«Есть бабочка, есть и птица...»

* * *
Евгению Лукину

Глядишь в окно, а за окном зима,
Сырой мороз рвет на ходу подметки,
Подковы гнет, а если выпить водки,
Тогда и впрямь, дружок, сойдешь с ума.

Бредешь себе на пьяненький вокзал —
Одни березки милые тверезы.
«Как хороши, как свежи были розы...» —
Как Пушкин бы однажды не сказал.

И все вокруг укутано снежком,
А нежность, как и надо, бессловесна,
И, понимая, что печаль отвесна,
Бредешь себе, глотая в горле ком.

И держит полицай в руке обрез —
А что еще и надобно невежде?
А ты спешишь к судьбе своей, к Надежде,
Бросающейся вдруг наперерез.


* * *
Есть бабочка, есть и птица,
Кормящая в гнезде птенцов,
Есть травы, чтоб взгромоздиться
На могилы своих отцов.

И есть дерева такие,
Что жизнь пойдет на дрова, —
Такие вот сухие,
Ветхие дерева.

Где ты, забывшая чудо
Прощенья и горести?
Жизнь будет жива, покуда
Мне по песку брести.


* * *
Мишель Монтень был прав: любые перемены
Ведут лишь к худшему — то казни, то измены,
То женщины невиданной длины,
Которые зовут нас на блины.

А на Руси невиданная слякоть —
Ни хохотать не хочется, ни плакать,
Ни перемен — пусть жизнь уходит в тень,
А в памяти опять Мишель Монтень.


* * *
Я в деревне. Отпуск идет к концу.
Прихожу с женою и Ксюшей к отцу.

Подкрашиваю оградку, сорную рву траву,
Разгоняю ворон, галдящих шумно во рву.

А Ксюха глядит на фотографию и от восторга визжит:
— Мама, а почему тут Сережа лежит?


* * *
Борису Вахлакову

Пленяясь грамотой букварной,
Порой смешной, порой коварной,
Он думает о том, что разум
Нам никогда не обрести,
Поскольку в жизни этой тварной
Удобнее быть дикобразом,
Чем языку видок товарный
Придать, Господь, меня прости!

Но без Бориса Вахлакова
Все было б слишком бестолково —
Ни света в сумрачном окошке,
Ни солнца желтого в горсти.
Мерцают на балконе кошки —
Давно не видывал такого!
Свеча горит в глубокой плошке,
Чтоб нашим душам прорасти.


* * *
В России то пьют, то спят что зимой, что летом,
Штольцу тут нечего делать, и не по летам
Ему образумить Обломова, чей обломок
Отыщет в траве внезапный его потомок.

Немец есть немец, а русской душе противно
Лезть за рубеж, где полно невозможных див. Но
Не отыщешь женщин, на подвиг простой способных, —
Любящих, нежных, работоспособных.

Пусть немцы делают свои дела, а русские женщины
пусть рожают,
Они ж никому при этом не угрожают.
Они несут белоснежное полотенце,
Чтоб завернуть в него розового младенца.

В этом смысл России — чтоб колосилась
Рожь, и чтобы жизнь носилась
В колесе вселенском, и чтобы дети
Знали, что они не одни на свете.