Невыдуманные истории

Исповедь курильщицы

1

Стаж моей табачной страсти вот уже 25 лет, из них семь лет посвящены борьбе. У врачей существует золотое правило: сколько лет болезнь зарабатывал, столько и будешь ее лечить. Значит, получается — до конца жизни. Я знаю, что Господь вмиг может сотворить чудо и превратить зло в добро, но в моем случае Он явно медлит... Страсть мерзкая, вонючая, ни от кого не скроешь, но с другой стороны — так называемый мелкий грех. Святые отцы говорят, что чем тяжелее грех, тем сильнее покаяние и от тяжких грехов человеку избавиться легче, а малый, повседневный грех — это настоящая неизживаемая беда лености, нерадения, невнимания к себе. Слава тебе, Господи, за постыдную зависимость, которая мне попущена для научения. Повезло мне. Есть у меня настоящий духовный тренажер для борьбы с малым грехом.

2

Итак, не совершайте по молодости и по глупости необдуманных поступков. Сразу отсекайте от себя привычки, которые могут овладеть вами. Они потом будут командовать вами, и вы незаметно станете их безвольными рабами. Сначала вы курите, чтобы было хорошо, а потом — чтобы не было плохо. Много бы я сейчас отдала, чтобы не совершать такую ошибку, но 25 лет назад не нашлось людей, которые выбили бы у меня сигарету из рук. Мое окружение и мой любимый муж считали, что это не только вредно, но и полезно: утешает, отвлекает, стимулирует, тонизирует, способствует задушевным беседам, далее можете перечислить сами. Грех поначалу очень привлекателен. Есть люди, которым сигареты безразличны, у них генетика хорошая, они могут курить или не курить. А есть люди, душевно склонные к аддитивному, как сейчас модно говорить, поведению, то есть к зависимости, как я. С первой же сигареты эта привычка стала моей второй натурой, она прилипла, как пиявка, встроившись в каждую клеточку моего организма. И организм этот, тупой осел, заработал как-то так по-особенному, как будто без никотина он и жить не может и никогда не жил. Попробуй-ка не покури денек: не хватает воздуха, раздувает живот, невозможно проснуться, сосредоточиться. Жизнь моя, как хронометром, была размечена сигаретами. Я делала все дела от сигареты до сигареты. Я ставила перед собой задачи, выполняла их и в награду за это курила. Впоследствии, когда я правильно расставила приоритеты, мне это помогло. Каждое дело надо начинать с молитвой о помощи к Богу, заканчивать благодарением. Сигарета в этом случае — коварная дьявольская подмена.

3

Потом я стала православной христианкой. В период неофитства вопросы внешнего благочестия меня занимали очень сильно. Мне стало стыдно, и я захотела исправиться. Конечно, сама, надеясь на свои силы и на свою волю. Моя героическая попытка была тут же посрамлена, и я впала в уныние, в котором застряла надолго. И вот началось с тех пор — то яма, то канава, то взлет, то падение.

Я думала, что в своей беде чем-то похожа на апостола Павла. Я не знаю, какая у него была немощь, но в послании к Коринфянам (2 Кор. 12, 7–9) сказано: «...дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился. Трижды молил я Господа о том, чтобы удалил его от меня. Но [Господь] сказал мне: “Довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи”». А поскольку Господь всегда осыпает новоначальных благодатными дарами, то, чтобы я не чувствовала себя чем-то немаловажным, дано мне было такое унижение для смирения. От меня то и дело попахивало вонючим табачищем, и я хорошо знала свое место. Я исповедовалась у разных батюшек, в разных храмах и в разное время, но история сложилась одна, стройная и поучительная.

Настоятель храма во время моей исповеди с порицанием качал головой, а потом сказал назидательно:

— Ты же христианка! Разве ты не задумалась о том, что на тебя смотрят люди? И на основании своих наблюдений они делают выводы: какая у нас вера, зачем мы ходим в храм, какие мы христиане!

По натуре я человек ответственный и стыдливый. Но курильщики знают, как укоры подстегивают желание курить самым парадоксальным образом. Заблудшей душе из чувства противоречия просто хочется свинства.

Другой батюшка, дело было в ноябре, благословил меня на борьбу с курением так:

— Бросишь курить Великим постом, это и будет твой пост. За три недели до этого, в приуготовительный период, будешь курить так: перед каждой сигаретой прочитай восемь раз «Отче наш». А сейчас — кури, хоть обкурись вся.

Как я обрадовалась! Ура! Еще три месяца курения. Но они пролетели быстро. Я начала читать молитвы перед курением — и тут как «в зобу дыханье сперло»! Я чуть не упала от ужаса в обморок. Нет, думаю, так Бога я обижать не могу, лучше буду делать поклоны. Результат также оказался плачевным. Выходит, что я сигареты люблю больше Бога? Но это же не так! На исповеди я вопрошала батюшку:

— Почему же мне Бог не помогает?

— Чтобы не зазнавалась! — улыбнулся батюшка. — На самом деле Он помогает, только так, как считает более полезным для тебя, а не так, как хочешь ты.

Что же делать, что придумать? И придумала как нельзя лучше! В больнице сдавали кровь для детей, больных онкологией. У курильщиков принимали на плазму. Сотворю-ка я дело милосердия, Господь и сжалится надо мной. И я поучаствовала в благотворительной акции. Два дня еле потаскала за собой ноги и добилась временной победы с грехом. Но враг не дремал. Как раз перед Прощеным воскресеньем навалилась сверхурочная работа, стрессы и переутомление, нашлись плохие люди и тяжелые обстоятельства. Оборона была пробита, и снова — здравствуй, сигарета. И все опять по полной программе, и как раз Великим постом. Как я каялась! Мне всегда было что сказать на исповеди о том, как я курила при детях, после причастия, за углом, в туалете... Но все было тщетно. Надоело уже даже. На исповеди батюшка сказал мне запоминающиеся слова:

— У меня для тебя прекрасная новость. Ты думаешь, ты каешься в одном и том же грехе? Нет! Ты каешься в грехах разных, это только называется одним словом. Но состояние души всегда другое. Продолжай бодаться, ведь капля и камень точит.

Радости моей не было предела, я прилетела домой на крыльях, выбросила пачку сигарет — ух, я сейчас!.. Потом я заболела на три долгих месяца, болела и курила, курила и болела. Кашляла так, как будто с кашлем я выплевывала свои легкие. Шутка ли сказать, сдать почти пол-литра крови в эпидемию гриппа, да еще перед постом, сорвать иммунитет, а потом еще и «утончать свою плоть» голодом. Тяжело я расплачивалась за рвение не по разуму. Эта битва была проиграна.

— А знаешь, чем отличается кающийся грешник от не кающегося? — задал мне однажды загадку батюшка.

— Знаю, дерзновением. И еще я знаю, что немощна и имею большую нужду в помощи Божией.

Да... Не надоедало мне наступать на одни и те же грабли. Условия для борьбы были «подходящие»: муж дома, в однокомнатной квартире, беспрерывно курит трубку, как Шерлок Холмс, этажом ниже дымит опорный пункт милиции. Муж, конечно, виноват, я ему и говорю:

— Муж, давай вместе бросим курить, а то ты меня втягиваешь.

А любимый муж мне и отвечает:

— Тебе надо — ты и бросай. А меня не трогай!..

Не должен человек зависеть от обстоятельств. Поэтому я снова пошла на исповедь. На этот раз батюшка дал мне еще более ценный совет:

— Главное, сильно возненавидеть грех. Но еще важнее — курильщиков не осуждать!

Грех этот я, казалось, уже ненавидела — дальше некуда, но курильщиков всех вокруг себя готова была «передушить» от возмущения. «Надо же, — думала я, — вот стоит пожилая женщина и курит на автобусной остановке!» Или: «Такая молодая девчонка, идет и курит прямо на ходу, какая же из нее получится мать!» Это поразительное свойство греха — за свой же грех осуждать ближних. Или обвинять.

Моя навязчивость наконец достала и батюшку. На очередной исповеди он так и сказал:

— Да что ты зациклилась на этом грехе! Он относится к мелким, понимаешь? К мел-ким! У тебя что, нет грехов покрупнее? Или ты пытаешься их прикрыть своим пресловутым курением?

Тут я вспомнила слова одного священника, который может позволить себе сигаретку, особенно за интересной творческой работой. Ведь курили когда-то и Иоанн Кронштадтский, и Амвросий Оптинский, как и до сих пор курят некоторые монахи в Греции в перерывах между долгими бого­служениями. Так, выходит, и не грех это вовсе.

Нет! Не сбивайте меня с толку. Я не хочу, чтоб сигарета командовала мною: как, когда, за какой угол и в какую палатку за ней бежать! Известен ли вам медицинский термин «императивный позыв»? Это повелительный приказ организма, не терпящий возражений. И вот, независимо от обстоятельств, вы несетесь неизвестно куда, не помня себя от нетерпения, чтобы удовлетворить его желание. Теперь страдание мое называлось «сигаретный императивный позыв».

4

Долго училась я жить по заповеди: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам, ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят». На Божественной литургии однажды я слышу знакомые слова Евангелия как будто в первый раз: «И вот подошел прокаженный и, кланяясь Ему, сказал: Господи! если хочешь, можешь меня очистить. Иисус, простерши руку, коснулся его и сказал: хочу, очистись. И он тотчас очистился от проказы». (Мф. 8, 2–3). Стою в храме с миром и тишиной в душе и только твержу: хочу, хочу, очень хочу, но не могу без Тебя, Господи. Есть такие счастливые мгновения в жизни, словно осиянные Фаворским светом, когда Господь рядом и Сам разговаривает с тобой... Сколько раз еще падать? Сколько Тебе будет угодно, столько и буду, и вставать буду столько же. Только чтобы, Господи, хватило Твоего долготерпения. Прокаженный не имел никакой возможности исцеления, никакой! С какой деликатностью и смирением он обращается ко Господу! Не требует, не настаивает, не дерзает, не жалуется на судьбу, не обвиняет окружающих. Какое упование на волю Божию! «Господи, если хочешь, очисти меня!» — и сложила я слова эти в сердце своем. «Господи, не как хочу я, но как хочешь Ты. Я благоговею и безмолвствую перед непостижимыми для меня Твоими судьбами». (Слова из молитвы святителя митрополита Филарета Московского.) Как хочется учиться такому смирению!

Вот и подходит к концу моя история. Одним прекрасным осенним утром на Божественной литургии я причастилась Святых Христовых Тайн, пришла домой и проспала весь день сном новорожденного ребенка. А когда я проснулась, мне без всяких усилий просто не захотелось больше курить. Как хорошо, что наша православная вера — это не свод нравственных правил, а вера любви и чуда.

Как быть?

В уездной районной поликлинике наступила реформа здравоохранения. Взялись сразу за главное: электронную регистрацию, культивирование жалоб больных и угрозы медперсоналу. Перекрасили масляной краской стены, положили скользкую плитку у входа, заставили носить всех «пейджики» на длинных белых халатах и улыбаться. Скоро приедет комиссия из Москвы и будет проверять целевое использование выделенных на улучшение работы поликлиники средств. Занялись дизайном: кабинет врача должен быть из стекла и пластика, как офис в банке. Ведь нам нужно перенимать западные образцы, чтобы вывести медицину на высокий уровень. Как будто у нас нет традиций своей, отечественной земской медицины, неповторимой русской души, человеческих отношений между людьми. Проблем катастрофической нехватки врачей и оборудования у нас не существует; как помочь главному звену медицины, «врач — больной», или хотя бы не мешать, не «отбивать руки» — у руководства и в мыслях нет. Главное — электроника, дизайн и улыбка. Может быть, идея оптимизации здравоохранения и хороша, и актуальна, но у нас исполнение ее идет, как всегда, с перегибами на местах. С воодушевлением взялись за акцию — убрать все цветы из поликлиники, как главные пыле­сборники и пережитки прошлого. И покатились наши любимые цветочки на тележках на помойки. Стали несовременными такие понятия, как «родной коллектив», «работа — второй дом», «всю жизнь проработал на одном месте».

Тут дело потихоньку дошло и до икон. В больнице работает молитвенная комната, поликлиника два года назад освящалась, на каждом ее этаже были представлены небольшие художественные объявления о ее работе с изображениями ликов святых — наших небесных покровителей. Со временем стенды исчезли, а вместо них появились портреты начальников и разные постановления. Но каким-то чудесным образом рядом с моим кабинетом такое объявление сохранилось. И вот идет проверка.

— Это что здесь такое? Немедленно снять! — приказала замглав.

— Вам надо, вы и снимайте! А я не буду, — смело выглянула из кабинета моя медсестра. — Бог все видит!

Замглав оторопела, а сестра-хозяйка, набожная женщина, куда-то сразу исчезла — от греха подальше.

— Да как же это можно, в медицинском учреждении... — начала было замглав.

— Это объявление о работе молитвенной комнаты было установлено два года назад по согласованию с администрацией. А в больнице находятся молитвенные уголки. Эта информация очень интересует больных, — корректно пояснила я ситуацию.

— И что, эта молитвенная комната до сих пор работает? — никак не могла сориентироваться замглав.

— Ну, конечно, приходите к нам в среду, как здесь написано, на молебен к трем часам, будем рады.

— Я вот доложу главврачу, она с вами разберется! — достойно выкрутилась из щекотливой ситуации замглав и удалилась.

— Что будем делать? — спросила моя медсестра.

Было чего бояться. Наша новая главврач всегда кричит от страха или для страха, сама спрашивает, и сама отвечает, и тут же принимает меры. Народ врассыпную кидается выполнять ее повеления.

— А ничего не будем делать, — ответила я. — Отработала врачом в этой поликлинике 25 лет, начинать бояться уже поздно.

* * *

И вспомнился мне наш крестный ход из Мерзлова в Загорье. То было роскошное лето, праздник Успения Божией Матери. Мерзлово — это заброшенное село с разрушенным храмом, превращенное в дачный поселок, его постигла судьба многих наших сел. А храм хоть и разрушен, но не совсем, взялись добрые люди за выведение его из аварийного состояния. И деньги на это взялись ниоткуда. Радуется ангел-хранитель нашего Воскресенского храма! Такая кругом благодать! Пруд, яблони, поля, холмы и рощи — все необозримое великолепие природы воспевает красоту Божьего мира. Как гармонично вписывается в нее храм. И только бесноватый человек своим замутненным умом мог сотворить с храмом Божиим, кораблем спасения, такое безобразие. Что чувствовал тогда священник Алексей Смирнов, когда впервые к нему пришли комиссары? Наверно, они предложили ему выбор. И он бы мог подумать: «Сделаю, как говорит новая власть, всякая же власть от Бога, а в глубине души буду веровать». Что такое компромисс? Что такое рассудительность? Что такое лукавые мысли? Как быть? Но Господь наделил человека свободой выбора, и он выбрал исповедничество, за что и был сослан на исправительные работы на Беломорканал. Были ли у него сомнения в выбранном пути? Что лучше — быть изгоем общества с чистой совестью или приспособленцем, трясущимся от страха? Ведь и у тех и у других участь оказалась примерно одинаковой. Выпустили священника Алексия со стройки века, а храм уже разрушен, и там уже клуб. И получил он назначение в ближайший храм Успения, что за двадцать километров, в Загорье, и смиренно пошел туда служить. Выбрал он путь Христов, путь мученика, радовалось его сердце, «полюбил он страдание». А в тридцать седьмом году уже и этот храм стерли с лица земли, а священника отправили на Бутовский полигон в расход. Кто эти ретивые люди, сгубившие цвет русской нации? Помнит ли кто их имена? А священномученика Алексия, причисленного к лику святых, знают и помнят. И вот уже, через три поколения, и восстанавливаются храмы, в которых он служил, и идут верующие крестным ходом от одного храма к другому. Разве возможно стереть веру с лица земли?

* * *

Вернемся в наш кабинет. Следующей на нашу «проработку» заходит старшая медсестра поликлиники и доброжелательным голосом говорит:

— Цветы же приказали убрать. Уж как переживали все наши! Годами все-таки выращивали, привыкли — и ничего, смирились.

— То цветы, а то иконы! Господь накажет. Не я повесила, не мне и убирать! — таким был ответ моей медсестры. Так она мне нравилась в тот момент своей детской верой, что теперь Господь за ее преданность выполнит любые ее просьбы.

— Но ваш стенд — это еще не все, — сообщила старшая. — по распоряжению районного начальства все иконы из кабинетов приказали убрать. Сказали: «Иконостасы будете разводить дома».

— И убрали? — с недоверием поинтересовалась я.

— Убрали, уже в трех кабинетах — самые передовые богомольцы. Кому нужны неприятности? А вы нам общую картину учреждения можете испортить.

— Ну так и убирайте сами, раз вам надо, а мы грех на душу не возьмем! — это опять была реплика моей медсестры.

Уберешь иконы — на душе противно будет. Не уберешь — санкции будут. Господи, помоги мне! В Евангелии от Луки написано: «Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом».

* * *

И вспомнился мне фильм Никиты Михалкова «Солнечный удар». В нем поставлен очень хороший вопрос: «А когда все это началось?» Почему люди теряли веру? Все начиналось с малого. Зачем, например, ходить в храм каждое воскресенье? Для Егория, добродушного верующего мальчишки, стало открытием, что человек произошел из обезьяны, и «даже родители, и даже царь»! Поручик, главный герой, не удосужился разъяснить ему это недоумение. Мальчик отказался от веры в Бога, став впоследствии по иронии судьбы палачом поручика. Поручик потерял нательный крестик после тайной измены своей невесте с замужней дамой. Что в этом такого? Вера — лишь внешнее благочестие, скука, да и только. А потом революционеры топят баржи со своими соотечественниками, с лучшими людьми России. «Как это случилось? Когда это началось?» — задает себе вопрос бывший поручик. Каждому человеку надо задавать этот вопрос себе вовремя и не ждать, «что все как-то само собой образуется».

* * *

Третий заход в наш кабинет совершила заведующая поликлиникой, добрая женщина и хороший врач:

— Девчонки, уберите иконы на время, пока комиссия не пройдет, а потом опять восстановите. Понимаете, люди выполняют распоряжение свыше, ничего вы им не докажете. — Она говорила, а мне слышались слова из Евангелия: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас».

— Но мы подготовились к приходу высоких гостей, — вновь постаралась я отстоять свою позицию. — В ноябре 2014 года проходил форум «Медицина и Православие» во главе с митрополитом Крутицким и Коломенским Ювеналием и министром здравоохранения правительства Мос­ковской области Суслоновой. Девиз форума — «Соработничество во имя жизни». В резолюции форума сказано: «Мы поддерживаем инициативы по развитию взаимоотношений медицинских работников и священнослужителей и призываем оказывать содействие в создании в лечебных учреждениях домовых храмов». У меня есть подтверждающие документы.

— А иконы? Зачем вам столько? Можно оставить одну маленькую. — было видно, что стоял и ей «костью в горле» наш кабинет.

— Мы привыкли так работать из года в год. Наши небесные покровители нам помогают. Перед началом работы мы просим их помощи: дать нам терпения, смирения и сил работать во славу Божию и на помощь людям. Больных очень утешает такая обстановка, она поддерживает их в трудных ситуациях. Где же здесь нарушение лечебного процесса?

— Что вы мне объясняете, дорогие мои! Делайте что хотите, — махнула на нас заведующая рукой.

* * *

Я подошла к иконе святителя и врача Луки Войно-Ясенецкого, вспомнив одну историю из его жизни, писанную в книге «Врачу благой и милостивый». В операционной городской больницы, где работал будущий святитель, уже много лет висела икона Божией Матери, обратясь к которой хирург имел обыкновение перед операцией осенять себя крестным знамением. Заведено это было так давно и исполнялось так часто, что неверующие врачи перестали обращать на это внимание, а верующие считали делом самым обычным. Но времена менялись, и в начале 1920 года одна из ревизионных комиссий приказала икону убрать. В ответ на это Валентин Феликсович ушел из больницы и заявил, что вернется только после того, как икону водворят на место. В двадцатом году этот поступок главного врача выглядел уже ана­хронизмом. Доктор просто проглядел начало новой эры, когда гражданину на каждом шагу принялись напоминать, что он работает в государственном учреждении, топчет государственную землю, а раз так — должен считать естественным любое вмешательство власти в его жизнь, ибо и сам он, гражданин, есть имущество государственное. Все остальные сотрудники привыкли к новому положению. Войно-Ясенецкий не привык к нему до конца жизни. Профессор Ошанин так описал историю борьбы за икону. Комиссия высказалась в том смысле, что «операционная — учреждение государственное. У нас церковь отделена от государства. Если вашему хирургу хочется молиться, пусть молится, никто ему не мешает, но пусть держит икону у себя дома». Войно-Ясенецкий повторил, что в операционную не вернется. Вмешалось обстоятельство непредвиденное: крупный партиец привез в больницу для неотложной операции свою жену. Женщина заявила, что никакого другого врача, кроме Войно-Ясенецкого, не желает. Войно подтвердил, что очень сожалеет, но, согласно своим религиозным убеждениям, не пойдет в операционную, пока икону не вернут обратно. Партиец дал честное слово, и на следующий день икона висела в операционной.

* * *

И вот настал день приезда высокой комиссии. Как водится, перед началом рабочего дня мы прочитали молитвы, окропили кабинет святой водой. Как быть? Вспомнились строки из Евангелия: «Когда же будут предавать вас, не заботьтесь, как или что сказать; ибо в тот час дано будет вам, что сказать, ибо не вы будете говорить, но Дух Отца вашего будет говорить в вас».

Комиссия со свитой и телекамерами прошествовала два этажа, а на нашем — совершила крутую излучину, как будто нашего кабинета не существовало и вовсе. Господь уберег. Так мое исповедничество никому и не потребовалось.

Квартирный вопрос

Квартирный вопрос давно занимал мой ум, я не знала, как подойти к его решению. Денег особых мы не имели, дать их нам было некому. Муж был категорически против «жизни взаймы», то есть кредита. Мы жили в небольшой двухкомнатной квартире, но сын подрастал. Я понимала, что этот вопрос встанет и лучше его решать заранее. Но деловой жилки у нас нет, и я отложила этот вопрос за нереальностью его исполнения.

Лет десять назад я читала письма Иоанна Крестьянкина, и мне запомнился один его совет: «Если хочешь решить квартирный вопрос, молись святителю Спиридону Тримифунтскому». Имя этого святого я слышала впервые, и оно запало мне в душу. Я стала интересоваться святителем с острова Керкира, потихонечку молиться ему: «У меня вырастает сын, я хочу, чтобы у него была семья, дети. Надо же им будет где-то жить, молодежи сейчас так трудно начинать совместную жизнь. святитель Спиридон, помоги».

Настал 2011 год. В этот год, будто сговорившись, несколько человек подарили мне святыньки, связанные со святителем Спиридоном. У меня гостила мама. К ним в Винницу привозили мощи святителя, она выстояла многочасовую очередь, чтобы им поклониться. А мне в подарок привезла бумажную иконку с частичкой ткани его ризы. Ее так умиляло, что Спиридонушка за год снашивает свои башмачки, помогая людям. Потом мы поехали погостить к родственникам в Рязань. У мужа есть двоюродный племянник, Никита, мальчик, воспитанный в православии, помогающий в алтаре при богослужении. Тогда ему было лет десять. Однажды мы гуляли по рязанскому кремлю, Никита был преисполнен радости и хотел нам что-нибудь подарить. Поскольку денег он не имел, то запустил руку в коробочку с бумажными иконками, предназначенными для раздачи, и подарил одну, даже не глядя. Я повернула иконку ликом к себе и улыбнулась — это был святитель Спиридон Тримифунтский. Вспомнив поговорку: «Устами ребенка глаголет истина», — с радостью взяла вторую иконку святого домой. По приезде в Спасском храме я повстречала своих хороших знакомых, которые только что вернулись из паломничества на остров Корфу. Конечно же они не могли не привезти мне в подарок маленькую красивую икону святителя Спиридона греческого письма и маленький конвертик с частичкой его башмачка. Потом настали мои именины. В тот воскресный день я была в храме и причащалась Святых Христовых Тайн. После службы ко мне подошла знакомая, которая хотела меня поздравить, и подарила мне — как вы думаете, что? Книгу о святителе Спиридоне с житием, чудесами и акафистом. Как я была ей благодарна! С тех пор, как вы понимаете, я начала читать акафист этому святому, удивляясь, неужели он может быть так скор на помощь? Так прошли июнь и июль.

Каждый день я ездила на работу и видела, как закладывается и строится дом. Хорошо бы в нем купить квартиру, думала я, но не знала — как. Вся моя жизнь заполнена больными людьми, домашними заботами и храмом. Не дано мне понимать в риэлторских темах, договорах, сделках. Муж подначивал: «Не выдумывай, давай жить как живется. Сколько обманутых дольщиков. А ты просто создана для того, чтобы тебя обманывали», — в общем, «поддерживал». Оставалось только молиться святителю Спиридону. 10 ноября иду по коридору поликлиники и случайно встречаю председателя профкома.

— Виктория, мы с мужем уже 25 лет работаем в больнице. Хотелось бы попасть в программу по покупке жилья, — сказала на всякий случай я.

— А где же вы раньше были?

— Дом вот только начал строиться, я и подумала...

— Уже все распределено. Бумаги отданы в администрацию. Давай попробуем написать на всякий случай заявление, сама отнесешь его в исполком. Этот вопрос будут рассматривать послезавтра.

Через 15 минут я написала заявление, через 30 минут главный врач его подписал. Через 2 часа мы с мужем отвезли бумаги в администрацию. Предполагалось долевое участие в строительстве дома, небольшая скидка, и главное — покровительство исполкома, то есть гарантия не быть обманутой. Подали бумаги и забыли, ведь всем известны бюрократические проволочки, да и неизвестно, включат ли нас вообще в эту программу. Планировку квартир мы себе не представляли, денег у нас было мало, по максимуму мы собирались купить маленькую, 36-метровую, квартирку для сына. Через три дня нам звонят из горжилуправления. Предлагают квартиру 53 кв. метра, больше ничего не осталось, ответ надо дать немедленно. Другие думали над этим вопросом заранее. Хорошо, когда нет выбора, — и мы согласились. Мне было совершенно ясно, что так мне помог Спиридон Тримифунтский. Поблагодарив, я его просила так: «Спиридонушка, ты же знаешь, какой я профан в этих вопросах. Да и муж мой не деловой человек. Помоги уж нам закончить начатое дело». Все складывалось один к одному: дом строился быстро, находились люди, готовые помочь с бумагами. Очень быстро объявился хороший мастер, согласившийся взять на себя весь ремонт. Когда я первый раз зашла в квартиру, которая представляла из себя бетонную коробку, мне стало не по себе. Первым делом на оконную раму я бережно приклеила иконку Спиридона Тримифунтского и сказала: «Спиридонушка, будь, пожалуйста, куратором этого проекта». Все шло как по маслу, мы ни о чем не беспокоились. В процессе ремонта мы поняли, что квартира эта вовсе не для сына, а для нас. Она такая большая, просторная, радостная. В ней все новое, и работа в пяти минутах ходьбы. И потом — это подарок святого нам. А старая квартира осталась сыну, есть ему где создавать семью.

Когда мы живем в одной земной плоскости, не поднимая голову к небу, то не задумываемся о том, как много нас окружает святых, готовых на скорую помощь. Как мы много надеемся на себя, отчаиваемся, унываем, видя, что ничего у нас не получается. Если бы мы могли полностью отдать себя в руки Божьи и довериться Ему! Господь через своих угодников никогда не оставит нас без Своего попечения и даст нам все полезное ко времени и для житейской жизни, и для жизни души. Слава Богу за все и низкий поклон тебе, Спиридонушка Тримифунтский.

Причащение умирающей

Тамара, сотрудница нашей поликлиники, проработала в ней верой и правдой более сорока лет. По трагическому стечению обстоятельств она почувствовала, что серьезно больна. Медики всегда болеют очень тяжело, то ли потому, что им известно течение болезни, то ли потому, что работа их, как правило, нервная и тяжелая. Тамара рассудила так: «Поживу сколько осталось нормальным человеком, не буду себя мучить операцией, облучением. А вдруг еще в процессе этого лечения стану обузой для родственников, а вдруг вообще все обойдется». Рассуждай, не рассуждай, а болезнь берет свое. Заведующая поликлиникой просто вынудила Тамару пойти на обследование под угрозой увольнения. Страх смерти в людях, особенно неверующих, сидит очень глубоко. Тамара, плохо скрывая волнение, зашла в мой кабинет за приговором. Приговор подтвердился — запущенная стадия рака. «Как сказать ей? — подумала я. — Сразу правду? Она сама обо всем догадывается».

— Тамара, все очень серьезно, надо срочно в больницу. Почему же ты так долго тянула? — с тяжелым сердцем начала я разговор.

И тут хлынула волна отчаяния:

— Я не лягу в больницу, я буду работать, это все неправда!

Диагноз подтвердился, жизни Тамаре было отпущено не более двух месяцев. Вот так работают наши медики, умирают чаще на рабочем месте и все больше от инфаркта, инсульта или рака, не доработав зачастую и до пенсии. Тамару госпитализировали, попытались помочь, обеспечили уход, но она стала быстро угасать. Больше всех горевал муж, он никак не мог взять в толк, почему она сама себя не вылечила, ведь она такая опытная медсестра! В душе Тамары творилось страшное: она горько обижалась на то, что судьба так несправедлива к ней. Ведь она всю жизнь сама помогала больным! Тамара замкнулась, отчаялась, никого не принимала, ей не нужна была жалость. Нужно ей было совсем другое...

Пообщавшись с родственниками, я поняла, что ни о каких исповеди и причастии она и слышать не хочет. От церкви, будучи крещенной в младенчестве, она была очень далека. Кроме того, существует невежественное суеверие: как только причастишься, так сразу и умрешь. Я рассказала эту историю батюшке Сергию, который служит в Молитвенной комнате нашей больницы, и она тронула его до чрезвычайности. «Понимаешь, человек не должен уходить из жизни в таком