Дом на песке

Действующие лица

Иван Дмитриевич Доброво, уче­ный-селекционер.

Дмитрий Павлович Доб­рово, его отец, врач.

Катя, его сестра, педагог.

Лиза, Мария, Люба, его жены.

Виталий, Слава, Егор, его сыновья.

Даша, домработница.

Яков, сосед.

Буреломов, районный уполномоченный.

Фома Силыч  Хренов, председатель колхоза.

Адам Францевич Красовский, председа­тель сельсовета.

Недоедов, селькор.

Этелий Игнатьевич Шмыгин, учитель.

Гордей Ильич, нотариус.

Немецкий офицер.

Немецкие солдаты.

Первый полицай.

Второй полицай.

Молодой партизан.

Ночной гость.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Конец тридцатых годов двадцатого века. Большой деревянный дом на окраине Москвы, близ Окруж­ной железной дороги. Дом разделен надвое. На одной половине живет семья Доброво, на другой семья, подселенная после революции. На половине Доброво полки с книгами, пианино, на стене порт­рет Чехова. У соседей комод, сундук, фарфоровый кот-копилка. В комнату вбегает Катя, распахивает окно.

Слышится гудок паровоза.

Катя. Весна! Как хорошо-то!

Входит Иван, он держится за щеку, вид у него страдающий.

Катя. Зуб болит? Сейчас посмотрю.

Она выбегает, возвращается с зеркальцем дантиста. Иван смотрит недоверчиво на сестру.

Катя. В чем дело, пациент? Я все-таки недоучившийся стоматолог. Ваня, ты мне не веришь? Думаешь, я плюну? Ваня, ты дурачок. Это же в детстве было... Мы взрослые уже. Во всяком случае, один из нас. Открой немедленно рот! Выдернем, и нет проблем.

Иван открывает рот. Катя плюет в него.

Иван (возмущенный). Катя! Как ты смеешь!

Катя. А ты не будь разиней. Не разевай рот перед каждой встречной- поперечной.

Иван. Ты моя сестра! Или... Ты кого имеешь в виду под встречной- поперечной?

Катя. Ваня, ты вообще разиня. Ваня-простота... Вот что я имею в виду. Ты не взрослеешь. Для тебя все люди хорошие, необыкновенные. Ты пропадешь в этой жизни. Я не понимаю... Ты хочешь уехать в деревенскую глушь, в какое-то Селище, работать там простым агрономом. Ты понятия не имеешь, что такое деревенская жизнь. Спроси у Даши, хочет ли она обратно в деревню. (Зовет.) Даша! Даша!

Появляется домработница.

Катя. Даша, ты хочешь обратно в деревню?

Даша (испуганно). За что меня в деревню? Что я сделала не так?

Катя. Даша, успокойся. Ты остаешься с нами. Это Иван Дмитриевич нас покидает, едет в деревню. Ты одобряешь его решение?

Даша. По своей воле едет иль поневоле?

Катя. По воле, по воле, по прихоти барской.

Даша. Если по воле, так осенью вернется. Осенью городскому в деревне особенно скучно. Все дачники по осени возвращаются.

Катя. Как птички перелетные... Но, может, привыкнет? Женится там на какой-нибудь учительнице...

Даша. Митричу рановато жениться. Он еще не мужик. Так, мужичонка... Тебе, Катерина, пора бы замуж. Бегаешь, скачешь козой непривязанной, не знаешь, куда себя деть.

Иван. Пока плеваться не разучится, замуж не выйдет. В самом деле, только один из нас взрослый...

Катя. Но ведь зуб перестал болеть! Разве не так?

Иван. Наверное, ядом плюнула.

Катя. Иди, Даша, занимайся своими делами.

Даша. Я бы и занималась, если бы вы мне голову не морочили. (Уходит.)

Иван. Напрасна твоя ирония насчет учительницы. Со мной едет Лиза.

Катя (изумленно). Лиза? В деревню? Твое намерение выглядит еще нелепей. (Насмешливо.) Лиза высококультурная девушка. Что она там будет делать? Чем себя займет?

Иван. Катерина, ты знаешь, что у латинян первоначально значило слово «культура»?

Катя. И что же оно значило?

Иван. В не извращенном еще смысле это понятие означало обработку земли, уход за ней. Культура, культивация...

Катя. Что ты этим хочешь сказать?

Иван. Не может называть себя культурным народ, у которого плохо ухожена земля. С этого надо начинать.

Катя (с пафосом). Мы народ Толстого и Чайковского! У нас есть Большой театр и Эрмитаж! (Замолкает, прислушивается.) Яша в саду кота мучает! Идиот! Жениться пора, а он все котов и собак гоняет.

Иван. Тебе послышалось. Тихо в саду. Чайковский и Эрмитаж — это прекрасно. Но братство всех людей прекрасней Эрмитажа. Социализм — вот подлинно культурное дело. Посев нового человечества... И если мы не изменим лучшему в себе, мы соберем урожай. Ты, Катерина, путаешь культуру и искусство. Искусство запросто может быть антикультурно.

Катя. Ты сам путаник. Ты бы не учил других, а разобрался бы с собой. Чего ты хочешь? Ты поступал в академию с детской мечтой сделать человечество счастливым, накормить его досыта. Люди, дескать, оттого злые и несчастные, что им слишком тяжело дается кусок хлеба. Мечта наивного отрока, но если ты еще веришь в нее, то надо заниматься наукой, селекцией сортов и тому подобным. Наукой надо заниматься в Москве. Здесь, в Москве! У тебя все здесь, рядом. И наука, и... Почему ты не замечаешь, что твое счастье рядом, буквально за стеной? (Катя указывает пальцем в сторону соседей.)

Иван с недоумением смотрит в ту же сторону.

Катя. Я про Любу говорю. Почему ты не видишь, какая замечательная девушка рядом живет?

Иван (продолжая недоумевать). Люба? Нет, я согласен... Она замечательный человек. Но при чем тут я?

Катя. Ты ни при чем... Ты просто ее не замечаешь. А если бы заметил... Она будет верной женой и другом. Она нарожает тебе здоровых детей...

Иван. Ты рассуждаешь как профессиональная сваха. Упомяни еще о приданом в сундуке. Катя! Чтобы влюбиться в женщину, в ней должна быть какая-то тайна. Какая тайна в Любе?! Мы выросли вместе, рядом на горшках сидели.

Катя (иронично). Любовь... Тайна... Что сделала мама — тоже от любви? Оставила нас как щенят слепых... Почему она не подумала о нас, когда взводила курок?

Иван. Она сильно любила отца.

Катя. При чем тут любовь? Больные нервы, оскорбленное самолюбие, истеричное желание отомстить... Она убила себя и почти убила отца. Два инфаркта уже... Да, была какая-то связь в Германии. Но еще до знакомства с мамой, когда он учился там. Да, пришло вдруг несколько писем из Германии. Но отец на них не отвечал! Это я точно знаю. Мне тетя все рассказала. Из-за этого стреляться?

Иван. Отцу надо было ответить. Так, чтобы письма перестали приходить. И не надо было их сохранять.

Катя. А маме не надо было рыться в бумагах отца!

Иван. А нам не надо копаться в отношениях родителей!

Катя. Все от нездоровья, психического, физического... Физкультурой надо заниматься, физкультурой! В здоровом теле здоровый дух!

Иван. На самом деле римляне советовали: «Усердно молись, и будет в здоровом теле здоровый дух». Ты часто молишься?

Катя. За всех нас тетя Соня молится.

Иван. Ладно, сестра, расскажу, зачем я на самом деле еду в деревню. Все-таки хочется, чтобы ты понимала меня. (Рассказывает, прохаживаясь по комнате, как бы в сомнении, стоит ли это рассказывать кому-то.) Работая в библиотеке со старыми номерами «Земледельческого журнала», прочитал я вот что... В Черниговской губернии лет сто с лишним тому назад жил-был помещик Санин. Сейчас это западная часть Орловской области.

Катя. Куда ты ездил недавно...

Иван. Ну да... Но ты слушай, если хочешь что-то понять.

Катя. Я слушаю.

Иван. Так вот... Помещик Санин... Имел этот Санин репутацию масона, алхимика и чернокнижника. Жил скрытно, занимался какими-то опытами и, что самое интересное, выращивал хлеба урожаем сам-семьсот, сам-восемьсот.

Катя. Извини... «Сам-семьсот» — это что значит? Каждый посеянный килограмм зерна дает семьсот килограмм урожая?

Иван. Именно так.

Катя. Я не специалист, но даже мне понятно, что это фантазерство какое-то. Ты всерьез веришь, что твой Санин выращивал такие урожаи?

Иван. Нет, в сам-семьсот я тоже не верю. Но, похоже, что-то невероятное в области селекции ему удалось совершить. Дело в том, что кончил он плохо. С гениальными творцами часто так происходит. Его убили, дом вместе с лабораторией сожгли. Подозревали в этом соседей-помещиков. Санин сбивал цены на хлеб, продавая его в больших количествах за полцены.

Катя. Но что ты сейчас хочешь там найти?

Иван. Надо проверить тамошние почвы, понаблюдать за климатом, порыться в местных архивах. Я недаром съездил. Оказалось, там живут еще обедневшие потомки того самого Санина. Вдруг что-то сохранилось у них. Записи, воспоминания... Надо с ними покороче сойтись.

Катя. Ты тоже кончишь плохо. Хотя я этого не хочу изо всех сил. (С отчаянием в голосе.) Выяснилось, что все на самом деле еще хуже, чем я представляла. Серьезный ученый не может в своих исследованиях опираться на легенды. Если только он не собиратель фольклора... Ты фантазер, мечтатель! Неисправимый мечтатель.

Иван. Лучше жить мечтами, чем страхами. Ты представляешь, что произойдет, если научиться выращивать урожай сам-двести? Да что двести... Хотя бы сам-сто... Это будет революция не менее грандиозная, чем Октябрьская революция. У человечества исчезнет страх голода. Ведь вся человеческая история — это война наций и классов за сытую жизнь. Когда исчезнет страх голода, свободные люди займутся наконец-то самоусовершенствованием, науками, искусствами. Все, поголовно! Ты не представляешь, сестра, какая прекрасная жизнь впереди!

Катя. Занялся бы ты лучше ремонтом дома. Видел, с задней стены по цоколю трещина прошла? Наверное, грунт просел. Грунт песчаный здесь. Отцу ничего уже не надо...

Иван. Может, просто обмазка треснула? Основание из песка по надежности не уступает гранитной скале. Под египетские пирамиды нарочно насыпали подушку из промытого песка. Тысячи лет стоят постройки, не шелохнутся.

Катя. Господи, сколько мусора в твоей голове! Алхимик Санин, египетские пирамиды... Ты распыляешься! Знать надо только то, что приносит пользу.

Иван. Хорошо, я посмотрю, что там треснуло. (Уходит.)

Катя (смотрится в зеркальце). Замуж... Хм, замуж... Но за кого?!

Входит Дмитрий Павлович, под мышкой у него шахматная доска.

Катя. Папа, почему ты не поговоришь с Иваном? Неужели ты не видишь, что он собирается исковеркать себе научную карьеру и вообще жизнь?

Дмитрий Павлович. Ты говоришь о его намерении жениться на Лизе?

Катя. Я говорю о его отъезде в деревню. Он пропадет там с голоду. Кто будет заботиться о нем? Лиза? Не смешите меня. Он там отупеет, деградирует как ученый. Его надо остановить.

Дмитрий Павлович. Я несколько лет прожил в деревне. Это была прекрасная практическая школа, второй университет. Мой отец, ваш дед, тоже уходил в народ. И не считал это время напрасно потерянным. Иван желает невозможного — переустроить мир? Прекрасно! Кто не начинал с желания преодолеть мировую скорбь, тот не был молодым. В голове его, конечно, каша, все вперемешку, но это естественная юношеская брага. Все перебродит и осядет. Мне только жаль, что никто из вас не стал врачом. Народ надо лечить. Лечить, лечить и еще раз лечить. Мне до сих пор непонятно, почему ты перевелась в педагогический.

Катя. Потому что вовремя поняла — я не врач. Людей надо учить. Причем начиная с самого элементарного, с гигиены тела. Но я и о Лизе хочу сказать. Эта Лиза...

Дмитрий Павлович (перебивая Катю). Не встревай! Сами разберутся. Неважно, в конце концов, кто и как нас любит или не любит. Самим бы не разучиться любить... Ты зря переживаешь за Ивана. Он доверчивый, зато и ему будут верить. И не такой он простак, как тебе кажется. Скрытный... О своем заветном никому... Из его недомолвок я так и не понял, зачем он едет в деревню. Узнать в колхозе тайну высоких урожаев? Но что тут узнавать! Дайте мужику хорошую закупочную цену, и он засыплет вас зерном. Вот вся тайна.

Катя. Так объясни ему! Чтобы он не делал глупость.

Дмитрий Павлович. Кто знает наперед, что он собирается делать... Я врач, а врач обязан верить в лучшее. Все будет хорошо. Не хочешь партию?

Катя. С тобой в шахматы?! Давай лучше в городки... Погода хорошая. Тебе было бы полезно.

Дмитрий Павлович. С тобой в городки?! Только если дашь мне фору. Ты в кон, я в полукон...

Входит Люба.

Дмитрий Павлович. Пойду, пожалуй, одну задачку решу. Потом, может быть, и в городки... Денек сегодня действительно замечательный. (Уходит.)

Катя. Все перебродит, все будет хорошо... Вот и поговорили.

Люба. Ваня еще не уехал?

Катя. Что-то хотела сказать ему?

Люба. Пожелать счастья на дорогу.

Катя (насмешливо). Пожелать счастья на дорожку... Дура ты, Любка. Ваню надо не провожать в дорогу, а, наоборот — остановить.

Люба. Но я-то что могу? Ничего я не могу.

Катя. Ты его любишь? Так найди слова, спаси любимого человека.

Люба. Но он меня не любит!

Катя. Любит, не любит... Неважно, кто и как нас любит. Важно, как мы к нему относимся. Вот если бы ты забеременела... Ради ребенка он бы остался.

Люба (негодуя). Катя, как тебе не стыдно! Что ты говоришь! У нас с Ваней ничего такого не было. Совсем ничего не было.

Катя. Ну и дура, что ничего не было. Женщине полезно рожать.

Катя садится за пианино, Люба за стол, приготовляясь слушать музыку.

Катя (смотрит строго на Любу). Люба, держи спину прямо, когда сидишь. Какая ты бестолковая! Элементарному никак не могу тебя научить.

Люба. Катя, не занудствуй! Это мелочи...

Катя. Это не мелочи. Человек всегда должен держать спину прямо. Особенно девушка.

Входят Иван и Лиза. Иван сияет. Лиза одета нарядно. Люба выпрямляет спину. Катя встает из-за пианино.

Лиза (глядя на свои туфельки). Запылились... Как далеко ехать к вам. (Тянется с поцелуем к Кате.)

Люба (вскакивая из-за стола). Здравствуйте. (Уходит быстрым шагом, прижав ладони к щекам.)

Катя (насмешливо). Слыхала я, ты едешь с Ваней в деревню?

Лиза. Ивану научный руководитель предлагает организовать экспедицию в Гималаи. Там должны сохраниться... эти... как их, Ваня?

Иван. Эндемики злаковых... Только не в Гималаи, а в Анды...

Лиза. Ну да, эндемики... Но деревня — это тоже экзотично. Я никогда не бывала в русской деревне.

Катя. Но как же папа с мамой? Они тебя отпускают?

Лиза. Я ведь не одна еду. Это путешествие мы потом будем вспоминать. Я возьму с собой «Лейку», этюдник...

Катя (вздохнув утомленно). Пойду-ка я лучше в городки постучу. А то пройдет выходной без всякой пользы. (Уходит.)

Иван. Я узнавал, там можно будет устроиться заведующей клубом. Ты еще не передумала ехать со мной?

Лиза. Любимый! Зачем ты спрашиваешь? Я никогда не сомневалась в тебе. Ты совершишь невозможное, докажешь всем...

Иван. Какой необыкновенный сон мне сегодня приснился! Цветущий сад, и в нем школа. Странная какая-то школа... Без парт, досок и прочего... Только просторные классы, наполненные светом и музыкой. Чудесной музыкой, какую я никогда не слышал наяву. Когда я проснулся, оказалось, я плакал во сне. От невыразимо прекрасных звуков музыки. Во сне была еще учительница. Веселая, красивая, незнакомая...

Лиза. Ваня, я не понимаю... Какая учительница? Молоденькая?

Иван (смутившись). Наверное, это была ты. Весь сон был наполнен радостью встречи. Такую радость я чувствую, когда вижу тебя. Мы будем счастливы, Лиза, невероятно счастливы.

Лиза. Конечно, милый. Как же иначе! У нас все впереди.

Иван. Я обустроюсь немного, налажу быт. И ты приедешь ко мне. Хорошо?

Лиза. Как скажешь, милый. Я согласна на все. Я с тобой. Навсегда!

Иван. Навсегда!

Они сближаются для поцелуя.

Занавес.

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Большой деревенский дом, разделенный надвое. На одной половине сельсовет с портретом Маркса на стене. За длинным столом сидят Адам Францевич, Фома Силыч, Этелий Игнатьевич, Недоедов. Они слушают, что делается на второй половине дома, где жилье Ивана. Здесь Иван и Лиза, одетая по-дорожному. У ее ног чемодан. Стол в комнате накрыт для чаепития.

Иван. Но ты же знала, куда мы едем. Ты была согласна на все.

Лиза (нервно комкая носовой платок, громко). Ничего я не знала! И вообще никуда не хотела ехать. Я вчера едва не умерла, а ты принялся хохотать. Эта дырявая будка, которую ты называешь туалетом, уже сама по себе ужас. Но когда там еще уж... Что он там делал?! Они везде! Шагу ступить нельзя! То уж, то мышь, то лягушка! Мухи, комары, чертополох, навоз... Я ненавижу природу. Я люблю искусство. Как можно жить в такой обстановке! Это не дом, даже не гостиница. Сквозь дырки в перегородке целый день дым от самосада... Я хочу в Москву! Культура тут никому не нужна. Культура возможна, когда у людей есть свободное время, много свободного времени. Я говорю бабам: приходите в клуб, будем репетировать. А они мне: некогда нам в клуб ходить, приходи к нам на жнитво, там попоем. Но как можно петь в такой обстановке! Жара, пыль... С какой стати тут вообще петь! Еда — картошка да огурцы, а они все горланят. И ладно бы вечером, с тяжкой работы возвращаясь. Так давай с утра, когда нормальные люди еще спят.

Иван. Радуются, что живут. Вот и поют. Недалеко от этих мест Вяльцева родилась.

Лиза. Вяльцева вовремя отсюда уехала. Чему тут радоваться?

Иван. В Москве с бытом тоже неважно. Там мы жили бы в коммуналке, с шумными соседями. В сельсовете хотя бы ночью никого нет.

Лиза. Моя семья живет в нормальной квартире, которую заслужил мой отец. И тебе, как перспективному ученому, должны дать отдельную жилплощадь.

Слышен стук копыт, это подъехала бричка.

Иван. Чаю так и не попили... Присядем на дорогу.

Иван садится на стул, Лиза на чемодан.

Иван (берет чемодан). Ну, пора. Я тебя провожу до станции.

Уходят.

Адам Францевич. Жалко будет, если Иван Дмитрич уедет. Безвредный человек.

Этелий Игнатьевич. Хорошим людям не везет на жен. (Все за столом насмешливо переглядываются при этих словах.) Не прорвемся мы с женщиной в светлое коммунистическое будущее. Тянет баба назад, сильно тянет.

Недоедов. Но кое в чем она правильно выразилась. Бескультурно живем. Мало для культуры времени отводим. Газету почитать, в шашки поиграть...

Фома Силыч. От безделья дурь заводится, а не культура. Людей, как чертей, надо делом каким-нибудь занимать. Не займешь, они вред начнут творить.

Адам Францевич. Где же это Буреломов? Пора бы подъехать... Если спросит что-то про нового агронома, почему его нет на пленуме, скажем, что жену по срочной причине повез в больницу. А ты, Этелий Игнатович, выступишь по Саниным. Настрочил в район, теперь отчитывайся.

Этелий Игнатьевич (возмущенно). Кто? Я?!

Фома Силыч. Кто ж у нас любитель бумагу портить...

Этелий Игнатьевич. Есть Демьяны Бедные...

Недоедов. Ты про кого тут намекаешь? Я только в газету пишу. А вот некоторые...

Адам Францевич (перебивая Недоедова). Так, товарищи! Прекратить склоку. Ведите себя в рамках. Товарищ Буреломов, сами знаете, человек новый в районе, прислан навести порядок. Следите за языком.

За окном грохот колес. Входит Буреломов. Все встают. Буреломов садится, при­глашает сесть остальных, достает бумаги из портфеля.

Буреломов. Ну и жара у вас!

Фома Силыч. Для уборки хлебов хорошо, когда жара. (Встает.) Хре­нов Фома Силыч, председатель колхоза.

Буреломов. Для уборки-то, может, хорошо. Присаживайтесь, товарищ Хренов. Но как у вас обстоят дела с противопожарной безопасностью?

Адам Францевич (встает). Красовский Адам Францевич, председатель сельсовета. К пожарам готовы, товарищ Буреломов.

Буреломов. Как мне вас понимать, товарищ Красовский? К пожарам готовы...

Адам Францевич. В смысле готовы отразить, если что.

Буреломов. Присаживайтесь. Следите за языком. К пожарам готовы... (Замечает Маркса на стене, обводит взглядом другие стены.) Где же товарищи Ленин и Сталин? Почему один только товарищ Карл Маркс? У вас тут что, троцкистская ячейка?

Адам Францевич. Товарищей Ленина и Сталина, я извиняюсь, мухи, проклятые, засидели. Отдали на обновление местному богомазу. Извиняюсь, художнику... Повесим их в ближайшее время. (Испуганно.) Извиняюсь, подвесим. Тьфу ты! Прибьем! (Замолкает в ужасе.)

Остальные за столом стараются не смотреть на него. Этелий Игнатьевич отодвигается.

Буреломов. Сразу видно, неблагополучно у вас с политической обстановкой. По этому поводу я и приехал. Поступил сигнал. Церковь у вас, слава богу, закрыли, но народ по-прежнему активно отправляет религиозные праздники. На Пасху никто не работает, все шатаются по гостям, а... (Заглядывает в листок бумаги, читает.) «А на цвинтаре устраивается карточная игра». Что такое «цвинтарь»?

Недоедов (представляясь). Недоедов, селькор. «Цвинтарь» на местном диалекте — это лужайка возле церкви. Там всегда солнышко, травка раньше всего по весне.

Буреломов. Ясно. Удобно в картишки шпилить... Про карты поговорим отдельно. Это второй пункт. Продолжаю по первому пункту. (Читает с листа бумаги.) «На радоницу работают только с утра. Потом все идут на кладбище, где совершается культовое действие, отягощенное распитием самогона. В школе проводится всего два урока. Далее все, включая учителей местного происхождения, также отправляются на кладбище». Тут есть представитель школы?

Этелий Игнатьевич встает, виновато, как школьник, опустив голову. За окном раздается барабанный бой.

Буреломов (встревоженно). Что такое? Кто?

Недоедов. Пионеры на речку купаться идут.

Буреломов. О! Вот это правильно. Строем, с барабаном... Вот здесь, чувствуется, ведется правильная работа. Кто организатор?

Этелий Игнатьевич (вскидывая голову). Я! Я! Этелий Игнатьевич Шмыгин.

Буреломов. Ладно, садитесь. Разберемся. А радоницу эту надо отменить. Что за праздник — на кладбище! Взамен объявить какой-нибудь советский праздник. День коня, например. Трудолюбивое животное, достойное почитания. Пункт второй — карты! Прочитав донесение, я, честно признаюсь, поразился. (Читает.) «Вместо того чтобы бодро и радостно заняться с утра вывозом навоза, колхозники садятся за карты, и навоз на поле везет тот, кто проиграет». Я такого даже в портовых кабаках не встречал. Играть на навоз! Куда смотрит председатель колхоза? Откуда у вас зараза такая — карты?

Фома Силыч. Как рассказывают старики, заразу эту у нас распространил пан по фамилии Снегирев. Проиграется Снегирь всем окрестным панам и давай играть с кучером, поваром, дьячком, в корчме с кем попало... Так и пошло в народ и не может никак выветриться. Хуже холеры...

Буреломов. Ничего... Советская власть справилась с царем и буржуями, справится и с картами. Пункт третий — самогоноварение! План по хлебосдаче не выполняем, однако самогон курим. Да за такое расстрелять мало! Кто этим занимается? Конкретно! Фамилии, адреса...

Адам Францевич (запинаясь). Так... В сигнале ж... Указано, наверное, кто...

Буреломов. В том-то и дело, что не указано. Сказано «в общем»... (Смот­рит в бумагу.) «И наконец, распространено пагубное самогоноварение». Кто, спрашиваю я вас?

Адам Францевич (приободряясь). Ну, это всем известно. Макариха и Корней Старый... То есть, по документам, Домна Макаровна Цимбалист и Корней Семенович Капуста.

Буреломов. После пленума составляем комиссию из трех человек и идем разбираться. С ликвидацией самогона прямо на месте.

Адам Францевич. Ничего не получится, товарищ Буреломов. Макариха была старушка в преклонных летах, а Корней еще старше. Умерли по весне оба, скоропостижно, так сказать. Большая потеря для всех...

Фома Силыч. И к разговору... Самогонку у нас делают не из зерна, а из картошки. План по картошке мы выполняем.

Буреломов. Из картошки? Гм... Разница есть против зерновой?

Фома Силыч. Бульбовочка помягше будет. Нежней за душу берет.

Буреломов. «Бульбовочка»... Гм... Переходим к главному пункту. Единоличники! Почему эти люди до сих пор не охвачены колхозом? У меня тут список. Предлагаю пройтись по списку и окончательно решить вопрос. (Достает из портфеля другую бумагу.) Первым по флангу идет Санин Сергей Ионов, из бывших дворян. Кто что имеет сказать о личности Санина?

Поднимается Этелий Игнатьевич, достает листки бумаги из кармана.

Этелий Игнатьевич (читает). Санин Сергей Ионович является пьяницей и распутником. Еще до революции женился на скромной унтер-офицерской дочке, вследствие чего на свет произошло семь несчастных детей. Мельницу свою продал и купил баян. Сельчан, которые спрашивали, зачем продал матку-кормилицу, смущал ответом: «Они еще попердят с этой мельницей». «Они» — это трудовая артель баптистов «Преображение». Сейчас Сергей Санин собирается уехать в Киргизию. Говорит, что там горы из белого хлеба. Там зреет абрикос золотой. Там нет колхозов. В оправдание его можно сказать, что в годы гражданской войны служил в Красной армии и был награжден орденом Боевого Красного Знамени. Жена его трудолюбива, но баптистка.

Недоедов. Да он просто ненормальный и слабохарактерный.

Адам Францевич. Могу засвидетельствовать, что как до революции, так и после революции антисоветской пропагандой гражданин Санин никогда не занимался.

Фома Силыч. Он почти что нищий. Кроме баяна, никакого другого серьезного имущества. Остальные деньги, вырученные за мельницу, пропил.

Буреломов (грозно). Пропил? Единолично?

Фома Силыч. Поил все село.

Буреломов. Тогда другое дело, коллективное. Пусть едет в эту самую Киргизию. Свое дворянство он искупил геройским поведением. Далее по списку... Санин Владимир Ионов... Это что, брат?

Этелий Игнатьевич (по бумажке). Санин Владимир Ионович самый подозрительный из всех братьев Саниных. О нем известно, что учился в Бельгии на железнодорожного техника. Там же, в Бельгии, слишком интересуясь техникой, влез чуть не с головой в работающую машину. Скользящей деталью его ударило под левый локоть, и рука усохла от плеча до локтя. Но тем не менее он не оставил свои барские замашки, в частности увлечение музыкой. На нашей станции еще до революции он руководил духовым оркестром, набранным из железнодорожных рабочих. Сам, одной рукой играл партии на корнете «А-пистон». Переложив для оркестра вторую венгерскую рапсодию Листа, исполнил ее при встрече на железной дороге кровожадного царя Николая Второго. За это царь пожаловал музыкантам сто рублей. Теперь оркестром Владимир Санин не руководит, но продолжает играть на корнете одни дореволюционные пьески. Советских мотивов в его музыке не слышно. В данное время проживает нахлебником в доме брата — Леонида.

Буреломов (поглядев в бумагу). Тоже единоличник. Да их тут целое гнездо свилось!

Этелий Игнатьевич (читает). Санин Леонид Ионович есть лояльнейший гражданин советского государства и никогда не был ни пьяницей, как его брат Сергей, ни саботажником, как Мочалов.

Буреломов. Мочалов? Кто такой?

Недоедов. Землемер. Он у Этелия Игнатовича жену отбил.

Буреломов. К делу не относится. Продолжайте.

Этелий Игнатьевич (продолжает читать). Из всех Саниных Леонид наименее вредный. Потому что он, во-первых, безбожник, во-вторых, противник размножения выродков дворянского племени, вследствие чего намеренно не имеет потомства, в-третьих, является любителем советской газеты и книги.

Адам Францевич. Живет как крестьянин. Помогает бедным.

Фома Силыч. Культурный хозяин. Земля осиротеет без него.

Буреломов. Что за разговорчики! «Земля осиротеет»... Землю в колхоз. Почему он не вступает в колхоз?

Недоедов. Сейчас-то Леонид Санин безбожник, но когда-то был рьяным верующим. В Сан-Франциско проповедовал среди разного сброда. Пока те его в благодарность не связали и не положили на рельсы. Перед приготовленным к движению товарняком... Хорошо, обходчик заметил.

Буреломов. Откуда известен такой факт биографии Леонида Санина?

Недоедов. Сергей Санин как-то рассказал. Спьяну...

Буреломов. Все Санины, или, может, есть еще, не упомянутые в списке?

Адам Францевич. Есть еще Мария Ионовна, сестра братьев Саниных.

Этелий Игнатьевич. Санина Мария Ионовна ныне вдова. Муж был лесником, погиб от злодейской руки незаконных порубщиков леса. Теперь лес охраняет Мария Санина.

Буреломов. Женщина — лесник? Не боится?

Недоедов. Порубщики ее сами боятся. Она шептуха... По-научному говоря, знахарка. С такими лучше не связываться. Могут исцелить, но могут испортить.

Буреломов. Знахарство — суеверие. Лечиться надо у врачей.

Адам Францевич. Бывают случаи, за которые медицина не берется. К примеру, запой... Или детинец...

Буреломов. Запой? Почему же брата не вылечила?

Фома Силыч. Так он не запойный, он просто пьяница.

Недоедов. Какая разница!

Буреломов. Э, нет... Тут председатель тонко отметил. Запой — серьезная нервная болезнь. А пьянство — моральное разложение. Есть также ежедневное умеренное употребление, для здоровья. На флоте нам каждый день чарку наливали. От скорбута и других болезней... От чего еще, говорите, она лечит? Детинец? Это что такое?

Адам Францевич. Бывает, дети в лес пойдут по грибы или ягоды, и там вдруг на кого-нибудь находит будто паралич. Ребенок лежит точно мертвый...

Буреломов. В больницу ребенка надо везти в таком случае.

Адам Францевич. Я отвозил дочку. Врач поглядела, расспросила, как было дело, и посоветовала искать шептуна. Ионовна отшептала.

Недоедов. Со мной самим случился детинец. Я про это первый свой рассказ написал, с названием «Случай из жизни». Только его печатать не захотели.

Буреломов. Докладывай про случай из жизни.

Недоедов. В далеком детстве это, значит, было. Пошли мы в лес по орехи. Разбрелись по орешнику, я уже целую торбу натряс, хотел кричать остальным, как вдруг слышу — зазвенело за спиной. Оборачиваюсь и вижу: идет девушка в белом платье до пят, высокая, необыкновенной красоты девушка... Царевна! В руке у нее ореховый прутик, на нем золотые бубенчики в ряд. Она прутиком потряхивает, бубенчики звенят, за ней идет косуля. На звон бубенчиков... На меня царевна посмотрела, заметила, а глаза у нее — не передать! И очнулся я уже дома. Рядом мамка в слезах и дядя Игнат, отец Этелия Игнатовича. Раньше он был у нас шептуном, пока не умер.

Буреломов. Я не понял. Золотые бубенцы на хворостине... Что это значит? Кто была эта гражданка?

Недоедов. Это была доброхожая.

Буреломов. Где проживает гражданка Доброхожая? В колхозе состоит? Золото сдала в Торгсин?

Недоедов. Доброхожие в лесу живут.

Буреломов. На выселках? Их что, тоже целый род?

Адам Францевич. Никто не знает, сколько их. Они тайно живут. Многие их встречали в лесу. Не только дети.

Этелий Игнатьевич. Товарищ Буреломов, вы их не слушайте. Нет никаких доброхожих. Все это мракобесие. Народ у нас темный, непросвещенный. Кугуты, одним словом...

Буреломов (свирепея). Или вы мне сейчас толком доложите... «Доб­рохожие», «