Об авторе
Александр Игоревич Хабаров (1954–2020) родился в Севастополе. Окончил Крымский государственный университет. Работал матросом-рулевым, наладчиком ЭВМ, спасателем, корреспондентом крымских газет... Два раза отбывал наказание по статьям 190*, 191 (антисоветчина, сопротивление властям). После освобождения работал в АПН, на телевидении, в журналах. Автор семи книг стихов и прозы. Публиковался в «Литературной России», в альманахах «Истоки», «Поэзия», в журналах «Простор», «Юность», «Лепта», «Новая Россия», «Московский вестник», «Странник». Лауреат литературных премий журналов «Москва» (1996) и «Юность» (имени В.Соколова, 1997). За книгу стихов «Ноша» удостоен Всероссийской литературной премии имени Н.Заболоцкого (2000) и премии «Золотое перо Московии» (2004). В поэтическом конкурсе русско-американского журнала «Seagull» («Чайка») занял первое место.
Множество
Вас множество, и я такой же снег;
Мне не дано скорбеть и в бубны бряцать,
Когда в асфальт закатанный узбек
Не выйдет на работу в СМУ-15…
Пускай его оплачет Фатима…
Ему не стать пособником комфорта,
В котором через год сойдет с ума
мне по крови родная, в общем, морда...
Век восковой не хуже золотых,
серебряных, и каменных, и медных;
я рьяно ставил свечи для святых —
и дом поджег, чтоб не стыдиться бедных...
Все повторилось, как веселый сон;
бежит за шарабаном Коломбина;
синеет Айседора; лжет клаксон;
И мирозданье кружится, как глина,
Та, из которой сделали нас всех,
Похожих друг на друга — и врагами;
Нас множество, но мы тверды, как снег,
К кресту земли прибитый сапогами…
Веская причина
Не выгибай от счастья руки,
не говори, что ты — моя.
От этой обморочной скуки
устала ты. Устал и я.
Ведь над глухими потолками
еще, конечно, небо есть...
К чему размахивать руками?
Я не приду ни в пять, ни в шесть...
Ведь эта тихая квартира,
где подоконники в пыли,
поверь: намного меньше мира,
хотя и больше всей земли...
Приют
Сергею Голышеву,
другу и художнику
Приют земной — нора и яма;
Ноябрь под мертвой головой.
Зачем же я родился, мама,
Зачем остался я живой?
Сто раз упал, ломая ребра,
Растратил молодость на смех
И ржавый нож точил недобро
Для самой страшной из утех.
Все усмехался зло и криво,
не уповал на суд и рок
и непременно ждал разрыва
со всем, что сам не уберег.
Но даже падая с карнизов,
Шагая в заревах огня,
я принимал судьбу как вызов,
как крест, врастающий в меня.
И может быть, средь черной лени,
пройдя негожие места,
для Бога я хранил колени,
для Чаши я хранил уста...
Мир не так уж темен
Мир не так уж темен, как казалось…
Ночь не смерть; усердствует свеча;
Сединою выстрадана жалость
На висках пропойцы-палача;
Женщина моя на все готова;
Дом стоит, стихает снегопад,
И посредством истинного слова,
Как всегда, преобразился гад.
Этот мир уж очень, очень светел,
Не видать звезды или огня,
Я боюсь, что ангел не заметил
Вот такого светлого меня…
Мир не темен, тьма внутри и сбоку,
Посвети мне, я сойду во тьму,
Шаткие ступени — это к Богу,
И обледеневшие — к Нему;
Я сойду — там свет уже не нужен,
Ты свети, а я иду, иду,
Падаю, лечу, обезоружен
И подхвачен прямо на ходу…
Ты и я
Светлане
Мы познакомились в котельной,
где я служил как истопник,
и труд мой был почти бесцельный —
к такому я давно привык...
Я кланялся своим лопатам,
крепил выносливость углем
и сочинял отборным матом
стихи о будущем своем.
А ты, без жалости и страха,
вошла в мой мир углей и грез,
как комсомолка в штаб гестапо,
как дочь кулацкая в колхоз.
Ни недостатка, ни излишка
в тебе не видел я ничуть.
Твоя мальчишеская стрижка
легко склонилась мне на грудь.
Мои стихи тебя пленили,
сковали, бедную, навек.
Вот так с тобою поступили
один поэт и человек.
Перепад давления
Галине Таволжанской, Елене Антоненко
Во мне 12 тыщ иголок,
я уповал на смерть свою.
Меня сегодня спас нарколог
от жизни в призрачном раю.
Он заломал мне белы руки,
грозил войной, параличом
и плоть мою обрек на муки
стерилизованным мечом.
Потом вонзились копья востры;
весь мир поплыл, весь враг обмяк,
и босоногие медсестры
нестройно грянули «Варяг».
И вот, наркологом убитый,
лежал средь чуждых мне людей,
льняными лаврами увитый,
запойный гений и злодей.
И верил я почти что здраво,
что жизнь со смертью — два крыла,
и что не вся еще держава
со мною вместе умерла...
Имена
Завесы разошлись от крика,
К стакану тянется рука.
Прощай, Россия-Анжелика,
Мария-Родина — пока!
Под дребезжанье фортепьяно
Сдвигаем стулья для гостей;
Не унывай, Москва-Татьяна,
Узнаешь все из новостей.
Какой развод без карабина,
Какая свадьба без стрельбы?
Прощай, Марина-Украина,
Трещите, гордые чубы…
Звеним, как выбитые стекла,
Нас не слыхать издалека;
Не забывай нас, Волга-Фекла,
Поплачь, Аленушка-Ока…
Крепчает бормота-цикута
На донышках немытых чаш;
Поставь свечу, Сибирь-Анюта,
За образ уходящий наш.
Я сын Советского Союза
А мать моя — Надежда-Русь…
Прости за все, Светлана-муза,
Я обязательно вернусь.
Пускай испита жизни чаша,
Судьба бела, как черновик…
Живи, поэзия-Наташа,
Тебя не вычеркнут из книг.
Еще далёко до рассвета,
А нам — по краешку ползти…
Прощай, страна-Елизавета,
Мария-Родина, прости…
- Комментарии