Квириты

«Так что же ты предлагаешь?» — спросит кто-нибудь из вас.

Прежде всего, все вы должны изменить свой образ действий. Люди с не знающим устали языком в душе трусы, забывающие о свободе, как только уйдут со сходки. Остерегайтесь их коварства. Ибо, действуя иным способом, они бессильны против вас, если вы будете едины. Будьте бдительны и не называйте рабство покоем, изменяя смысл понятий в меру своей трусости...

Я сразу представил речь этого плебейского трибуна Макра в нашей Верховной раде и даже слова, после которых должен начаться мордобой.

«Если вы считаете это миром и согласием, то одобряйте величайший переворот в государстве и разрушение его устоев, утверждайте навязанные вам законы, миритесь со спокойствием при рабстве и подавайте потомкам пример, как уничтожить государство ценой его же крови...»

Но зазвонил телефон.

— Это Алмаз, — по-военному четко сказал Алмаз. — В шесть у нас собрание. Сбор внизу, на майдане, возле магазина... чайханы...

— А что за сыр-бор?

— Это не телефонный разговор.

— Якши, — сказал я.

— Ничего якши, — сказал Алмаз. — Все, конец связи.

«Ныне, квириты, надо быть рабом или повелевать, испытывать страх или внушать его!» — еще успел сказать консул Лепид в своем обращении к римскому народу.

Но его уже никто не слушал, так как жена включила зомбоящик. Он, как всегда, показывал «майдан», на котором жгли покрышки и били в барабаны, чтобы отпугнуть злых духов.

Потом со сцены выступали «боксер», «суслик» и «удав». Что говорил «боксер», никто не понял, так как он и сам не знал, откуда у него берутся слова, о которых он еще не думал.

В интернете писали, что это чип. Чтобы укрепить мозг. Чип, конечно, китайский, хотя фирма американская. Почти «Майкрософт». Сейчас все с такими. Но это тайна, о которой не догадывается даже сам юзер. Он думает, что он трибун, политик или звезда порока, а на самом деле это просто чип, который проник в него с пивом.

«Суслик» говорил много и правильно, пока у него не начали мерзнуть зубы, а точнее, протез, вставить который ему посоветовали эксперты ЕС для усиления харизмы. Он даже в порыве благодарности родил слоган:

— ЕС — это yes! ЕС — это... lex^[1] (чуть не вырвалось — «протез», что сразу выводило фразу в заголовки мировых СМИ и прочих Ж).

— Дупа! — хищно изрыгнул «удав» и начал прорываться к микрофону, чтобы сказать народу главное.

Но почему-то, кроме этой «дупы», ему в голову ничего не приходило. И сейчас он стоял, слегка покачиваясь, как перед прыжком в пустоту, которая, как всегда, готова была его принять, а он, как всегда, не готов прыгнуть. И тогда на сцену выскочил бес по имени Орест Лютый, который начал исполнять «письню» «Убый у соби москаля». И пустота подхватила, закружила и понеслась в безумном танце, который было уже не остановить.

На какой-то миг показалось, что все это кино. Что-то типа фильма Тарантино, когда ни сам режиссер, ни толпа не знают, какое в итоге получится кино — то ли это будут «Бесславные ублюдки», то ли «Бешеные псы».

А может, и режиссера никакого нет, а есть пульт и есть кнопка. И каждый из нас может управлять этим миром, только не догадывается. А кто догадывается, тот почему-то долго не живет.

Был у меня друг детства по кличке Ден, который на полном серьезе доказывал, что в каждом телевизоре есть такая «штучка», которую не определит ни один мастер. С помощью этой «штучки» можно прослушивать и просматривать, что делается в каждой квартире. Он от этой «штучки», можно сказать, и в Афган тогда сбежал.

Но самое интересное — с помощью этой «штучки» можно не только подсматривать, а и воздействовать.

— Как это — воздействовать? — еще спросил я.

— А кто его знает как. Это даже не сразу начинаешь понимать. Неужели с тобой такого не было, когда вечером думаешь одно, а утром просыпаешься и делаешь совсем другое?

— Наверное, было, сейчас уже и не вспомнить.

— То-то и оно. Они нарочно так делают, чтобы не вспомнить.

— Да кто... «они»?

На это Ден даже отвечать не стал. Молча докурил в темноте сигарету и растворился в ночи, из которой уже нет возврата.

После него осталась книга: Гай Саллюстрий Крисп «О заговоре Катилины» и «Югуртинская война». Она была издана в 1981 году академией наук огромным тиражом — 150 000 экземпляров, и в этом, казалось, таился некий смысл, который я в тот момент не улавливал, а Ден знал, и это решило его судьбу.

Несколько раз я даже порывался ее читать, но дальше «Заговора Катилины» не пошел, так и зависнув на афоризме: «Когда мужчины начинают вести себя как женщины, а женщины как мужчины — государство рушится».

А несколько дней назад зачем-то снова достал книгу и в этот раз читал как-то странно — с любой фразы и с любой страницы, на которой она случайно откроется. И сейчас это была совсем другая книга, необъяснимо вмещавшая в себя все — и дымящие покрышки майдана, и грозный бой барабанов, и фильмы Тарантино, и «письни» бесноватого Ореста Лютого, и даже этот звонок Алмаза.

— Ситуация такова, — без предисловий начал собрание староста поселка Алмаз. — Сегодня ночью неизвестные с оружием в руках захватили здание Верховной... как его... рады...

— «Пентагон», — уточнил депутат Петрович.

— «Пентагон», — подтвердил Алмаз.

— Что значит «захватили»? Его кто-нибудь не отдавал? — подал голос из черной бороды Фарид.

— Захватили — это значит захватили. А... давал или не давал... — смерил его цепким взглядом Алмаз.

— И что значит «неизвестные»? Кому «неизвестные? И вообще — откуда они взялись? — загудели мужики.

— Вечером из телевизора узнаем, — сказал Алмаз.

— Из него узнаешь!..

— Вот поэтому мы здесь, — перехватил инициативу депутат. — До полной ясности нам нужно организовать самооборону нашего поселка...

— А то вот так придут к тебе, Тимур, ночью неизвестные с оружием в руках и скажут... «Твоя жена теперь моя жена», — скажут или: «Ты теперь моя жена».

— Да они и говорить ничего не будут...

— Короче, — прервал этот разгул демократии Алмаз. — По списочному составу в поселке тридцать пять мужиков. На собрании присутствует двадцать шесть. Это где-то семь по четыре... Так и будем нести дежурство, каждая четверка по три часа.

Подвыпивший болгарин решительно прошел к Алмазу и протянул ему замусоленный военный билет:

— Кап-пи-тан зап-паса к месту дис-локации при-был, — доложил по форме.

— Аусвайс, — пояснил его друг-немец с видавшим виды трофейным биноклем на груди.

— А оружие выдавать будут? — поинтересовались пацаны лет шестнадцати-семнадцати, которые целыми днями на «запоре» без глушителя с жутким ревом гоняли по поселку.

— Вас и без оружия на вашем драндулете страшно, — утешила их гречанка Ника.

— Насчет оружия вопрос правильный, — рассудительно сказал староста Алмаз. — В штабе сельсовета сказали, что черенки от лопат можно использовать... Пока. А там будет видно.

— Это пойдет? — спросил Шевкет, доставая сразу из обоих карманов два пистолета — один стартовый, другой револьвер, который стрелял какими-то писательскими пульками «Флобера».

— По весу как пистолет, — уважительно сказал немец.

— А по пулькам как дерьмо, — презрительно цыкнул капитан запаса болгарин.

— Банку от пива пробивает, — сказал Шевкет, пряча пистолеты в карманы. — А если в пульку добавить немного пороха, то можно...

— Еще электрошокер можно, — вспомнил Алмаз, пытаясь подсветить фонариком-электрошокером список присутствующих, но по ошибке нажал не на ту кнопку, долбанув искрой. — Еще можно с собой собак взять...

— И котов... — добавила гречанка Ника. — У меня Барсик и без шокера может глаз выцарапать.

— Боевой кот, — сказал Шевкет.

— Отряд боевых котов создать... По типу боевых дельфинов, которые раньше Севастополь охраняли, — подхватил идею зубной техник Юра.

— И всех вооружить электрошокерами, — сказал Шевкет. — Я котов имею в виду. Это будет бомба...

— Точнее говоря — шок.

— А против кого, собственно, война? — на всякий случай уточнил немец.

— Пока не ясно, — сказал Алмаз. — Но в штабе сказали, что надо быть готовым.

— Я готов, — сказал немец, старательно пытаясь устоять под тяжестью своего бинокля.

— Оно и видно, — сказала доктор Ника. — Совсем готов.

Сам поселок располагался над долиной, на горе. Это место выбрали депортированные греки, которые 23 года назад стали возвращаться из средней Азии. Потом к грекам начали подселяться и другие депортированные: крымские и казанские татары, армяне, болгары и даже немцы. И теперь это была как бы Греция в миниатюре, с греческими названиями улиц (Афинская, Олимпийская, Македонского), а поселение назвали Понтос, что в переводе означало «море». Немного странновато, конечно, словно море могло находиться на горе.

Но местный философ Александрос этот феномен объяснил просто: море уходит и приходит, а греки остаются. Они, как ракушки, прирастают к камню, чтобы сделать его крепче и остаться в этом месте навсегда. И в доказательство показал окаменевшую раковину, которую нашел, когда рыл фундамент своего дома: «Видишь — здесь раньше было море. А там, где море и горы, рано или поздно появляются греки. Или наоборот. Видимо, закон природы такой».

В моей четверке оказались татарин Фарид, лет сорока пяти, с бородой, очень верующий, каждое утро к пяти часам ездит с братом в мечеть на намаз, татарин Шевкет, лет тридцати, в камуфляжной форме, со своими пистолетами, молодая врач Ника — вышла на дежурство вместо отца, который в это время находится на заработках в Греции, и зубной техник, тоже грек, Юра, который был всеми событиями очень возбужден, так как своими глазами видел машину непонятной марки, очень похожую на военную.

— Только не надо о политике, — сразу предупредил Фарид. — А то все рассоримся и будем думать друг о друге плохо.

— И телевизор не смотреть, — добавил зубной техник Юра. — Эти рептилоиды на нас гипнозом действуют. Просто вынимают мозг...

— А как же мы узнаем, кто нас захватил? — спросила доктор Ника.

— Телевизор все равно врет, — подтвердил Шевкет.

— И газеты врут, — добавил Фарид.

— Можно еще по телефону позвонить.

— Вопрос только — куда? Уже ночь.

— О, я могу другану позвонить, — загорелся зубной техник Юра. — Он сейчас вояка, в воинской части под Севастополем стоит.

— Лежит... Ты хотел сказать — лежит, — уточнила доктор Ника. — В это время все нормальные люди уже давно лежат. Даже вояки...

— Ты ничего не знаешь, — сказал грек Юра. — Может, нормальные и лежат, а все остальные в это время сидят. А точнее, ведут бой... в своем танчике... До четырех часов утра порой не смыкая глаз. Там такой адреналин, что и бабу уже не надо. «Мир танков»: игра называется. Поэтому сейчас в армию народ и попер: дома жена, дети, работа, различные дела делать надо, а в армии никто тебя из такого танчика не выгонит. Могут и к награде представить по итогам боев.

— А как же тогда с самолетами? — спросила Ника.

— А то же, что и с танками, — сказал грек Юра. — «Мир самолетов» игра называется. Точно так же сидишь, а точнее, летишь в самолете и ведешь бой. Еще больше адреналина, чем в танчиках. Сегодня во всех армиях в эти игры играют. С одной стороны, тренинг и солдаты при деле. Даже в самоволку перестали убегать. Да и что в этой самоволке делать? С другой стороны, горючего для танчиков не надо, запчастей не надо, в мазуте ковыряться не надо... Да и самих танчиков, получается, не надо. А значит, и ангаров с ремонтной базой и прочими железяками не надо. Сегодня в принципе и армии не надо. Можно прямо не выходя из квартиры готовить бойцов... И они уже практически готовы. Но самое интересное — теперь и война не нужна. То есть она нужна, война всегда нужна, как двигатель прогресса, который никто не отменял. Только теперь это будет совсем другая война. Просто наши хорошо подготовленные пацаны в танчиках и самолетах смело сразятся с такими же хорошо подготовленными пацанами в танчиках и самолетах других стран, и сразу станет ясно, кто в этом мире главный, а кто прикидывается...

— А кто прикидывается? — заинтересовалась Ника.

— Это мы еще узнаем, — пообещал грек Юра. — Когда война закончится.

— А что, она уже началась?

— Идет по всем фронтам. Но это сильно не афишируется. Можно сказать, военная тайна.

— А корабли... с кораблями как? — спросил Шевкет.

— Что касается кораблей... «Мир кораблей» игра называется. Только уже сидишь не в танчике или в каком-нибудь «Бэкфайере», а на подводной лодке класса «Тайфун», которой противостоит авианосец «Джордж Буш» или «Нимиц», и твоя задача — долбануть его торпедой, чтобы самолеты не успели взлететь.

— Теперь мне все ясно, — вздохнула Ника.

— Что ясно?

— Куда все мужики подевались.

— Да, сегодня или ты в танчике, или... тебя как бы нет, раз в дальнейшей игре не участвуешь.

— Но я же вот... — возмутилась Ника. — Участвую... Правда, еще не знаю в чем.

— Понимаешь, мать... — грек Юра на какое-то время замолчал, пока желтый луч его лазерного фонарика задумчиво скользил по лесистым склонам гор и по разноцветным крышам домиков где-то далеко внизу. — Этого никто не ожидал... Короче, жизнь в игре оказалась интереснее самой жизни. Там хоть на «Бэкфайере» можно полетать или из какой-нибудь «Пантеры» пострелять. Мужик словно вспомнил, что он мужик. А здесь... прозябание одно. Дом — работа — пиво... Не тот уже адреналин.

— Да я тебе сейчас такой адреналин покажу! — просто набросилась на него Ника. — Адреналина ему в жизни не хватает!

— Молчи... молчи... задиристая человеческая самка... Вот от таких самок мужики и сбегают в танчики.

— По крайней мере, теперь ясно, где этих мужиков искать. Ну что — давай звони своему танкисту.

На какое-то время грек Юра отстал — поговорить по телефону — и уже с топотом догонял команду.

— Докладываю обстановку на фронтах: нас никто не захватывал.

— А как же тогда... — даже выхватил пистолет Шевкет. — Я сам видел... по телевизору показывали. Зеленые человечки захватили «пентагон».

— Может, они уже... и Бахчисарай захватили, — слегка дрогнул голос Фарида.

— Вот в этом-то и весь прикол, — торжествующе сказал грек Юра. — Нас никто не захватывал. То есть, может, и захватывал... но только в телевизоре. В телевизоре кого угодно можно захватить. И зеленые человечки — в телевизоре... с ручными пулеметами типа «Печенег», а точнее — из игры «Armа-2», которые еще и на вооружение не поступали.

— Ты хочешь сказать...

— Я уже сказал. Все это игра... Только не «Мир танков», не «Мир кораблей» и даже не «Мир самолетов». А самое интересное... — грек Юра от волнения даже попросил у Ники закурить. Словно дымом сигареты готовил их к окончательному прояснению разума. — Что все мы, сами того не подозревая... и не замечая... стали участниками этой игры... в телевизоре...

— И Алмаз?

— И Алмаз...

— И депутат?

— И депутат... Короче, все, кто смотрит телевизор и не сидит сейчас в танчиках... Так как это совсем другая игра.

— А майдан... со всеми его... хероями?..

— И колесами...

— И эти придурки с кастрюлями на головах...

— И майдан, — выстрелил горящим окурком в звезды грек Юра, словно подводя черту. — И даже Верховная рада с ее президентами и мордобоем, который называется демократией... Хотя, если подойти клинически... с точки зрения, так сказать, морга...

— Якши, — осторожно начал Фарид. — Но если все это игра, то должен же быть какой-то победитель.

— Который получает все, — подтвердила Ника.

— Я тоже об этом думал, — сказал грек Юра. — Просто за время своей жизни победитель это «все» не успевает получить. Разве что в другой жизни. Или в третьей... Как всегда, в игре.

— А я хочу это «все» получить сейчас, — заупрямилась Ника. — Только чтобы не в танчике сидеть. И не в истребителе. А где-нибудь... на Бали... лежа на пляже с бананом в руке.

— Тогда у тебя это будет игра в игре — тоже штука интересная, но здесь уже простым бананом не ограничишься.

Незаметно, за разговором, поднялись на вершину Понтоса, где на фоне звездного неба темнел контур дома хромого грека Кости, который в это время, наверное, уже спал и видел цветные сны.

Знающие люди рассказывали, что из всей своей жизни хромой Костя провел в тюрьме в сумме двадцать четыре года. Поэтому и построил дом подальше от людей и поближе к звездам.

С вершины было рукой подать до Чатырдага, за которым находилось море. А в самом Чатырдаге находилась база пришельцев. Они сами вышли на контакт с Костей, когда он пил пиво «Stella», тоскливо глядя на звезды сквозь дырявый потолок крыши, словно из обсерватории.

На самом деле это пришельцы смотрели на него сквозь дырявый потолок крыши и даже смогли прочитать, как называется пиво, которое пьют на этой странной планете, чтобы выйти на связь с космосом.

Так Костя стал контактером.

В первый свой контакт пришельцы сделали ему крышу. Причем не из какого-нибудь отстоя, а из металла, очень похожего на оцинковку.

Во второй контакт — вставили окна и двери, чтобы окончательно подготовить его обсерваторию к зиме, которая в горах может прижать не по-детски.

В третий контакт — через весь Понтос проложили дорогу на гору, к его дому, половину которой даже покрыли асфальтом (что само по себе уже было чудо, а на вторую половину чуда никто и не рассчитывал).

Хотел еще попросить у пришельцев протянуть к нему в обсерваторию воду, но из продажи исчезло пиво «Stella», а на контакт с другими позывными пришельцы почему-то не шли.

— Тихо! — попросил Шевкет и прислушался к подозрительному лаю собак, который доносился от дома хромого Кости.

— Это они, — прошептала Ника.

— Кто «они»? — спросил грек Юра.

— Откуда я знаю... зеленые человечки...

— Из телевизора... — пояснил Фарид.

— Короче, сделаем так... — принял командование на себя Шевкет. — Вы тут пока за камнем остаетесь, в засаде, а я на разведку. Только не курить. Дым за двести метров можно почувствовать.

— Я тоже хочу... в разведку... — сказала Ника. — Может, кому медицинская помощь понадобится.

— Трупу уже ничего не понадобится, — утешил ее Шевкет, с пистолетом растворяясь в темноте.

— Пока интересно, — подытожил грек Юра. — Еще интереснее, чем в танчике сидеть.

— А тем более в телевизоре, — сказал Фарид. — Хотя тоже интересная игра. Я только одного не могу понять: как от того, что мы сейчас делаем за камнем, где-то далеко, в Верховной раде, может начаться мордобой... или не начаться...

— Этого и я не понимаю, — признался грек Юра. — Просто не все обязательно понимать. Ты же не спрашиваешь, откуда в твоем фонарике берется ток, чтобы ты мог видеть Алмаза.

— Из батарейки...

— Да, где-то далеко веселые китайцы крутят педали, чтобы зарядить батарейки, чтобы ты мог видеть Алмаза. Я тебе скажу больше: никто не знает, что такое ток, но все думают, что это по проводам бегают электроны, чтобы мы могли видеть, как в телевизоре зеленые человечки захватили «Пентагон». Или как на майдане люди с кастрюлями на головах делают революцию, чтобы зеленые человечки захватили «Пентагон»... В сущности, человечеству по барабану — бегают по проводам электроны или не бегают, главное — чтобы в домах был свет, а в холодильнике охлаждалось пиво, которое, как сказал Бисмарк, делает людей ленивыми и тупыми... чтобы зеленые человечки захватили «Пентагон»...

Сверху послышался какой-то шум, и за камень, тяжело дыша, десантировался Шевкет.

— На ловца и зверь бежит, — сказал, сваливая со спины мешок.

— Это что?.. — строго спросила Ника.

— У нас в разведке это называется «язык», — отрезал Шевкет.

— Тиль алмак, — подтвердил Фарид.

— Zuerst^[2], — глухо послышалось из мешка, который зашевелился и в свете фонарика Фарида оказался немцем Гансом с подбитым глазом. И сейчас этот глаз пытался понять, куда он попал и будут ли его еще бить. — Zuerst, — на всякий случай повторил Ганс, закрываясь рукой от света и судорожно пытаясь сесть.

— Гитлер капут! — на чистом немецком ответил ему грек Юра.

— Совсем капут, — уточнила Ника.

— Ja-ja... kaputt — задергал подбитым глазом Ганс.

— Да откуда я знал... — даже расстроился Шевкет. — Смотрю, какая-то дупа крадется в темноте... И не просто крадется... а качает маятник, чтобы не попасть...

— Но ты попал, — скаламбурил грек Юра.

— Ja-ja... — радостно закивал Ганс. От удара по голове он теперь говорил только по-немецки, хотя, как все депортированные из средней Азии, знал и русский, и узбекский, и татарский.

— Тогда мне его надо в позе Ромберга проверить, — сказала Ника. — Сотрясение мозга исключить.

— Ja-ja... — продолжал радостно кивать Ганс.

— Заодно проверить на предмет этого самого мозга, — бухтел грек Юра, помогая Гансу встать и показывая, как стоять в позе Ромберга — с вытянутыми перед собой руками.

Но у Ганса то ноги подгибались, то руки не держались, а с закрытыми глазами его просто завинчивало в штопор.

— Все ясно, — вынесла вердикт доктор Ника. — У него травма мозга... Придется нести...

— Что нести — мозг? — не понял Фарид.

— Можно и так, — согласился грек Юра. — Ты, Фарид, будешь нести мозг, а остальной «язык» Шевкет возьмет на себя.

— Ja-ja... — продолжал радостно кивать Ганс.

— Главное — доставить тело, — сказал грек Юра. — А там уже одно из двух: или в морг... или... на трепанацию черепа...

— Что еще за трепа... нация? — насторожился Шевкет.

— Это когда в голове делают дырку, чтобы узнать, есть ли там внутри мозг, — охотно пояснил грек Юра.

Он еще хотел сообщить, что в свете новых научных данных совсем не важно, есть ли там внутри мозг, так как мы биороботы, которыми управляет Великий Чмо... А уж кто этим Великим Чмо управляет...

Но в темноте что-то произошло, и, пока Юра искал и включал свой лазерный фонарик, Ганс уже бежал с горы вниз, нелепо размахивая руками, а точнее, словно отмахиваясь от желтого кружочка лазерного прицела грека Юры, пока не скрылся в придорожной «зеленке».

— Что и требовалось доказать, — удовлетворенно сказал грек Юра. — Знаешь, что в игре главное? Непредсказуемость... когда никто не знает, что произойдет в следующий момент.

— Да я этого немца... — выхватил какой-то из своих пистолетов Шевкет.

— Спокойно, мои аскеры, — охладил пыл соратников грек Юра. — Все равно из игры ему не уйти. Будем сражаться до последнего... — он хотел сказать — робота, но тактически исправил на «солдата».

— Стратиотис^[3], — уточнила доктор Ника. — Да и смену уже пора сдавать.

Внизу, у магазина на майдане, стратиотис Ганс рассказывал, как его захватили зеленые человечки и как ему удалось бежать. Но все мужики смеялись и просили дать покурить, чтобы тоже увидеть зеленых человечков.

Дома я первым делом включил зомбоящик. И хотя была глубокая ночь, на майдане, как всегда, жгли покрышки, а Орест Лютый исполнял задорную «письню» «Вагоны повни москалив».

По каналу «Омега» рассказывали, что пришельцы с планеты Нибиру захватили власть; сейчас похожий на Глобу уфолог со знанием дела (а точнее, «тела») научит нас, как определять пришельцев. Он даже для примера показал нескольких пришельцев-аннунаков. Это были известные политики, олигархи и звезды кино, которых космос послал, чтобы найти братьев по разуму, но, судя по всему, они пока смогли найти лишь одного хромого грека Костю.

Я, конечно, побежал к зеркалу — искать у себя в глазу рептильную перепонку, чтобы знать, как действовать дальше. Жаль, что жена спала и ее нельзя было проверить.

А еще надо проверить нашего старосту Алмаза, и депутата, и «боксера», и «суслика», и «удава»... Да мало ли кого... Весь мир надо проверить (майдан — это лишь отвлекающий маневр) на эту чертову перепонку! Весь мир... который все быстрее вращался... со всеми своими ушами и глазами.

В таком темпе я скоро перестану различать лица.

Но те, которые сейчас сидят в танчиках или в своих «Бэкфайерах», не говоря уже о подлодках класса «Тайфун», тоже не различают лиц, по которым ведут огонь. Как много людей в этом мире не различает лиц... Что в принципе в игре и не требуется.

Хотел еще у аннунаков спросить... ну, типа есть ли жизнь на Марсе и что имел в виду консул Лепид, когда сказал: «Ныне, квириты, надо быть рабом...» А главное — в каком году с майдана снесут эту чертову новогоднюю елку?

— K O N E C P R O G R A M M Y, — ответил за аннунаков мой телевизор «Соня». — Y M M A R G O R P C E N O K.