Как дети...

Алешка

Светало. Будильник прозвонил ровно в отведенное время. На циферблате было пять часов утра. Отец Илия, слегка приоткрыв глаза, смотрел на беленый потолок и думал о несправедливости бытия. Свет ему был не мил, и грусть одолевала его сломленный дух. Чуть-чуть погодя он все-таки заставил себя сесть на кровать. Смотря на раскачивающиеся березки и плакучие ивы за окном, отец Илия неустанно причитал: «Господи, ну зачем мне все это? Сжалься надо мною, Всеблагий! Ну разве такой жизни я хотел?!» Не успев закончить свои печальные излияния, отец Илия начал нехотя, со свойственной ему медлительностью собираться на «очередную» воскресную литургию. Матушка уже вовсю хлопотала на кухне: варила, парила, стирала. В соседней комнате раздался крик новорожденного. Вздрогнув от неожиданности и машинально наложив на себя крестное знамение, отец Илия поспешно надел подрясник и скуфейку и выбежал словно ошпаренный на открытое крыльцо. Матушка, едва заметив выбегающего батюшку, воскликнула:

— Дорогой мой, а как же я и детки?!

— Нечего вам там делать! — гаркнул отец Илия. — Без вас дел по горло! Лучше дома сиди и стряпней занимайся, проку больше будет!

Утирая слезы от обиды и негодования, матушка затворила дверь и, тихо постанывая, исчезла в глубине бревенчатого сруба.

Путь к храму был недолгий, но извилистый, и этого вполне хватало для каждодневных жалостливых раздумий. Раньше, когда батюшка был моложе, он то и дело молился и пребывал в блаженстве от единения с природой. Проходя этой дорогой до храма через мелкую речушку и луга, отец Илия останавливался в изумлении возле каждого деревца, каждого ручейка и камня и как бы вопрошал внутри себя: «Дивны дела Твои, Господи! Как же Ты все славно устроил! Вот смотрю я на эти дары природы и не перестаю умиляться Твоему промыслу и Твоей поистине великой созидающей силе!»

Но сейчас батюшку волновали совсем другие заботы. Преисполненный гнева и злобы, он не переставал задаваться вопросами: «Ну что ж это за жизнь-то такая? Господи, помилуй! За что мне все это?! Знаю, что ропщу на Тебя, о Всемогущий! Но нету сил моих больше влачить такое жалкое существование. Разве о такой жизни я мечтал, когда рукополагался в священники? Каждый день одно и то же, и ведь не продохнуть! Эти крики детей на причастии, причитания попрошаек на паперти возле храма, этот злонравный и неблагодарный сельский приходик! Дома вечно как на баррикадах: то ссоры с женой, то нескончаемые дела по хозяйству! Господи, за что? За что мне все это? Какие попы на «мерседесах» и BMW! Да только в сказке такое видали! Еле-еле свожу концы с концами! Денег едва на устроение домашних дел хватает! Господи, помилуй!»

Заканчивая свой ежедневный «ритуал» гневных обращений ко Всевышнему, отец Илия незаметно для себя самого все ближе и ближе подходил к месту отнюдь не приятному, а точнее сказать, к месту своей «работы». Заходя в храм, он, по обыкновению своему, три раза крестился и, медленно озираясь по сторонам, подходил к праздничному аналою в центре храма. После недолгого лобзания иконы с образом чтимого сегодня святого отец Илия поспешно исчезал за дверью алтаря, дабы никто из «назойливых» прихожан ненароком не побеспокоил его. Надев заранее подготовленное облачение и просмотрев отрывки из Евангелия дня, батюшка уставшим и слегка раздраженным голосом произносил первый возглас.

Утром воскресного дня, как и следовало ожидать, наблюдался наплыв из страждущих и «неблагодарных» прихожан. «Нет чтобы как-то поделиться и прийти одной половине на всенощную, а другой на литургию. Они все разом решили одолеть меня сегодня», — злобно пробубнил отец Илия. Казалось, что исповедь длится целую вечность, а поток прихожан не иссякает. Казавшиеся по-детски нелепыми и абсолютно бестолковыми во время таинства покаяния вопросы и жалобы то и дело приводили бедного батюшку в исступление. «Да как она, грешная, смеет жаловаться на свое несчастное чадо?! Не вычитал он, видите ли, вечернего правила! Да ты себя видела в зеркало, свиноматка? Сама страдает грехом чревоугодия, а еще туда же! — думал отец Илия. — Нет чтобы чрево свое обуздать! Оставь ты несчастного отрока в покое! А этот говорит, что страдает грехом уныния и зависти! Вы посмотрите на него! Ишь ты, как мучается он, слезы горькие льет! — почти проклиная, продолжал диалог внутри себя отец Илия. — Тебе ли жаловаться, золотце? Не ты ли владеешь двумя фермами в соседних селениях? Не ты ли скупаешь кучами цацки да бриллиантовые побрякушки своим домашним, имеешь личного водителя и ездишь отдыхать по заграницам? Какое еще уныние, какая зависть? Живи и радуйся. А то совсем зажрался, видать, негодяй? Денег ему не хватает, вот мне — не хватает! Пятеро детей да матушка, а еще домашнее хозяйство. Поди прокорми всю эту ватагу, да еще на зарплату сельского священника!!!»

И так продолжалось изо дня в день. Отец Илия жутко негодовал и злился, сетуя на незавидное положение вещей. Он старался побыстрее «отбыть» богослужение и без особых задержек и остановок убраться восвояси. Опечаленные прихожане давно стали замечать перемены в поведении батюшки, но никто даже не дерзал поинтересоваться о его самочувствии и делах. Так бы все, наверное, и продолжалось, если бы не одно событие, которое раз и навсегда изменило жизнь отца Илии.

Утро начиналось как обычно: ранний подъем, занудливые причитания, слезы матушки, крики детей. Долгий, как казалось батюшке, путь до сельского храма, колокольный звон, литургия, исповедь, причастие и нудная проповедь, сравнимая с самобичеванием... Отец Илия стал думать, что это вовсе никогда не закончится, но на самом деле все только начиналось. Бог уготовил для отца Илии особую миссию, чтобы тот, познав опыт отчуждения, принял в сердце Христа и, покаявшись слезно, вновь обрел смысл жизни, а точнее, жизни во Христе.

Заканчивая свою заунывную и малосодержательную проповедь, слова которой давались отнюдь не легко, так как шли не от сердца, отец Илия уже мысленно перенес себя домой, где он, валяясь на спальной кушетке, жадно вдыхал бы запах домашней выпечки, доносившийся из маленькой продолговатой кухоньки... Вдруг двери храма распахнулись настежь, и с паперти донесся истошный крик местного юродивого, дурачка Алешки:

— Вас ждет знамение! Будьте бдительны и готовы! Грядут перемены, покайтеся!

Народ в ужасе заохал и стал жаться ближе к алтарю. Отец Илия, не медля ни секунды, спрыгнул с амвона и быстрым шагом направился в сторону выхода. «Сколько раз я себе говорил, что нужно избавиться от всех этих попрошаек и местной шпаны! — злобно буркнул себе под нос батюшка. — Пугают народ, не дают работать, служить! Ну ничего, сейчас разберемся, допрыгался, блаженный наш, кузнечик!» Приблизившись к юродивому, он замахнулся кулаком и гневно прокричал:

— А ну-ка, пшёл отсюда, дуралей безмозглый! Что ты здесь расселся и побираешься, народ пугаешь? Или ты забыл все то хорошее, что для тебя сделали? Вставай, тебе говорю! И проваливай отсюда подобру-поздорову!

— Да ну что вы, отец Илия! — отвечал дурачок Алешка. — Ничего я не забыл и все прекрасно помню, вы только пощадите, не гоните прочь!

— Я тебе что, шут гороховый, повторять по десять раз? А ну, встал, быстро собрал манатки и катись отсюда, пока санитаров не вызвал!

После этих слов разъяренный батюшка что есть мочи пнул бедного Алешку. Тот, хватаясь за края рясы священника со словами: «Господи, помилуй! Не ведают, что творят, а ведают, так не каются!» — кубарем покатился с лестницы. С того самого дня никто больше не видел блаженного дурачка Алешку, и отец Илия был этому очень рад, а благодаря данной ситуации он повысил собственную самооценку и напрочь избавился от застарелой депрессии. Казалось, что жизнь налаживается и все идет своим чередом. Вскоре все позабыли про этот случай с юродивым и не могли нарадоваться произошедшим изменениям в жизни батюшки Илии. Он снова был весел, внимателен и ласков, как прежде. Люди не переставали дивиться его дару прозорливости и любви к ближнему.

Одним погожим летним вечерком, когда на дворе стоял знойный август, отец Илия возвращался домой проторенной дорогой, через луга и речушку. Он шел, и молился, и пел наизусть заученные псалмы. Его сердце и ум снова были наполнены счастьем, как в былые годы. Зайдя в дом, он крепко обнял матушку и всех своих детей. Прочитав молитву «Отче наш», все домочадцы приступили к вечерней трапезе. После ужина, по давно устоявшемуся обычаю, вся семья встала на вечернюю молитву. И вот когда солнце село и все наконец разошлись по своим комнатам, отец Илия лег на кровать и закрыл глаза. Немного покрутившись, он провалился в глубокий сон.

Во сне ему явились святые угодники Киприан и Иустина и сказали ему: «Зло не дремлет, отец Илия, будь осторожен. Враг ополчился на тебя. Гордость — всему начало и всем порокам порок!» Вскочив с кровати и утерев со лба холодный пот, батюшка стал успокаивать невольно проснувшуюся супругу, мол, ничего страшного, просто кошмар приснился. Но когда жена задремала, батюшка судорожно, с чувством подкатывающей паники попытался вспомнить содержание диалога из сновидения. Немного поразмыслив, отец Илия успокоился, привел себя в чувство и лег обратно. Из его головы все никак не выходили слова, сказанные святыми угодниками. Но, опираясь на опыт святых отцов, которые советовали с осторожностью относиться к сновидениям, и памятуя о том, что на днях совершался молебен святым Киприану и Иустине, отец Илия и вовсе перестал сомневаться в том, что этот сон не что иное, как просто фантазия, а проще говоря, проделки лукавого, обычный обман, которому не стоит уделять столь пристальное внимание.

К утру отец Илия пуще прежнего стал ворочаться на своем ложе. Неспокойный сон прервал сильный, шквалистый ветер, отчего кроны деревьев гнулись, как прутья, а шелест листьев был похож на прибой. Отец Илия давно проснулся, но не спешил открывать глаза. Он еще долго томился в дремоте в ожидании оповещающего звона будильника. Шум ветра и шелест листьев совсем его не смущали, а, наоборот, действовали усыпляюще. Батюшка по привычке думал, что матушка, как всегда, забыла закрыть на ночь окно.

Провалявшись, как ему казалось, целую вечность, отец Илия обнаружил, что он находится в каком-то неведомом месте. Это был шалаш отшельника: сложенные домиком прутья упирались в голову, да так, что в этой «хижине» можно было передвигаться только гуськом. Нервно озираясь по сторонам, отец Илия пытался осознать реальность происходящего. «Этого не может быть! Это, наверное, сон или чья-то злая шутка! — успокаивал он себя, стремясь как-то оправдать ужасную явь. — Это просто кошмарное сновидение, и не более. Сейчас прозвонит будильник, и я пойду на литургию!» Отец Илия упал на колени и, обнаружив, что он одет в рубище, давно не знавшее стирки, взмолился:

— Боже милостивый, помилуй меня, грешного! Не дай погибнуть от стрел вражеских. Прости мне все прегрешения. Яви мне Свою милость, молю Тебя! Убереги от врага всепогубляющего, не дай уснуть в греховной смерти! Спаси и сохрани мя, избави мя от напасти вражией. Не дай места лукавому демону обладати мной насильством смертного сего телеси, исцели меня, Господи! Изыми меня из пасти окаянного зверя, помилуй и прости!

Но увы, молитвы отца Илии остались без ответа. Чуда не произошло. Он еще несколько раз тщетно пытался вымолить прощение у Господа, но ничего не помогало. Небо не внимало его мольбам. В ужасе отец Илия стал снова осматривать свое новое жилище, дергать себя за патлатую голову и в истерике пытаться снять грязные лохмотья. «Что за наваждение? Мне все это чудится, или я просто сошел с ума? — в панике восклицал батюшка. — Этого просто не может быть!»

Промаявшись так около часа, отец Илия все-таки смирился со своей участью и стал понемногу приходить в себя. Он потихоньку вылез из хижины, осмотрелся вокруг и понял, что находится посреди дремучего леса, вокруг тьма, сырость и холод, и даже дневной свет не способен был проникнуть в непролазную чащу. Собравшись с силами, отец Илия стал пробираться сквозь иссохшие заросли елей, осин и берез. Босыми ногами ступая по мху, ломая ветви деревьев и отмахиваясь от слепней и мошкары, он вылез на маленькую опушку возле болота. И здесь стали происходить поистине странные и даже мистические вещи. Отец Илия не мог поверить своим ушам и глазам. Он стал слышать и понимать голоса зверей и птиц. Батюшка подумал, что ему все это почудилось, но не тут-то было. Внезапно ему под ноги прыгнула белка и взмолилась: «Милый, добрый человек, помоги Христа ради! У меня бельчата голодные сидят, а они ведь совсем крохи. Помоги мне, добрый человек! Я пойду к ним, а ты собери мне несколько горсточек орешков, а то я боюсь их одних оставить».

Отец Илия остолбенел, словно увидел саму смерть. Ноги стали подкашиваться, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Он повел взглядом в сторону и, оцепенев от ужаса, побелел как полотно. На него с вопрошанием и надеждой смотрели все виды лесных зверей и птиц, и каждый нуждался в совете и помощи. Не владея собой от страха, батюшка ринулся прочь с лесной опушки. По кустам через непролазные заросли он бежал куда глаза глядят. Ветви деревьев нещадно хлестали его по лицу, а в ноги впивались сучки и колючки. Не зная устали, он несся сквозь чащу, и казалось, что этим зарослям не будет конца. Ни разу не оглянувшись назад, отец Илия прибавлял скорость и думал: «Быстрее! Скорее! Прочь из этого ада! Только бы сил хватило!» Вконец измотавшись, он остановился, оглянулся и, кашляя от одышки, побрел дальше в глубь леса. Вдруг он уткнулся в хижину отшельника. Понимая, что сил больше нет, а судя по расположению солнца, не за горами длинная и холодная ночь, отец Илия принял решение не испытывать судьбу и залег на ночлег. Едва батюшка закрыл глаза, как мгла окутала все вокруг. Сквозь дремоту он слышал шум ветра, гуляющего между деревьями, и стрекочущих цикад. И все бы ничего, да только враг не спал, а ждал своего часа...

Батюшка проснулся около полуночи от резкого шума и постепенно нарастающего треска. От страха он подскочил и со всего маху ударился лбом о деревянное перекрытие внутри шалаша. Вдали раздался душераздирающий вопль:

— Я слышу его! Мы уже близко, отец Илия!

«Бесы», — подумал батюшка и что есть сил пнул дверцу хижины. Та слетела с петель и разбилась вдребезги. Отец Илия выпрыгнул из шалаша, словно его ужалила пчела, и бросился наутек.

Очередной марш-бросок давался с большим трудом. Мысли в голове не подчинялись его воле. Тело не слушалось, а движения казались неестественными. Паника и ужас вновь, с еще большей силой охватили разум отца Илии. Изрезав ноги в кровь и разорвав всю одежду, он бежал куда глаза глядят. А силы были на исходе...

— Отец Илия! — раздалось из глубины леса. — Постой, куда же ты так торопишься, не на тот ли свет случайно? А-ха-ха-ха-ха!

— Изыди, сатана! — воскликнул батюшка. — Сгинь, нечистая!

— Ну зачем же так грубо, отец Илия? Мы же с тобой одной крови! А-ха-ха-ха-ха! — зловеще продолжал голос. — Или не помнишь? Око за око, зуб за зуб!

— Ты мне не друг, погубитель человеков! — закричал батюшка. — Изыди, именем животворящего креста, Господи Иисусе, помоги-и-и-и!!!

— Не поможет тебе твой Боженька! Далеко ты от Него ушел, а Он от тебя! А-ха-ха-ха-ха!

Батюшка обернулся и, разглядев в синеве тумана скачущих по деревьям чертей, двинулся дальше, петляя между кустарников. Вскоре они все же настигли отца Илию и стали набрасываться на него, кусать за спину и заплетать ноги. Спотыкаясь и падая, визжа от боли и животного ужаса, отец Илия из последних сил отбивался от нечистых духов. На глазах у батюшки деревья превращались в демонов. Они клацали пастями и хлестали его по лицу. Весь изможденный, с окровавленным лицом и в изрезанном рубище, он кое-как доковылял до той самой речушки, что раскинулась на пути к его дому.

— Слава Тебе, Господи! — воскликнул отец Илия и упал как подкошенный. Он подумал было, что наконец отвязался от настигшего врага, и на секунду закрыл глаза.

В тот же момент над речкой поднялся ураган. Деревья в округе стали падать, словно колосья из-под косы, а некоторые и вовсе ветер вырывал с корнем. Ведьмы и лешие закружились над водой, а огненный смерч, восстав из реки, ослепил батюшку. Отец Илия встал на колени, но от бессилия тут же рухнул оземь. Лежа на земле, из последних сил он повернул голову налево и увидел две сломанные ветки. Батюшка поспешно очистил их от листвы, несколько раз надломил и, соорудив импровизированный крест, закричал что есть мочи:

— Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его, яко исчезает дым, да исчезнут, яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением!

После этих слов он слегка приподнялся, осенил себя крестным знамением и отключился.

Рассвет озарил небо, и багряные облака поплыли в сторону запада. По-видимому, будильник показывал пять утра. Матушка вовсю хлопотала на кухне. Дети визжали и плакали. В доме снова стоял запах свежей выпечки. Только отец Илия ничего этого не видел... Он очнулся на том же месте. Лицо его покрывали язвы, а тело было истерзано многочисленными ранами и ожогами. Не до конца понимая, что же произошло, батюшка, кряхтя от боли, все-таки нашел в себе силы и поднял голову. Он взглянул в сторону дома, отряхнулся и пополз к возвышенности. Отсюда он мог отчетливее наблюдать за своей семьей. Каково же было его удивление, когда вдалеке он увидел фигуру удаляющегося священника и его родную матушку и деток, с любовью провожающих неведомого ему самозванца.

— Не может быть! — промолвил батюшка. — Нужно во что бы то ни стало добраться до храма и расставить все по своим местам!

Израненный и обессиленный, он отправился в путь. Запинаясь и хромая, отец Илия чувствовал себя словно прокаженный. Люди, которые встречались ему по дороге, небрежно отворачивались и проклинали его. Дети кричали и в ужасе убегали прочь. В ответ на просьбу напоить его тучная крестьянка обругала его почем зря и велела убираться восвояси.

Подойдя к церкви, отец Илия очень обрадовался. «Ну наконец-то я смогу всем рассказать, кто есть кто, и справедливость восторжествует!» — думал измученный батюшка. Но никто не спешил признавать отца Илию. Остановившись на паперти, он стал жадно всматриваться в открытые двери храма и сквозь толпу прихожан разглядел знакомый силуэт священника. Раздался звон колоколов. Проповедь медленно подходила к концу. Люди упоенно внимали каждому слову, произносимому проповедником. Но вдруг народ стал суетиться, толкаться и возмущаться. Из толпы раздался истошный крик:

— Негодяй! Мерзавец! Люди добрые, посмотрите, это же самозванец!

— Это еще что за чудо-юдо? — возмутился настоятель.

— Это что ж творится, честной народ?! Лжеучителя пустили в дом Божий?!

Не говоря ни слова, священнослужитель спрыгнул с амвона и быстрым, уверенным шагом направился к дверям храма. Подбежав к юродивому, священник наклонился, замахнулся и изо всех сил пнул дурачка в спину, да так, что тот вверх тормашками полетел с лестницы.

— Т-ты?! — заикаясь, произнес отец Илия. — Я тебя узнал. Люди, люди! Смотрите, это же наш блаженный Алешка в облачении священника дурит вам головы!

Подскочивший священник склонился над отцом Илией и прошептал:

— Нет, отец Илия, я теперь отец Алексий. А вот кто вы на самом деле, известно только вашему Богу, ха-ха-ха-ха!

— Да как же так-то? Господи, помилуй! Этого не может быть...

— Еще как может, — тихо сказал священник.

Повернувшись к людям, он медленно, с ехидной улыбкой на устах развел руки в стороны:

— Дорогие прихожане, не обращайте внимания, это наш местный дурачок Илюшенька.

— Да что ты себе позволяешь, лжеучитель! — воскликнул отец Илия и набросился на обидчика.

— Ну что, отец Илия, где же теперь твой Бог? — шепотом продолжал священник. — Или Он от тебя отказался?

В глазах обороняющегося священнослужителя вспыхнул огонь. Холодный ветер обдул лицо отца Илии, и он с ужасом отстранил от себя соперника.

— Люди добрые! — воскликнул отец Илия. — Это же сам сатана в обличье человека!

Над церковью закружила стая воронья. Густой туман затянул все небо. Резко потемнело. Люди в панике стали разбегаться кто куда. Вдали послышался вой сирены.

— Санитары! — зловеще крикнул священник. — Как вы и заказывали, отец Илия!

Из подъехавшей кареты скорой помощи выбежали четверо здоровых санитаров. Они спешно скрутили вопящего отца Илию и поволокли его в фургон. Уложив его на каталку, они вкололи ему изрядную дозу успокоительного и под звуки сирены стали нещадно избивать бедолагу.

— Ну что, ты готов пострадать во имя Христа, Бога твоего? — кричал разъяренный амбал. — Или лучше без мучений поедешь с нами?

— Куда?.. Куда вы меня везете, изверги?.. — вопрошал почти в беспамятстве отец Илия.

— Куда надо, туда и везем, — продолжал второй громила. — Тебе самому выбирать! Или с нами и будешь блистать, или... Или будешь страдать, как страдал твой Господь!

— Делайте что хотите... — отвечал окончательно ослабший батюшка. — Мне все равно терять нечего, я уже все потерял, кроме Господа Бога моего Иисуса Христа!

После этих слов отец Илия отключился. Сколько он пролежал без сознания, одному Богу известно. Очнувшись в палате для буйных, батюшка попытался приподняться, но не смог. Изучив обстановку, он обнаружил, что прикован ремнями к больничной койке. Отец Илия попробовал высвободиться, но все его попытки были тщетны. Понимая всю безысходность ситуации, он закрыл глаза и в отчаянии стал молиться. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мене, грешного! — без устали повторял батюшка. — Враг ополчился на меня! Господи, не дай погибнуть от вражеских стрел. Огради меня от дьявольских козней! Спаси и сохрани, Господи!..»

Прошло около часа. Отовсюду слышались брань и крики душевнобольных. Запах хлорки перемешивался с запахом лекарств и больничного белья. К горлу подступил ком, тело покрыла холодная испарина, и отец Илия на минуту подумал, что он находится в преисподней, что так он и выглядит — ад наяву... Вдруг издалека послышался стук каблуков, и вскоре в глубине коридора стал высвечиваться силуэт доктора. «Ну слава Богу! — подумал отец Илия. — Наконец-то я смогу рассказать все. Надеюсь, меня поймут и выпустят из этого ада!» И это несмотря на то, что приближающаяся фигура никак не внушала доверия. Даже наоборот, массивное телосложение, квадратное лицо, огромные очки в роговой оправе на пол-лица, шаркающая походка и посвистывания — все это скорее наводило ужас, нежели вызывало доверие.

— Здравствуйте, Илья Васильевич! — хрипловатым голосом сказал врач. — Как ваше самочувствие? На что жалуетесь?

— Д-д-да я это... — отвечал отец Илия. — Ни на что не жалуюсь, доктор... Понимаете, какая штука, я если вам расскажу все как есть, то вы мне точно не поверите.

— Так, понятно... — озадаченно вздохнул врач. — Галлюцинации, бред. Похоже, что терапия не помогает...

— Что, что вы сказали? — переспросил батюшка. — Галлюцинации? Бред? Вы о чем, доктор?

— Да вы не волнуйтесь так, отдыхайте, набирайтесь сил, сейчас у вас по расписанию капельница с транквилизатором, а перед этим к вам зайдет ваш знакомый священник.

— Священник?! — в ужасе воскликнул отец Илия. — Я не звал никакого священника!

— Ну как же, Илья Васильевич? Вы же сами давеча изъявили желание исповедоваться...

Не внимая словам больного, доктор молча подкатил капельницу к койке и исчез в дверном проеме. Немного погодя послышались уверенные шаги, и на пороге палаты появилась фигура священника. От парализующего чувства страха отец Илия съежился и еще больше вдавился в кушетку. Перед ним стоял дурачок Алешка.

— Приветствую вас, отец Илия! — радостно произнес священник. — Наверное, не ожидали меня увидеть так скоро?

— Что за дьявольщина?! Снова ты?! — воскликнул отец Илия. — Как тебя земля носит, исчадие ада?!

— Да полно вам, отец Илия. Вы бредите, но явно идете на поправку, я только что говорил с вашим лечащим врачом. Он сказал, что потребуется ваше терпение и несколько месяцев стационара — и вас, вполне вероятно, выпишут. А сейчас давайте я выполню свой долг. Проще говоря, приступим к таинству исповеди.

— Что?! Да как ты смеешь?! — закричал отец Илия. — Не стану я исповедоваться перед самим сатаной! Врача! Врача! Я немедленно требую врача!!!

В палату тут же вбежали двое громил в белых халатах. Один быстро начал готовить капельницу, а второй принялся туже затягивать ремни на кушетке. Громко крича и кусая санитара, отец Илия извивался на постели, словно выброшенная на берег рыба. Вконец измучившись, батюшка с еще большей силой вдавился в койку и стал пристально наблюдать за действиями первого санитара. Тот, увидев, что отец Илия обессилел, без промедления подкатил капельницу с раствором. Вонзив иглу в вену, он ядовито ухмыльнулся и сказал:

— Ну все, допрыгался, кузнечик! Теперь поспит пару суток, а дальше мы разберемся.

Через пару минут отец Илия закрыл глаза и провалился в кромешную тьму. Ему чудилось, что он находится в каком-то вакууме. Повсюду чернота и глушь, как будто он оказался вне пространства и времени. На долю секунды батюшкой овладело чувство бурной тревоги, но, завидев яркий луч света, он тут же воспрянул духом, и в его душе вновь забрезжил огонек надежды. Луч становился все ярче и ярче и в конце концов ослепил батюшку своим божественным светом. В следующий момент он чудесным образом оказался в дивном месте. На облаках стоял город невиданной красоты. Купола башен и крыши домов озарялись радужным блеском. Белизна построек приводила душу в неописуемый восторг. На сочных цветочных лугах паслись животные. Птицы заливались удивительными трелями. На миг отец Илия подумал, что он в раю. Он пошел было навстречу прекрасному граду, но вдруг почва под ногами начала неумолимо таять, и через мгновение батюшка стал падать вниз. Во время полета у него перед глазами промелькнула вся жизнь в мельчайших подробностях, со всеми перипетиями, взлетами и падениями. Внезапно он со всего размаху ударился об испепеленную землю. Батюшка огляделся по сторонам и не увидел ничего живого. Кругом руины, выжженные города и сёла — и ни единой души. Раздался гром. Батюшка запрокинул голову вверх. Над ним нависли огромные тучи, и молнии засверкали так, словно это был апокалипсис. Через минуту небеса разверзлись, и на горизонте появилось яркое солнце. В воздухе повисла звонкая тишина, и только крылья белой голубки создавали шелест, который благозвучно нарушал торжественное безмолвие. Неожиданно с неба раздался бархатный голос:

— Сын мой, подойди ближе! Ничего не бойся!

— Господи Боже! Неужели это Ты со мной говоришь? — Батюшка сделал шаг вперед.

— Да, сын Мой, — провозгласил голос. — Готов ли ты послужить Мне верой, и правдой, и всей жизнью своей?

— Конечно, Отец мой Небесный!

— Готов ли ты отречься от всех своих грехов и пороков, имени своего, матери своей и жены, и детей, и идти за Мной, чтобы наследовать Царствие Небесное?

— Господь Вседержитель, Боже Всемилостивый! Конечно, я готов! — прокричал отец Илия.

— Хорошо, я верю тебе, сын Мой. Да не искусит тебя дьявол!

В мгновение ока солнце закрыла пелена из густой мглы. Отец Илия все так же стоял на испепеленной земле, которая напоминала выжженную пустыню. Батюшка чувствовал дикую усталость, голод и жгучую жажду. Он не знал, что ему делать и куда идти, но он нашел в себе силы и смелость и пошел навстречу неизвестному. Во время своего шествия по песчаным барханам он неустанно творил Иисусову молитву и то и дело поглядывал на небеса в ожидании чуда. Чуда не происходило. Становилось только темнее и холоднее, и ничто не предвещало положительного исхода... Вдруг вдалеке на линии горизонта стали мерцать еле уловимые для глаза огоньки. По мере приближения к цели перед взором отца Илии стал возвышаться необыкновенной красоты город, ночные огни которого так манили и притягивали, что если бы не некоторая отчужденность и искусственность этого объекта, то можно было бы с удовольствием раствориться в такой притягательной атмосфере.

Выйдя на окраину города, отец Илия обнаружил, что дороги пусты, а тротуары безлюдны. Прищурив глаза и всмотревшись вдаль, батюшка увидел стремительно приближающийся автомобиль. Спустя несколько минут перед ним остановился роскошный черный Bugatti. Стеклоподъемник опустился, и из него показалось знакомое лицо.

— Рад вас видеть живым и здоровым, отец Илия.

— Алешка? Дурачок? — в изумлении проговорил батюшка. — Ты-то как тут оказался?!

— Садитесь, отец Илия, я вам все объясню.

Батюшка, немного поколебавшись, все же сел в иномарку. Алешка вдарил по газам, да так, что отец Илия глубоко вдавился в сиденье. Это чувство было ему знакомо и оттого очень ненавистно.

— Я теперь не Алешка, а Алексей Иванович Либерман, преуспевающий бизнесмен и очень даже влиятельный политик, батюшка. Так что могу показать вам все краски жизни!

— Постой, все краски жизни, говоришь? — отвечал батюшка. — Ты мне лучше поведай, дорогой мой друг, как это ты из грязи в князи-то в одночасье заделался?

— Ну почему из грязи? — спросил Алешка. — Хотя если поразмыслить, то, наверное, да, из грязи. Ха-ха-ха!

— И что же тут смешного, Алексей Иванович?

— Да так, ничего особенного, со временем узнаете, отец Илия.

Минуя безлюдные окраины, они очутились в самом сердце дивного города. Здесь жизнь кипела так, словно сам сатана приглашал всех на грандиозную вечеринку. Проезжая по бульварам, отец Илия не раз и не два отмечал, что где-то он все это уже видел: роскошные женщины в дорогих нарядах, изумительной красоты архитектура домов, пестрые витрины магазинов и ресторанов, дурманящий запах летних цветов и стойкие ароматы зарубежных духов, манящие вывески торговых центров и казино, завлекающие своей порочностью стриптиз-бары и ночные клубы. Но что больше всего изумило отца Илию, так это отсутствие суеты, вернее сказать, абсолютная безмятежность и вопиющая распущенность людей, от которой за версту веяло философией вседозволенности.

Праздные раздумья отца Илии прервал бизнесмен Либерман:

— Ну что? Покатались и хватит? Надо бы подкрепиться. Что скажете, отец Илия?

— Да... — устало произнес батюшка. — Я и вправду проголодался... А чем мы можем пополдничать?

— Стейк с кровью и душевные страсти! Ха-ха-ха!

— Это что еще за наборчик такой, просветите! — в изумлении сказал отец Илия.

— А вам будто непонятно? — продолжал Алешка. — Стейк с кровью или душевные страсти!

— А, кажется, я понял, к чему ты клонишь! — в ужасе воскликнул отец Илия. — Изыди, сатана!!!

— Отчего же вы так неласковы со мной? Я же теперь большой человек, как вы сами сказали, «из грязи в князи». Да, только я теперь князь мира сего, князь тьмы, ха-ха-ха-ха!!!

— Изыди, изыди! Господи, огради меня от всепогубляющего зла! — вскрикнул отец Илия и выскочил из машины.

— Ну куда же вы, отец Илия? — сказал внезапно оказавшийся рядом Алешка. — Оставайтесь с нами, будет весело, я уверяю, ха-ха-ха-ха!!!

Обезумевший от страха батюшка попытался было вырваться из плена соперника, но