пельменьчиками...

Звонок в дверь пронзил квартиру.

— Явился, работничек золотой. — Клавдия положила недолепленный пельмень на посыпанный мукой стол, вытерла руки, взяла скалку и пошла к двери. — Ну, если поддатый, я ему устрою!

Валентина продолжила лепить пельмени, прислушиваясь к происходящему в коридоре.

— Ну-ка, глянь на меня. Ты где был?

— Генке помогал машину чинить.

— Какой Генка?! Какая машина? Да ты лыка не вяжешь! В гаражах нализался? Я тебе сказала, чтобы дома сидел. Я тебе сейчас дам ремонт! Твоего Генку я час назад в окно видела, домой шел — трезвый!

Из прихожей послышался шум, глухие удары по чему-то мягкому, сопровождающиеся айканьем и ойканьем Виктора. Воспользовавшись паузой, пока скалка перелетала из одной руки Клавдии в другую, отец семейства проскользнул в туалет, где и закрылся.

— Хватит орать! Весь подъезд уже в курсе, что отец пьяный пришел! — прокричала выглянувшая из спальни Саша.

— Ты еще на мать голос повысь, сейчас и тебе достанется! — Клавдия потрясла в ее сторону скалкой, от которой разлеталась во все стороны мука.

Саша скрылась, громко хлопнув дверью.

— Зла не хватает. — Взвинченная Клава зашла на кухню. — Опять надрался, козел лагерный!

— Вода закипела, — перевела стрелки с опасной темы Валентина. Ей было неловко оттого, что она присутствовала при семейной сцене. — Будем закидывать первую партию?

— Закинь сама. — Клавдия опустилась на табурет, подперла голову рукой и уставилась в окно. Она казалась постаревшей — с унылым лицом, открытым, блестящим от испарины лбом и жирными волосами, затянутыми в конский хвост...

День третий — понедельник

На следующий день Виктор ушел на работу с утра пораньше, на прощание буркнув собирающейся в больницу Валентине что-то невразумительное.

Как только за мужем закрылась дверь, встала и Клавдия. Прошла на кухню, где Валентина собрала сумку и проверяла документы, которые необходимо было предоставить в больнице.

— Вот ты шустрая, — сонно проговорила Клавдия. — Куда в такую рань?

— Пора уж... Надо очередь успеть занять к врачу.

— Неугомо-о-онная, — протянула Клава, ополаскивая лицо под струей воды.

Валентина прошла к выходу, с порога позвала сестру:

— Ну, Клава, давай прощаться, уже не знаю, когда увидимся... Спасибо тебе за гостеприимство.

— Да чего ж так рано? — выпалила растерянно Клавдия. — Еще погостили бы...

— Куда еще? Сейчас обследование пройду у врача, надеюсь, до обеда успею, соберемся с Соней — и сразу на автовокзал. Ты-то еще на работе будешь.

— Да, сегодня товар принимаем, никак не смогу отпроситься вас проводить. Без меня в комиссионке хозяин как без рук, — наигранно рассмеялась Клавдия. — Сашка вас проводит. Слышь, Саш? Проводишь тетку до остановки!

Сестры обнялись.

Валентина подозвала дочь:

— Я скоро приеду из больницы. Будь умницей, — поцеловала ее.

Соня ничего не ответила, махнула опущенной головой и пошла в спальню.

Клава собиралась не торопясь. Магазин, где она работала продавцом, открывался в десять часов. Перед уходом она напутствовала дочь:

— Молоко приедет — купи три литра! Бидон на кухне, деньги на серванте. В комнате своей приберись, посуду помой...

— Сами вчера сидели, сами и помыли бы посуду!

— А ты не ешь, что ли? У соседей питаешься? Посуду не пачкаешь? — вспыхнула Клавдия. — Сказала: приберись! И гостей проводишь!

Взрослые разошлись.

Саша ушла смотреть телевизор. Соня осталась в спальне и, щурясь, любовалась солнечными лучами, пробивающимися в окно сквозь кроны старого клена, растущего напротив окна. Через открытую узкую форточку в комнату легкими порывами влетал приятный свежий ветерок...

Вдруг во дворе раздался долгий и протяжный сигнал ГАЗончика-молоковоза. Соня медленно подошла к окну. Сквозь зеленую листву было видно, как в тупик между пятиэтажками заехал грузовичок с синей кабиной и желтой бочкой с надписью «Молоко». Машина остановилась и еще раз посигналила, созывая жителей района. Худенькая продавщица молока выскочила из кабины, надела белый халат и чепчик. К машине потянулись давно поджидающие ее на лавочках старушки. Возле крана бочки выстроилась кривая говорливая очередь.

Саша нехотя встала с дивана, подхватила бидон и вышла из дома. Вернувшись, поставила молоко в холодильник, взяла сумку и направилась в магазин за покупками, напоследок хмуро глянув в сторону Сони, сидевшей на краю кровати и грустно возившейся с клубками пряжи.

— Вот бесит она меня... — прошипела Александра и закрыла за собой дверь.

Вернувшись с продуктами, которые наказала с вечера купить мать, Саша вошла в комнату и удивилась. Посреди комнаты, ближе к окну, висел вязаный круг из черной пряжи.

— Оба-на! Что за паутина? — недоуменно воскликнула она. Осмотрев творческую поделку, Саша повернулась к сестре с усмешкой: — Представляю, что за паук это сплел! Лапищи кривенькие, зубищи здоровенные, ножки тоню-у-у-усенькие...

Круг паутины поддерживали нитки пряжи, натянутые и привязанные к дужке кровати, дюбелю, на который была накинута петля настенного ковра, спице, воткнутой в плинтус, еще пара ниток струилась от воткнутых под обои булавок. Черная паутина перекашивалась, изгибалась и покачивалась на сквозняке, но в целом сохраняла задуманную автором круглую форму...

Соня перестала перебирать свою сумку, подняла глаза на Сашу и грустно сказала:

— Это солнце.

— Ни фига себе день начался! — присвистнула Саша. — Чем тебя не устраивает уличное?

— Это ваше солнце. — Соня опустила глаза и смотрела куда-то в угол комнаты. — Оно такое же, как на небе, только ваше.

Саша еще раз посмотрела на черное солнце, которое перекрывало солнечный свет с улицы. Она села на свою кровать и увидела, что вязаный круг находится как раз напротив уже взошедшего светила и как бы накладывается на него.

Девушка вскочила, отошла в сторону, опять вернулась: все верно, этот ракурс открывался только с ее спального места.

Соня вешала черную паутину именно для нее.

— А почему оно черное? — выдавила из себя Саша, наливаясь злостью.

— Другой пряжи нет. — Соня почувствовала угрозу и внутренне сжалась. — У меня только черная оставалась. А теперь и вообще никакой...

Саша припомнила, что Сонька постоянно вязала что-то черное, распускала, опять вязала, мелькая деревянными спицами.

И вот довязалась...

Саша брыкнулась на кровать и уставилась на шерстяное солнце. Тоненькие лучики, едва заметные, пробивались через ажурное вязанье и световой пыльцой оседали на лицо, на руки, на все, что попадало под рассеиваемое спектром черной ворсистой линзы пространство. Свет был — и вроде его и не было...

«А может, и правда это наше солнце?» — подумала Саша и задремала.

Когда она проснулась, оба солнца исчезли. Первое, как обычно, выкатилось за окно и стояло в зените, второе черным клубком лежало на старенькой сумке, пронзенное насквозь спицами, чем-то напоминая прическу гейши.

Сони в комнате не было.

Саша подошла к «Веге», порылась в кассетах, разбросанных поверх проигрывателя, выбрала одну, с надписью BASF, вставила ее в деку. Кассета щелкнула, ролики закрутились, глазки кассеты ожили, вслед за ними потянулась магнитная лента, скользя по блестящей белым металлом звуковой головке. Наушники аккуратно легли и прижались к ушам, барабанные перепонки вздрогнули под первые аккорды сборника «АC/DC»...

Саша окончательно проснулась.

Клавдия пришла с работы, как обычно, в приподнятом настроении, она что-то напевала. Прошла на кухню, открыла холодильник, проверила, все ли купила Александра, взяла дольку колбасного сыра и удовлетворенно захлопнула дверцу. Откусив сыр, поставила кипятиться чайник.

— Сань, Санька, гостей-то проводила? — прокричала Клавдия.

Саша не отвечала.

Клавдия прошла в спальню к дочери.

Там было пусто.

Она развернулась, закинула в рот остатки сыра и пошла назад на кухню. «Наверно, гулять пошла», — подумала Клавдия и вскрикнула:

— Ой, батюшки!.. — Изо рта вылетели кусочки прожеванного сыра, она схватилась за грудь. — Ты что здесь делаешь?!

В коридоре стояла Соня.

— В туалет ходила, — пролепетала племянница.

— Вот напугала так напугала, — начала приходить в себя тетка. — Я уж думала, вы к своей Карамарёвке давно подъезжаете. — Она прошла мимо Сони в кухню и присела. — Постой, а где мать твоя?

— Не знаю. — Соня все так же стояла в коридоре, потупив взор и теребя собачку на замке своей сумки.

Разузнав у племянницы, что Валентина так и не приходила из больницы, Клавдия разволновалась.

— Ой, что же произошло-то? Что делать-то?! — выхаживала она, подвывая, туда-сюда по кухне. Ей вторил закипающий чайник.

— Так, Сонечка, иди в спальню, одевайся, сейчас поедем в больницу — узнавать, что случилось! — Она остановилась. — А вдруг по дороге из больницы что-то произошло?..

Клавдия кинулась в прихожую надевать обувь.

В дверь позвонили.

Клавдия подскочила, недозастегнув босоножку. Живо, с надеждой, открыла дверь.

— Здравствуй, Клавонька. — Соседка баба Маша протянула ей газетку.

— Здрасьте...

— Сегодня до обеда звонила твоя Валентина. Просила передать, что кладут ее на операцию сейчас. Передала номер палаты и номер телефона на сестринском посту в их отделении, на всякий случай. Вот, я на газетке записала. На-ка, возьми... Увидела в окно, что домой идешь, и сразу к тебе поспешила — сообщить.

Клавдия спустилась с бабкой к ней в квартиру и позвонила по оставленному номеру. Сестра, дежурившая на посту, сообщила, что операция прошла успешно, аппендицит удалили, пациентка лежит в палате, отходит от наркоза.

Когда вечером с работы пришел Виктор, взрослые сели ужинать. Девочек Клавдия покормила раньше. Посоветовавшись с мужем, Клавдия решила, что завтра Саша с Соней поедут навестить больную.

— Ну и долго они у нас гостевать будут? — кивнул головой в сторону спальни Виктор. — Скоро родители приедут с дачи, придется освободить зал, будем все вместе ютиться в спальне.

— Не бурчи, Яшковский, самой тошно...

— Приехала обс