Летнее светлое счастье

* * *
Я припомнил детство,
что давно забылось,
оттого и сердце
радостно забилось.

...Жаворонок в небе,
в поле жеребенок;
в переспелом хлебе
крики перепелок.

А за полем — речка,
а за речкой — поле.
Я бегу с уздечкой,
мне легко на воле!

Как легко на воле
плакать и смеяться,
с диким ветром в поле
счастьем обменяться!

Обменяться счастьем —
и в простор ковыльный
на коне умчаться
по дороге пыльной!..
Сливы

Мать мне нарвала в саду нашем сливы.
Спелые...
Как я их в детстве любил!
Может, и был я в те годы счастливым.
Может, и был...

Может быть, жил на земле не напрасно.
Я невозможного вечно хотел!
Может быть, жизнь эта вправду прекрасна,
может, я в спешке ее проглядел?

Вспомню, бывает, перроны, вокзалы...
Вижу былое — до боли, до слез!
Может, «люблю» ты, прощаясь, сказала,
может, признанье то ветер унес?

Хватит об этом! Ведь все промелькнуло,
все прошумело, как бурный поток...
Мать поседевшая робко вздохнула:
— Что ж ты не кушаешь
сливы,
сынок?


* * *
Сквозь глухие дожди, сквозь ночные туманы
улетел я надолго в далекие страны...
А на родине травы цветут, от которых
прозревает слепой, поднимается хворый, —
лишь заклятие надо одно прошептать.

Там на счастье находят в купавах подковы,
там встречается луг, как во сне — васильковый,
там меня заждалась постаревшая мать.

Сквозь преграды пройду, сотни бед одолею!
Но когда уже выбьюсь из сил, заболею,
пусть меня отвезут в отчий дом умирать.

Там, на родине, травы цветут, от которых
прозревает слепой, поднимается хворый, —
может быть, и помогут мне на ноги встать...


Журавли

Промчалось лето и растаяло вдали
раскатистым, веселым, звонким эхом.
И вот летят над Русью журавли,
а вслед за ними — все заносит снегом.

От мертвых пастбищ и суровых вьюг,
преодолев последнюю усталость,
умчатся птицы на веселый юг,
а я один среди полей останусь.

Лишь на прощанье прямо в душу мне
они с небес обронят голос грустный,
и, нарастая в гулкой тишине,
он зазвучит тоскливой песней русской.

Но грусть пройдет и радостно весна
вонзит в снега лучи свои косые!
И вот тогда, воспрянув ото сна,
раздольно рассияется Россия!

И вскрикнешь ты: «Над нами журавли!
Как широко раскинуты их крылья!
Над вольными просторами земли
они летят почти что без усилья!

Они поднялись высоко в зенит,
они летят на родину в сиянье!»
И голос русский, вздрогнув, зазвенит
мелодией любви и ликованья!


Последнее свидание

Здесь мы с тобой встречались в мае,
когда вовсю черемуха цвела.
Уходит лето, с грустью понимая,
что и любовь от нас навек ушла.

Лишь мы отсюда, словно погорельцы,
уйти не можем — тянет нас сюда...
Тоска такая — хоть ложись на рельсы!
Но в прошлое не ходят поезда.

Склонила ты лицо — как будто ищешь
кольцо свое венчальное в золе...
Что делать нам на этом пепелище?
Остановились...
И молчим во мгле...


Прощальное

Зачастили дожди, затяжные, косые.
Все грустней у тебя, все задумчивей взгляд.
Скоро с вихрем по всей по широкой России,
как глухая молва, прошуршит листопад.

Скоро в рощи багряная осень нагрянет
и сугробы листвы вдоль дорог наметет,
и увязнут березы в глубоком тумане,
и всю ночь будет ветер стучать у ворот.

И ты вспомнишь про летнее светлое счастье
и про нежность, которой никто не вернет...
Оттого так нам больно с тобою прощаться,
оттого так тоскливо гудит пароход.


Бабье лето

Веет прохладой с просторов осенних,
ясные дни устоялись давно.
Листья последние тихо осели
в светлых аллеях на темное дно.

Отшелестела пора золотая,
смолкла, погасла — стоим средь руин.
Вкрадчивый ветер неслышно вплетает
в пряди твои седину паутин.

Что ж из любви нашей, милая, вышло?
Веря обманчивым ласкам тепла,
ты, как вот эта опавшая вишня,
все перепутав, опять расцвела.


* * *
Жизнь ускользает, как меркнущий свет, —
смотришь ей вслед, а ее уже нет.
Ветер подует, прохладен и нежен, —
долго я слушаю шелест черешен
и становлюсь, как ребенок, безгрешен.
Буду во тьму, забываясь, смотреть, —
мне и от счастья легко умереть.
Не умереть, а скорей раствориться
в отчей земле
и навеки с ней слиться —
стать ее колосом,
дикой травой,
тихо прохожим
кивать головой...