Охотничья быль

Счастливый человек

Короток сезон летне-осенней охоты для охотника-любителя. Только-только по болотно-луговой дичи в конце июля походишь, как она уже твердо встанет на крыло и через месяц улетит на юг. Тетеревиных выводков да рябчиков в августе далеко не везде обнаружишь! А к началу октября у нас, на Северо-Западе, и утку-то днем с огнем обыщешься. Правда, подоспеет к этому времени охота на зайца и лису, но без хорошей гончей собаки это даже не пол-охоты, а то и не четверть вовсе.

Что уж говорить о десяти днях весенней охоты по перу! Тут и говорить не о чем: не успеет начаться, так уж ей и конец. Да еще погода внесет свои коррективы, и получится иной год, что гусь к открытию охоты уже пролетит, а вальдшнеп из-за морозных ночей поотстанет. И остается у охотника одна дичь — весенний селезень. Но и такому раскладу наш охотник рад бывает беспредельно, потому что охотимся мы не тогда, когда надо бы, а когда позволяет работа да есть свободное время.

В каких только ситуациях не побывает охотник за два-три десятилетия своих походов и засидок с ружьем. Каких только случаев не соберет в свой багаж. Если бы каждый забавный эпизод весил хотя бы несколько граммов и можно было бы сложить их все в один охотничий рюкзак, не поднять бы этот рюкзак самому большому силачу.

А потом долгой зимой достает воспоминания охотник из своей памяти, перебирает случай за случаем, чему-то смеется сам с собой, удивляется ничем не объяснимым промахам, вспоминает удачные выстрелы, переживает заново радость от того, как заманил, облапошил, объегорил, обмишурил зверя или птицу, оказался проворней их и догадливей, проявил предусмотрительность и быстроту реакции.

Да нет, не выстрелы свои вспоминает чаще всего охотник! И не количество добытой дичи. А снится ему зимой, как ранним ноябрьским утром, еще почти в полной темноте, входит он в лес. Гулко капает с голых веток накопившаяся за ночь влага, все более становятся различимы лапы елей, проявляется среди деревьев и ведет в глубь лесной чащи едва заметная тропинка. Мягко пружинят под сапогами упавшие и запревшие от осенних дождей листья. И даже запах этой листвы различает во сне охотник. Тишина и покой. Только гончая его все крутится и крутится: сначала вокруг охотника, потом уходит от него дальше и дальше, обыщет невысокие ельнички, пройдет вдоль опушки, забежит на знакомые места, где уже поднимала когда-то зайца.

— Началось, — шепчет во сне охотник, и щемящая тоска вместе с радостью наполняют его сердце.

Но вот проходит зима, сменяет мартовское солнце февральские метели, и пошел счет неделям и дням до открытия весенней охоты на селезня. Постепенно все более заменяет суета подготовки к сезону размеренный зимний быт. Проверяются амуниция, запасы патронов, мелкие охотничьи принадлежности: манки, свистки, фонарики, батарейки, фляги, зажимы и прочее. В который раз все это раскладывается и собирается вновь. Потом начинаются взносы, путевки, разговоры: куда, когда, с кем? Нетерпение!

И вот наступает утро открытия. Задолго до рассвета, одетый и снаряженный, выдвигается охотник к заранее облюбованной протоке, озерцу или болотцу. Затемно, где-то осторожно ступая по переброшенным через ручей стволам деревьев, где-то проходя по ноздреватому льду, огибая слишком топкие места, выбирается охотник к заранее определенному месту своей засидки. В полной темноте расставляет чучела, стараясь не спугнуть уток, которые притаились невдалеке, за изгибом реки. Осторожно ступая, чтобы не чавкала вода под сапогами, возвращается он к тому месту, где, замаскировавшись, намерен стоять или сидеть, поджидая серый рассвет.

Наступают самые томительные минуты ожидания. Посылаются в стволы заранее приготовленные патроны для ближнего и дальнего выстрела, одевается манок на шею, чтобы можно было быстро его подхватить свободной рукой, поправляются шарф и шапка. Зябко поутру! И выпить бы чайку горячего, а уже никак: в любой момент может появиться дичь.

Волнителен первый услышанный свист крыльев пролетающей утки. То ли далеко, то ли рядом, но не твоя. Далеко в предрассветной тишине разносится звук от кряквы, плюхнувшейся на воду где-то за сотню метров. Уже радостно, но не этих звуков ждет охотник весной. А ждет он далекого и мерного кряка селезня, облетающего свои угодья. И только услышит эти звуки охотник, как начнет подкрякивать в манок уточкой, кто уж как умеет. Главное — приманить и не спугнуть.

Сделает селезень круг над болотцем или протокой, проверит сверху, нет ли подвоха, да вдруг (как всегда, неожиданно) с шумом сядет невдалеке. Завертит, осматриваясь, головой во все стороны. Коли заметит охотника — так сразу на крыло. Да только оборвет его взлет меткий выстрел. Перевернется селезень на спину, откинет назад зеленую голову и покажет охотнику свои красные лапки и пестро-серые матовые перья на выпуклой груди.

— С полем! — поздравит себя охотник. Много ли надо ему! Один селезень — в радость, два — восторг. А больше подчас и ни к чему.

Пройдет час-другой, затарахтят вокруг зобатые лягушки, засвистят белые кулички, гоняясь друг за другом, и утро полностью вступит в свои права. Прекратится лёт дичи, покажется за болотцем, над дальней кромкой леса полоска рассвета. Посветлеет над болотом. Пробегут минута-другая, и вот уже желтые лучи солнца прорежут серый рассвет, отразятся миллионами бликов от влажной прошлогодней осоки.

Отставит охотник ружье в сторону, достанет термос с чаем, подставит теплому солнышку свое лицо — и нет в этот момент на всей земле человека счастливее его.

Ушастый трагик

Хорошо всем известна сказка о зайце-симулянте, который сподобил медведя ухаживать за ним, притворившись больным. Однако то ли еще бывает в природе, чему свидетелями становятся многочисленные охотники. Вот какая со мной приключилась быль.

Пошли мы с моим товарищем Александром на охоту по зайцу. Взяли с собой гончую собаку. Стоял конец октября, но лес уже немного припорошило тающим снегом. Как у охотников говорится, была «пестрая тропа». Обычно по первым пестрым тропам гончие гоняют медленно, привыкают заново разбираться в следах, проходящих то по снегу, то по влажной почве. Собакам нужно время приноровиться к новым условиям. Вместе с тем это неплохо и для охотников. Есть любители паратых (скорых) собак, в основном русских и англо-русских гончих, а я так люблю неспешливых эстонок. Зверь же, как принято считать, идет с такой скоростью, с какой его гонят. Ведь гончая не потому так названа, что за зверем гонится (это борзые гонятся и настигают), а потому, что она зверя гонит, не дает ему запасть и схорониться.

Кстати, не только гончие собаки гоняют зайцев. Описаны случаи, когда росомахи нога за ногу, но не останавливаясь ни на минуту, преследуют зайца. Отбежит тот на полкилометра, сделает пару скидок, заляжет где-нибудь под кустом и думает, что оторвался от росомахи. А она тут как тут! Бывает, подойдет к зайцу, ткнет его носом, мол, что лежишь, лежебока, давай вставай, беги от меня! Заяц опять пускается наутек, и все повторяется сначала. Так росомаха с зайцем и играет часами, пока тот окончательно не потеряет бдительность. Тут-то она его и съест.

А в тот день, о котором я рассказываю, только мы зашли в лес и поднялись по тропинке в горку, как в болотце метрах в ста пятидесяти от нас подняла наша гончая зайца. Встали мы тут же на тропинке, ружья наизготовке, чуть к елочкам прижались, чтобы в глаза зайцу не бросаться. Просматривается с горушки весь голый лес как на ладони.

Бегают зайцы чрезвычайно быстро. Трех минут не прошло, как бурый заяц-беляк замелькал вдали между деревьев, нарезая во весь опор. И бежит прямо-таки на нас. Вот уже метров шестьдесят до него, пятьдесят, сорок, можно, пожалуй, и стрелять. Приготовился я свистнуть легонько. Есть такой прием у охотников. Если заяц несется во весь опор, а хочется поточнее прицелиться, нужно легонько свистнуть. И бывает частенько, что заяц остановится на полном скаку, присядет и начнет оглядываться. Вот эти несколько мгновений и нужны охотнику для точности прицела.

Оставалось уже до зайца метров двадцать пять, как вдруг исчез он, будто в воздухе растворился. За деревце, за куст забежал и пропал в одну секунду. Ни справа, ни слева его не видать, назад тоже не поворачивал.

Но знаю я заячьи хитрости! Вбок он ушел. Прикрылся бугорками с растительностью, протянувшимися чуть ниже тропинки, и стал меня по дуге обходить. Видимо, заметил-таки. Чем-то мы себя выдали или слишком уж выделялись на фоне деревьев.

Стараясь не шуметь, стал я тихонько спускаться с пригорка. Смотрю внимательно вдаль, не перепрыгнет ли заяц тропинку. И вижу: выползает наш заяц по-пластунски из-под куста метрах в шестидесяти от меня. Ползет и по сторонам оглядывается. Вдруг лапы подобрал под себя, одним прыжком через тропинку перемахнул и замер. А меня вроде как и не видит: прислушивается к лаю собаки, которая след выправила и все ближе к нему подходит.

Воспользовался я этим заячьим замешательством и дунул от него в другую сторону. Обежал по лощинке пригорок, оказавшийся между мной и зайцем, и пристроился аккурат между высокими холмами. Решил, что обязательно заяц здесь с одного холма на другой перейдет. По опыту знаю: хорошее место это для перехода. Товарищ мой сзади встал. Ждем.

Появился наш заяц. Не спеша, с достоинством выкатился. С вершины холма вниз немного протрусил и сел. Опять собаку слушает. Тут уж я ждать не стал. Расстояние приемлемое, дробь в стволе подходящая. Вскинул ружье и выстрелил. Заяц подскочил, я — второй раз, из другого ствола.

Только рассеялся ружейный дым, вижу любопытную картину. Стоит наш заяц в полный рост на задних лапах, спиной к березе прислонился, правую переднюю лапу к груди прижал, голову на грудь опустил и уши повесил. Стал потихоньку на землю по стволу сползать. Кончена жизнь.

Я даже ружье перезаряжать не стал. Такую театральную сцену было жаль портить. Повернулся к Александру.

— Каков! — говорю.

И в этот момент заяц как ни в чем не бывало вскочил на ноги и со всего маху понесся поперек лощины к другому холму. За ним — моя подоспевшая гончая метрах в двадцати. Упал я на колени, чтобы товарищ мой меня выстрелом не задел.

— Стреляй, — кричу, — Сашка, через меня! Бей!

Но куда там! Опять два выстрела и опять мимо. А заяц уже через холм перемахнул, и только мы его и видели. Как я дважды не попал в сидящего зайца — до сих пор ума не приложу. Через час гончая к нам вернулась. Где-то и ее обхитрил ушастый трагик.

Ну что тут скажешь? И среди зверей случаются великие актеры. Догнал бы такого — может, Оскара вручил!

Добычливое место

У каждого охотника есть свои излюбленные места охоты. А среди них — особенно добычливые. И знает охотник, в какое время года какое место надо посетить, чтобы наверняка выход не оказался пустым. Хотя случается и такое: проходишь весь день, и все напрасно. Однако я люблю повторять как аксиому: на охоте шанс бывает всегда. Только нужно быть к нему готовым и уметь им воспользоваться. Пролопушил, проморгал подъем птицы, проахал зверя, не подготовился к выстрелу, поленился заранее снять ружье с плеча — вот и пусто в рюкзаке. А такие дни, чтобы дичь валом валила, в наших северных краях бывают чрезвычайно редки.

Приметливость, опыт, знание повадок дичи и огромное терпение — вот основные качества охотника. Молодые и начинающие охотники бегают по угодьям с места на место. Все им кажется, что там и сям дичь пролетает чаще, что другую заводь утки облюбовали, что в ельнике за протокой чаще рябчики свистят. А перейдут туда, где, как им казалось, дичи больше, а зверь или птица на прежнее их место и явится. Не любит охота суету. И суетливых людей дичь не любит.

По себе замечал не раз. Вот собираешься задолго на охоту, «накрутишь» себя. Все кажется, только добеги до заветного места, наверняка там уже дичь сидит, тебя поджидает. В таком возбужденном состоянии выйдешь на охоту, а в лесу пусто, будто и не было никого. Тишина, и всё.

Даже среди пожилых охотников встречаются непоседы. Внутренняя энергетика у них такая! Шалаши, засидки — не для них. Подождут час и начнут по угодьям рыскать, с места на место переходить, за дичью бегать. И другим мешают, и сами редко с дичью встречаются. А то вообще грудок разведут, знакомых обзванивать начнут. Ну какая дичь при этом к ним выйдет! Разве только сдуру.

Есть у птиц свои воздушные трассы. Будто дороги проложены в воздухе, и десятилетиями, из поколения в поколение летают они этими трассами. Здесь — между двух высоких берез, там — справа от корявой сосны, в другом месте — по кромке заводей, потом — над зарослями высокого камыша. На том и стоит охотник, что, приметив эти особенности, выбирает место засидки так, чтобы оказаться или рядом с воздушными дорогами, или там, где птица любит сесть и оглядеться. Лесной голубь вяхирь — на определенных деревьях с краю поля, где растет гороховая смесь; рябчик в августе — там, где черничник усыпан ягодами, а в сентябре — где мелкий березнячок на болотце граничит с пригорками, заросшими темными вековыми елями. У уток тоже есть свои излюбленные места. Выйдешь на протоку и не увидишь ни одной, а посидишь часок тихонько, и на вечерней зорьке начнут вылезать они из крепких мест на чистую воду. Но тоже не везде.

Была у меня осень, которую я вообще провел на одном месте. Шесть недель подряд в августе и сентябре выезжал я по субботам на протоку, подходил на рассвете почти к самой воде, садился у маленькой заводи под невысокую березку и ждал уток. И каждый раз возвращался домой с тремя, а то и с пятью утками — кряковыми, чирками, свиязью или гоголем. Чем им так нравилась эта заводюшка, изрядно затянутая ряской, понять невозможно. Ведь были и дальше по протоке такие же заводи или даже лучше — на мой взгляд, а нравилась им эта. Даже рябчики подлетали почему-то именно к ней и садились невдалеке на тонкие березки. Не один год охотился я на той протоке.

Однако самое добычливое место охоты располагалось чуть дальше — там, где к протоке с двух сторон подходил сосновый лес. Берега сужали протоку до простреливаемых насквозь пятидесяти метров. После этого «бутылочного горлышка» протока начинала петлять и теряться среди топкого широкого болота, заросшего кочкарником и кишащего гадюками. Почему-то не любили утки летать напрямик через это болото, а проложили воздушные дороги по его краям. «Заходили» они с болота на протоку лихим виражом, огибая выдающийся из леса полуостровок, заросший высоким кустарником. Из-за этого кустарника не виден был подлет уток. Вылетали они, как правило, неожиданно, на высоте двадцати метров над землей, прямо по верхушкам сосен. А летят утки быстро! Две-три секунды нужно им, чтобы пролететь пятьдесят метров и не встретиться с дробью!

Не с первого раза примерился я к особенности этой воздушной трассы. Поначалу опаздывал со вскидкой ружья, не успевал прицелиться, мазал, нервничал. И как не нервничать: ждешь полчаса, расслабишься волей-неволей — и вдруг, откуда ни возьмись, вылетает утка. Свист крыльев — и нет ее уже. Так и продолжалось, пока не произошел со мной один интересный случай.

Все было как всегда. Утки, в основном кряковые и чирки, нет-нет да и вылетали из-за леса. Закладывали свой обычный крутой вираж, ныряли в «бутылочное горло» протоки и успевали моментально выйти из зоны поражения. Стал я тогда прислушиваться к раннему свисту крыльев. Слышу, летит! Поднял заранее ружье, выстрелил в направлении крякового селезня, почти не целясь, и вроде бы попал. Кивнул тот носом, расправил крылья и, не совладав с инерцией поворота, со всего маху врезался прямо в середину сосны на другом берегу протоки. Упал на землю и замер, даже лапками не дрыгает.

Сел я на резиновую лодку, переплыл протоку, подошел не спеша к селезню. Дай, думаю, посмотрю, куда угодила дробь. И только наклонился над ним, как селезень, вдруг очухавшись, пустился наутек. Взмахнул крыльями, поднялся и... улетел. Понял я, что не задела его дробь, а лежал он мертво, потому что просто был оглушен.

Пришлось мне обратно на свое место переезжать несолоно хлебавши. Но на сей раз ждать пришлось недолго. Точно по той же воздушной трассе вылетает еще один селезень. Я опять стреляю, и он, как и первый, по той же траектории бьется в ту же самую сосну и в то же самое ее место. И так же, считая сучки, валится на землю.

Видимо, ударился он значительно сильнее, потому как я его успел взять в руки и осмотреть. И опять не увидел на нем ни одного входа от дроби. Очухался он уже в рюкзаке.

С той поры стало это место у меня одним из самых добычливых. И не важно было, попал ты в пролетающую утку или нет. Уворачиваясь от дроби, напуганные выстрелом, утки одна за другой теряли траекторию полета и бились в одну и ту же сосну на противоположном берегу протоки. Дошло до того, что я даже не пытался выцеливать пролетающих птиц, а нарочно с бравадой стрелял просто в белый свет. Эффект был тот же! Отдельным чиркам еще удавалось избежать общей участи, но редкая кряковая миновала «заколдованную» сосну. Впоследствии, чтобы всякий раз не мотаться через протоку и не таскать с собой лодку, мы с товарищем заранее расходились по разным берегам протоки и ждали пролета уток. Правда, тактика такая однажды чуть не стоила Александру здоровья. То ли сам он, попивая чаек, сидел чуть дальше, чем обычно, то ли инерция на вираже у той утки оказалась выше, но только ударилась она не в «заветную», а в другую сосну. Под ней и расслаблялся Александр. Утка упала ему прямо на руки, выбив из них чашку с горячим чаем. Повезло моему товарищу тогда: отделался всего лишь ожогом, а пришелся бы удар по голове, мог бы и в серьезный нокдаун угодить. На охоте и такое случалось.

Так что ищет наш брат охотник добычливые места да их примечает. Поэтому всегда у охотников в особой цене наблюдательность и сметливость. Нам бы еще чуть-чуть удачи! А сколько дичи взято и какую из них за дичь считать — большую ли, маленькую, — не главное. Мы же не мясники, а охотники!

Азарт

Интересное это состояние — азарт.

Войдешь в него и ничего больше вокруг не замечаешь, время останавливается, кровь бурлит. Только цель перед собой видишь, и всё.

Помню, пошел я в августе месяце охотиться на болотно-луговую дичь: бекасов там, гаршнепов, куличков разных. В наших краях, если места знаешь, по кошеным лугам да мочажинам их кормится видимо-невидимо, только успевай заряжать. Чаще, конечно, их невидимо, но тот денек выдался хоть куда! Тепло, влажно, ветерок небольшой; солнышко взошло, в низине парит.

И стала дичь взлетать едва не из-под каждого куста и почти что с каждой кочки. И птицы разные: бекас с хлопком поднимется и тут же зигзагами замечется, куличок с криком чуть не по верхушкам кочек прямехонько полетит. То слева, то справа, то сзади взлетает дичь. Глаза разбегаются!

Трудно охотнику сосредоточиться в такие минуты. Азарт переполняет, оттого и промахи бывают частые. Так и в тот раз. Заряжаешь, стреляешь, снова заряжаешь, опять стреляешь. Дичь подобрал, снова патрон в ствол посылаешь. Надо бы остановиться, охладить пыл, да куда там! Никак. С кочки на кочку перепрыгиваешь и палишь прямо из двух стволов.

В такие минуты и не заметишь, как все годные патроны выйдут. Заряжаешь тогда чем попало, что под рукой. Гайки, винтики, мелкие монеты, сор металлический — все годится, все в ствол идет, и тем палишь.

Чего только потом в дичи не находишь! Берешь такого бекаса, а то лучше — утку, а из них металлические детали так, позванивая, и сыплются. Даже в полете звяканье характерное бывает слышно. Сам я поначалу удивлялся: откуда это? А потом понял. Случается, попадет такой заряд с шайбами да гайками в птицу, насмерть не убьет, а под кожей застрянет или в брюшной полости накопится. Летает с этим птица годами — и здесь, и на перелетах — с юга на север и обратно. Главное, не залетать ей в места геомагнитных аномалий. Трудно ей оттуда бывает выбраться. Если сядет в таком месте, так уже может и не взлететь — магнит не пустит. Все металлические предметы в птице к хвосту ссыплются и притянут к магниту накрепко. Много птиц гибнет от таких историй. Да еще люди недобросовестные этим пользуются. Знают, где магнитные аномалии расположены, ходят собирают птиц, как грибы. Некоторые натуралисты, правда, пытаются птиц спасать. Поднимут такую с земли, крылья расправят, потрясут вниз головой, чтобы металл равномерней по телу распределился, и подбрасывают как можно выше. Какая птица сумеет на крыло встать — хорошо. Но если уж и это не поможет, дело дрянь!

А так летают перелетные птицы с металлом внутри не один год, только звон от них стоит, как от мониста. Подстрелишь такую дичь, потрясешь ее, услышишь позвякивания и сразу поймешь: где-то поднял ее твой собрат — азартный охотник, передал тебе свой привет!

Достанешь, бывает, из такого кулика то болгарскую стотинку, то турецкую лиру, то алжирский сантим. Да и дома, глядишь, нужно привинтить что-нибудь легкой крепежной мелочью. И не нашлось бы ее в хозяйстве, кабы не охота. Все охота дает: не только мясо, перо да море удовольствия, но и то, чего от нее не ждешь никогда!

Неадекватный лось

Часто случай на охоте приводит к чудным и неожиданным последствиям. Вот какая со мной вышла быль.

В прекрасный октябрьский денек пошел я охотиться на зайца с гончей. Походили мы в тот день еще совсем недолго, как вдруг взвыл мой бигль по зрячему зверю, подхватился, загудел и пошел-пошел справа налево, как полагается, против часовой стрелки. Ну, верное дело, по зайцу.

Зарядил я тут же ружье. Крупная дробь для зайца ни к чему, поэтому выбрал патроны с мелкой; в один ствол — пятерку, в другой — седьмой номер, если вдруг прямо под ноги заяц выкатится или пуганый рябчик сядет рядом.

Встал я среди густых маленьких елей. Замаскировался в них так, чтобы меня самого особо не видно было, а сектор обстрела при этом хороший имелся. Ствол ружья, как обычно, на сучок положил, жду.

Прошло минут пятнадцать. Лая гончей не слыхать, тишина. И вдруг появляется метрах в тридцати от меня лось. Да такой редкостный красавец: роста огромного, весом килограмм за шестьсот, а рога ветвистые да широкие. Как с картинки сошел!

Прошел мимо, меня не заметил. Только тут я сообразил, что мог бы такого красавца сфотографировать на телефон. Да уж поздно. Только зря я так сокрушался. Не прошло и трех минут, как выскочил откуда ни возьмись мой бигль, крутанулся около меня на лосиных следах и понесся по ним с лаем, только хвост задранный в черничнике замелькал. Не понравилось это лосю. Вижу сквозь ветки — повернул он назад, прямо навстречу собаке. Рога к земле опустил, передними ногами как будто приплясывает. Собака от него из стороны в сторону шарахается, а сама к моим елочкам отступает. Вот пойми теперь, кто за кем охотится. Вспомнилось мне как-то сразу, что у лосей гон в октябре начался. Злые они в это время и опасные, потому как территорию свою от чужаков охраняют.

Пока лось собакой был занят, меня он, судя по всему, не замечал, но как только к елочкам приблизился, так меня почуял и высмотрел. Собаку бросил, морду в мою сторону вытянул, два раза перепрыгнул с передних ног на задние, набычился и прёт прямо на меня.

Реагировать пришлось быстро! Не теряя достоинства, подхватил я ружье, в пару секунд вылетел из елочек и в три прыжка добрался до огромной ели.

Однако и лось решил от меня не отставать. Пошел напролом.

Поняв, что на ель мне одним махом не влезть, а ружье бросать охотнику как-то не пристало, я спрятался за ствол. Лось понял мой маневр и стал обходить дерево справа. Рога опустил как раз на уровень моей груди, передними ногами взлягивает, всхрапывает ежесекундно, выбирает, с какой стороны меня можно будет удачнее на рога поддеть. Я сделаю пару шагов вокруг ели, и лось — за мной. Я влево, и он влево. Я вокруг ствола, и он тоже.

И вспомнил я тут, что вообще-то я — охотник, а в руках у меня — ружье. Взыграл во мне охотничий азарт! Понимаю, что стрелять даже в упор мелкой дробью бессмысленно — только шкуру зверю почешу, но и устоять от искушения не могу. Когда еще такой случай представится?

И как только я решение принял, вмиг успокоился. Дрожь внутри моментально унялась, а план созрел. Прижался я спиной к стволу ели, в обе стороны одновременно поглядываю, ожидаю, с какой из них лось покажется. И только он голову свою из-за ели высунул, как поднял я ружье, приставил двустволку к его уху и выстрелил. Получилось, что самой мелкой дробью.

Лось поначалу только шеей дернул. Потом подождал немного, из злого сделался сразу каким-то задумчивым, склонил голову набок, как будто прислушиваясь к тому, что в ней происходит, отвернулся от меня и зашагал восвояси. И впечатление такое создалось, что выстрел ему — будто слону дробина.

Ничего понять не могу! Воочию видел, как из противоположного уха у лося сноп дроби вылетел, а часть дробин от черепа отрикошетила — и из того уха вылетела, в которое я стрелял. Хорошо, меня самого не задела: мог бы и глаз потерять! А лосю хоть бы что.

Я потом уже понял, что произошло. Влетела ему дробь в череп (всего что-то около двухсот мелких-мелких дробин). Они там, внутри черепа, от костей, рогов да друг от друга рикошетили, весь мозг в кашу превратили, а всерьез-то ничего и не повредили. Ну, может, синяков наставили да пару-тройку зубов выбили, и всё. А жизненно важных органов не задели. Ноги у лося целы, печень, сердце, желудок работают, голова на месте! Лось и пошел себе дальше. Ногами загребает, от собаки отмахивается.

Стали со временем от разных охотников чудные рассказы поступать. Невероятные какие-то! Дескать, видели они то тут, то там лося странного. Ходит веселый, довольный, жизнерадостный такой лось. На рогах у него белки сидят, шишки грызут. По спине птички бегают, в шерсти всяких мошек собирают. На голове, на самой макушке, дятел-желна сидит и голову ему долбит. А лось дятла вроде как и не замечает вовсе: ноль внимания, фунт презрения.

Я-то сразу понял, что это за диво такое. А люди удивляются: мол, лось какой-то неадекватный. А чего удивляться, он натурально без мозгов!

Заяц-задира

«Трусишка зайка серенький под елочкой скакал». Все это выдумки для детей. Нет храбрее зверя, чем заяц-беляк. А выдержке его может позавидовать любой хищник. Хитрая лиса, заподозрив присутствие человека, заберется поглубже в нору; грозный кабан, едва услышит шаги человека, пустится наутек; злой волк, только учует запах человека, бросит свой выводок волчат и уйдет за многие километры.

И только заяц будет лежать как ни в чем не бывало на облюбованной лежке, даже если мимо него в двух шагах пройдет охотник или охотничья собака. Подожмет под себя лапки и упрячет их под брюхо. А кроме подушечек на лапах, у него других потовых желез нет. Вот и не издает заяц запаха и не боится, что его обнаружат. Но сам при этом начеку.

Как-то в августе пошел я за грибами. Взял с собой собаку, чтобы погуляла в лесу — как говорят охотники, лапу набила. Походили мы вдоволь, подсобрали грибков и решили отдохнуть. Нашел я поваленную березу, толстую и уже сухую, сел ближе к корню, достал из рюкзачка сухариков. Собачку угостил, себе из термоса чайку налил, и похрустели вдвоем от души. Тем временем зазвонил телефон, я поговорил о том о сём с домашними, а собака моя все это время вокруг меня похаживала, посиживала, сухариками похрустывала.

Завершили мы привал, собрали вещи и двинулись дальше вдоль поваленного ствола. И тут как тут из-под нашей березы, только ближе к вершине, выскакивает заяц и пускается от нас наутек со всех ног. Все то время, пока мы у березы отдыхали, он под ней лежал, наблюдал за нами и ждал, что будет дальше. Вот это выдержка!

Но не только хитер и храбр бывает заяц, но и по-настоящему опасен для охотника. Тому примером может служить одна быль.

Стояла поздняя осень. Сырая, но не морозная, холодная, но не хмурая. Солнышко нет-нет да и проглядывало в течение недлинного дня. Рано поутру вышли мы с моим товарищем на охоту по зайцу с гончей. Ничего не знаю лучше, чем охота на зайца в такие дни. На деревьях листвы уже нет, звуки гона доносятся за сотни метров, запах в лесу одурманивающий.

Походили мы уже довольно долго по еловому лесу и вышли на сухое моховое болото. Прошли вглубь него метров на сто пятьдесят, подустали и сели отдохнуть. Посмотрели вдоль болота и как-то в одно слово и говорим друг другу: вот, дескать, где зайцу-то быть пристало. И тут как раз поднялся метрах в пятидесяти от нас крупный заяц и, не особенно торопясь, запрыгал в сторону леса.

Мы, конечно, все сразу побросали, гончую на след поставили и разделились. Я за гончей побежал — на тот случай, если заяц где-нибудь в другом месте решит залечь, а Александр остался ждать на месте подъема, поскольку зайцы под гоном по кругу ходят и на первом и втором круге, как правило, возвращаются к месту своей лежки.

Заяц между тем только с виду показался не прытким. Заложил он в тот день круг аж на полтора часа. Гончая за ним моментально со слуха ушла. Я как это понял, так за ними продвигаться перестал, на край леса вернулся, место заячьего перехода по опыту предположил, там и остался сторожить зверя.

И вот проходит почти полтора часа, как вдруг в полной тишине один за другим раздаются шесть выстрелов. Все с того места на болоте, где мой товарищ остался зайца ждать. Шесть выстрелов из полуавтомата «Сайги» в охоте на зайца само по себе редкость, а тут еще без всякого предупреждающего лая, неожиданно.

Подождал я немного. Должен ведь мой товарищ сам проявиться: мол, дошел зверь, готов. Однако молчит рация. Стал его вызывать:

— Прием! Прием!

В ответ только молчание. Почуял я недоброе, закинул ружье за спину и бегом к месту заячьей побудки. Издали вижу, лежит мой товарищ без движения, ружье и шапка — в стороне. Подбежал к нему, слышу, ругается на чем свет стоит, а на лбу и части лица такая красная отметина, будто по ним доской ударили.

Стал Александр подниматься на ноги, ведет его, качает. Невооруженным глазом видно, что получил не слабое сотрясение мозга.

— Что, — спрашиваю, — произошло?

А вот что!

Сидел он больше часа на осеннем солнышке, пригрелся и... задремал. Вдруг слышит, будто где-то конь скачет. Открывает глаза, а прямо на него по тропинке несется огромный заяц, на полтора метра вверх подпрыгивает, уши еще выше подлетают. И несется что есть мочи, дороги не разбирая.

Схватил Александр ружье и со сна подряд в зайца шесть зарядов выпустил, а больше в магазине в тот раз и не было. Шесть раз выстрелил, ни разу не попал. И даже дробиной зверя не задел.

А заяц все ближе, по-прежнему прямо на него скачет.

— Подумал я, — говорит Сашка, — что надо подняться с кочки, встать во весь рост. Может, увидит меня, отвернет в сторону, а не то все пять килограммов живого веса в меня так ведь и воткнутся.

Показал он себя зайцу в полный рост, только проку от того не возникло. Врезал ему заяц по лицу — чем только, не разберешь — на полной скорости со всей своей заячьей энергией. Александр в результате почувствовал себя неважно, привалился к кочке и ненадолго отключился. А заяц так себе и ускакал.

Помог я товарищу подняться, вырубил ему корягу, чтобы опирался на нее при ходьбе, и направились мы в обратный путь к машине. На полдороге нагнала нас наша гончая. Такой дружной компанией мы и прибыли в больницу — здоровье проверить. Посмотрел на нас врач.

— Кто это его? — спрашивает.

— Заяц, — говорю. — На охоте отделал. Только никому не рассказывайте.

Не поверил эскулап. Видимо, не охотник был. Но кому-то из местной газеты проговорился, и через день по всей нашей волости люди обсуждали статью «Охотник побит зайцем».

Надо ли говорить, что таким заголовком было нанесено оскорбление всем охотникам нашего районного охотничьего общества. Многие коллективы со своими лучшими соб