Осколок, упавший с небес

Иномирное

В море, пахнущем арбузом,
Несомненно, место есть
Человекам и медузам —
Веки вечные и днесь.

Разъяренное светило
С высоты утюжит Крым —
Так неистовый Аттила
Выжигал спесивый Рим:

Пали огненные стрелы,
В толще вод открылся шлюз —
Засверкало, запестрело
Царство тайное медуз!

Голубым протуберанцем
Над водою свет взлетел —
Вижу я в синхронном танце
Миллион прозрачных тел!

Сгустки тел медузьих бледных,
Миг назад — тоска и слизь,
Вдруг армадой межпланетных
Кораблей в воде зажглись!

И, снедаемая музой,
От восторга без ума,
Иномирною медузой
На волнах парю сама!


Прочь из панциря

Налетело лихо стозевно — и всех накрыло...
Видела любимого — натекло под глазами синевы.
А я бы ему каши да бульоны варила,
Делала бы массаж ладоней и головы...
А голос внутренний: замолчи, дуреха, успокойся,
Рядом у него родная венчанная душа!
А потом, к чему пассажиру служебного «роллс-ройса»
Уют твоего далекого райского шалаша?
Руки там у тебя теплые, взгляды нежные...
Изыди со своими примочками стихотворными!
В шалаше твоем райском и комнаты смежные,
И баньку небось ты топишь по-черному.
Чем мечтать да плакать о такой-растакой юдоли,
Лучше пойди в шкафах да на балконе приберись!
Вылезай из панциря добровольной своей неволи,
Начинай другую — беспечальную жизнь!
Вот и вирус залетный от китайской тети Фаи,
Цепляющийся к нежным и ослабленным местам,
Настойчиво всему миру намекает, не стихая:
Грядут изменения по всем абсолютно фронтам!


Мои война и мир

Но что же, что же случилось с моим Пьером Безуховым?
Ведь был же он когда-то ясноглазым и темноволосым...
А теперь мы эфир, как звери в вольере, неистово нюхаем,
втягивая, втягивая запахи чутким звериным носом, —
не летит ли пряная весточка по эфирной траншее,
не пахнуло ли в воздухе зимнем незабытой любовью?..
И вот я будто обнимаю тихо-тихо его за шею...
И вот я будто прикасаюсь нежно-нежно губами к его надбровью...
Жаль, что это лишь игры не в меру пылкого разума
да провокации чересчур податливого эфира...
А ведь могли сложиться в жизни всеми своими пазлами...
Но вместо пазлов — лишь щели зияющие да дыры...


Что золотой закат навеял

Как человечество ничтожно
Своим ничтожным интересом
Держать, владеть, иметь побольше
Того, что подлежит обмену!
И я, ничтожная, туда же:
Хочу иметь — твои ладони,
Твои глаза, твое дыханье,
Твое тепло и притяженье!
И лишь одно меня прощает:
Мои сакральные богатства
Я не продам, не обменяю —
Иною мерой надо мерять...
Хоть иногда, хоть на мгновенье
Столкнувшись в броуновском вихре,
Рот в рот дыханьем оживиться
И жить запасом этим дальше!
Не прерывай, молчи, я знаю,
Что не должна (иль «мне не должно»),
Но сердце бьет в груди навылет,
И — прочь унылые резоны!


Перила

Зажав холодные перила
до пальцев лунной белизны,
тебе я что-то говорила,
перемежая явь и сны.
Стоял, безмолвный и бескрылый...
Метался в небе бледный круг.
И вод лиловые чернила
глотали приглушенный звук
и мне как будто бы шептали:
«Спускайся! Ныне, присно, днесь...»
Лишь в обжигающем металле
присутствие живое здесь
твое в тот миг я ощущала...
Земли заваливалась ось.
И пухло скорпионье жало,
что в сердце намертво впилось.


Осколок с небес

Ты же знаешь, что я несравненная.
Я осколок, упавший с небес.
Я звучащая, нежная, пенная,
Как весной оживающий лес.
Ты же знаешь, что я невозможная,
Говорю как дышу — не тая,
Безоглядная, неосторожная...
Но ведь в этом и сила моя!
Не дано мне на хитрости времени,
Не отпущено, как ни крути.
Может, к звездному дальнему племени
Раньше срока придется уйти.
И душой, и рассудком, и кожею
Ты запомни, запомни меня —
Ту, что ранена искрою Божьею
И тебе не жалела огня!


Пепел в небесах

Воскресное расслабленное утро.
Кофейный дух струится над столом.
Но прежние цвета и перламутры
Исчезли — нынче вижу за стеклом
Небес сиротских выцветшие ситцы.
Диагональю — провода тесьма...
И реют неприкаянные птицы,
Как пепел от сожженного письма...