Мы к этим встречам вечно не готовы...

* * *
Скорее вспомни, скорее,
Где и кого оставил,
Не становись злее,
Не нарушай правил.

Нет на тебя управы —
Только лишь Бог и ветер, —
Жизни пиши главы,
Мир еще так светел.

Жизнь для тебя — книга,
Жизнь для тебя — слово,
Жизнь — это полмига,
С Крещения до Покрова.


* * *

Владимиру Андреевичу Кострову

Сколько вспыхнуло горем в России сердец!
И от первого холода сделалось туго.
Нашу землю покинул народный мудрец,
Никогда больше мы не обнимем друг друга.

И вокруг пустота и пугливый покой,
И снуют у меня за спиной снеговеи.
И мне кажется все, что еще ты живой,
Долго машешь рукой из далекой аллеи.

Сорок дней на душе вологодская стынь,
И я плачу навзрыд бесконечные сутки.
Небосвод на мгновенье, Спаситель, раздвинь,
Дай услышать в раю мне костровские шутки.

Я приветствую вас, храбрый ангельский чин,
И смотрю в облака сквозь рассветный румянец,
Знаю: там, посреди святогорских вершин,
В ваших славных рядах костромской новобранец.


* * *

Мы — последние этого века...
Владимир Костров

Так было прежде: мы с тобой вдвоем,
Попарно, как и следует поэтам,
Идем — и в многолюдье мировом
Становимся единым силуэтом.

Покажется: все было — и прошло,
И сорок лет не разделили даже.
Сплотило нас святое ремесло...
Мы делаем глотки из вечной чаши.

Рождаются за мыслями — слова...
Свидетелями подлинного чуда
Становимся — и после волшебства
Не изменяем верного маршрута.

В слиянье дней — живая простота.
Как много в ней движенья неземного!..
Мне верится, что даже у Христа
Есть время для Владимира Кострова.


* * *

Я в поколенье друга не нашел...
Юрий Кузнецов

Мне хочется молчать, но все равно
Я говорю о прошлом по привычке.
Покажется, что стало вдруг темно,
И я впотьмах разыскиваю спички.

И зажигаю несколько свечей,
И капли воска обжигают пальцы...
И чудится: мы в мире постояльцы
Без паспорта, без дома и ключей.

Вокруг темно, и только тишина
Всем восполняет прошлые утраты.
И верится, что ночь еще длинна,
И мыслей неземные перехваты

Осуществляет вечности посол,
Похожий на славянского фантаста.
С ним Господу поэтов служит каста,
Друзей он в небесах себе нашел.


* * *
Возможно, в этом фокус мастерства:
Два разных и похожих человека.
Мне кажется, с одним знаком едва,
Другой — мой нестареющий коллега.

На самом деле он един всегда,
Единство не разделят его роли.
Горит над ним алтайская звезда.
Я видел сам, когда учился в школе,

Как он ходил в атаку на врага
И удирал от милицейской слежки.
И жизнь его была мне дорога...
И он исчез в необратимой спешке.

И я ночами остаюсь без сна.
И расцветает медленно с восходом
Над непокорным и простым народом
Калиной красной — сердце Шукшина.


Христорадник

«Какой доверчивый придурок!» —
Разнесся шепот по дворам.
Он подобрал в грязи окурок,
Поднес к обметанным губам.

Он был убог, улыбчив, жалок,
Он — попрошайка, нищеброд,
Любимец стариков и галок.
Он — христорадник, идиот.

Погонят все его в три шеи —
Он удаляется, боясь.
И в глубине пустой аллеи
Он ощущает с Небом связь.

И, чтобы быть ко всем поближе,
Он молится один за нас
Под плач небес в застывшей жиже
В безлюдный час.


* * *

Его Высокопреосвященству,
Высокопреосвященнейшему
митрополиту Ювеналию (Пояркову)

Мы к этим встречам вечно не готовы.
И в этот раз застигнут я врасплох,
И поводов для встреч первоосновы
Не знаю я, ведь все решает Бог...

Смириться с этим тяжело и просто,
Хотя бывает, что пытливый ум
Решает все. И лучше диагноста
Смиряет в голове стихийный шум.

Я чувствую: тепло гуляет в теле,
В сосудах непрерывен кровоток.
Мне кажется, что я в конце недели
Не умер — а хотя, наверно, мог...

Что это значит? Жизнь любить сильнее,
Не доверяться леденящим снам
И узнавать душой в архиерее
Посредника, что служит Небесам.


* * *

Алексею Башкатову

Какая в длинной жизни перспектива?
Сидеть в тепле, работать за столом
И размышлять отважно и пугливо...
Таращиться на капли за окном.

Все рифмовать, и составлять конспекты,
И понимать, что жизнь — сплошной урок.
Взирать, как переулки и проспекты
Считают каждый сброшенный листок.

И ждать покорно ангельского сыска,
Пересчитав грехов своих тома,
В которых жизнь — дрожащая курсистка —
Причины горя прячет от ума.

Предвосхищать перерожденье смысла,
Который не постигнуть мне никак...
И видеть, как звезда любви нависла!
И прочитать апостолам кондак.


* * *

Денису Непомнящему

Былое, не оставив похвалы,
Уходит в безнадежное далёко.
Мне на мгновенье стало одиноко.
И сквозь деревьев дымные стволы
Вселенское ласкало землю око,
И пахло смертью века от золы...

Я мир делил на сферы, полусферы,
И сердце, словно вечный духовник,
Развязывало дерзкий мой язык,
И я не понимал пределов меры.
Со мной скандалил ветер-временщик,
Крушивший парки, улицы и скверы...

И ливень бил по городу жестоко,
Навязывал в горячке полутьму,
Все рассказать хотелось — но кому?
Воде, осевшей в недрах водостока?
Или, быть может, Небу самому?
Мне вечер не оставил ни намека.

И руку друга я при встрече жму...


* * *
Открываю окно я немного пошире,
И мне в тело впиваются капли дождя.
Словно вольный стрелок, развлекается в тире
Одинокая осень, никого не щадя.

Твои игры пройдут, оставляя до срока
Мне кровавые раны в глубинах души.
Наш закончен роман, и в конце эпилога —
Первый снег на следах неземной госпожи.

И по этим следам пробегаются мысли,
И, как раньше, я к встрече готовлюсь опять.
Из влюбленных в тебя ты сегодня отчисли.
Все, что было, — прошло, и не следует звать.

Этой ночью, сказали, другого поэта
Ты нашла, как бывало с тобой, и не раз...
Знаешь, я полюбил то холодное лето,
Что провел без твоих вечно плачущих глаз.


Кликуны

Зачем уносят счастье кликуны
В исчадие трагических промоин?
Как небо, я растроган и расстроен,
А в сердце — дни тепла не спасены...
И с чувством нарастающей вины
Живу во сне, как неубитый воин.

Такой удел, по мне, и что такого?
Я не считал свой временной запас.
На краткий миг даровано мне слово
В момент, когда томительно погас
Осенних ливней обнаженный час
И не осталось ничего живого...

Но прокричат, как трубы, кликуны,
Раскидывая надо мною крылья,
Что нет в ушедшей осени вины,
Что все мы будем скоро спасены
От желтых снов и алого бессилья
В святых отрогах горней стороны.


Сотайник

Святому праведному исповеднику
Иоанну Русскому, чудотворцу

Я за счастьем в неравной погоне
Раздобыть захотел скакуна.
Предлагали ослов мне и пони,
И была непомерна цена.

Я приглядывал разные масти,
Пегий нравился, рыжий, гнедой.
Должен мой обскакать все напасти
В гонке счастья, такой затяжной.

Вороной был, саврасый и чалый.
Выбор жизни не самообман.
Я ушел без покупки, усталый,
Но попался мне воин Иван,

Поучал, чтобы я без восторга
На копыта и гривы глядел.
Лошадь быстрая в сторону морга
Унесет без разбора, коль смел.

Наставлял, чтобы конское ржанье
Я не слушал, смотрел бы в глаза,
Не огонь видел в них — состраданье,
Чтобы конь ел поменьше овса.

И привел мне горбатого мула,
Зубы крупные, уши торчком,
Помолился, пропал, словно сдуло,
Мул смеется и машет хвостом.

Мне теперь и не снятся погони,
Стал мне братом конёк-горбунок,
Повстречал я на русской иконе
Иоанна, что жизнь мне сберег.