Память Москвы

Полночь

Торжественно куранты бьют двенадцать.
На новый день настраивает бой.
Пора с Москвой вчерашней попрощаться
и повстречаться с завтрашней Москвой.

Скажу, как предки в старину, по-русски
Василию Блаженному «прости»
и двинусь по Васильевскому спуску
ловить удачу, звезды и такси...


Нос

Если потереть нос у скульптуры Никулина
на Цветном бульваре, то это принесет счастье.
Народная примета

Застыв у цирка на Цветном бульваре,
прохожим щедро подставляя нос,
Никулин дверь машины открывает,
как будто задает немой вопрос:
«Что наша жизнь — не сальто ли мортале,
парад-алле, реприза, анекдот?»
Никулин нос прохожим подставляет,
чтоб не остался с носом наш народ.


На Большой Никитской

Стою у церкви Вознесенья,
вблизи ведущих в храм ворот,
и возникает ощущенье,
что через миг, сейчас, вот-вот
дверь церкви тихо отворится
в лучах негаснущей зари
и выйдут с нежностью на лицах
и Александр, и Натали...


У фонтана «Купальщица»

Оставив за спиной Нескучный сад,
на воду устремляя цепкий взгляд,
купальщица готовится нырнуть,
проникнуть в неизведанную суть
того, что ей судьбой дано свершить,
но... не спешит желанье воплотить,
храня, как целомудренный кристалл,
грядущий миг и юный свой запал...


На Спиридоновке

За домами скрывшись, в глубине
скромно он стоит в пальто неброском...
Надо быть внимательней вдвойне,
чтоб заметить пушкинского тезку.

К Пушкину-гиганту на пути
загляни в тот скверик ненароком.
Надо очень близко подойти,
чтобы там не разминуться с Блоком.

Восхитись бескрайнею весной,
всем проговоренным и пропетым,
но не торопись, еще постой,
о России помолчи с поэтом.


Мальчики с карпами

Памяти Роберта Гизатова

К мальчишкам с карпами в саду Нескучном
иду и верю в чудо простодушно.
Каскадом льется магия фонтана...
Я становлюсь одним из них спонтанно,
там оказавшись, где не меркнет свет
и временных границ у жизни нет,
и весь накопленный житейский скарб
отдать готов, чтоб с этим светом карп
не выскользнул и не исчез из рук
и рядом был всегда мой добрый друг,
с которым за одной сидели партой.
Он здесь и тоже стал мальчишкой с карпом,
а где-то вдалеке, в родном селе,
покоится в кладбищенской земле.


На Тверском бульваре

Есенин с грустными глазами
напомнил «белых яблонь дым»
и на Тверском бульваре замер,
оставшись вечно молодым.

Идешь к нему по зову сердца,
расцветив рифмой звук шагов,
чтоб насладиться и согреться
огнем рябиновых костров.


Шолохов на Гоголевском бульваре

Гуртом на Гоголевском кони
переплывают через Дон.
Сидит, задумчивостью скован,
забросив весла, в лодке он.

Устал грести, а может, волю
отдал теченью не за страх...
Многострадальною юдолью
висит фуфайка на плечах.

Гражданская ль занозит память,
жжет ли Отечественной боль...
А кони вслед, борясь с волнами, —
за человеческой судьбой.

В глазах, как блик пожаров, жалость
ко всем, кого сожгла война.
Они за Родину сражались,
а жизнь, как Родина, одна.


Память Москвы

Царь-колокол, Красная площадь,
Манеж, Александровский сад,
Таганка и Марьина Роща,
Петровка, Волхонка, Арбат...
Музеи, концертные залы,
театры и россыпь церквей...
Столица всегда удивляла
красой несравненной своей.
В Коломенском — купол шатровый,
на Кудринской — дом как Монблан...
И краской, и нотой, и словом
Москва открывается нам.
На гранях у каждого камня
отмечен истории ход,
а с камнем рифмуется память,
а память в народе живет.


Явь

Москва мне никогда не снилась,
и эту строчку как ни правь,
но испокон веков сложилось
то, что Москва не сон, а явь.
Она и есть та первозданность,
с которой пишется портрет,
та Богом данная реальность,
реальнее которой нет.