Прошлая жизнь

Синяя Борода

В деревне у нас говорили, что я горда,
Независима, свободна и весела,
Пока не пришел Синяя Борода,
Сказал: «Пошли со мною». И я пошла.
Он запер меня в своем огромном дому.
Приходил иногда ночами, как муж к жене.
Он делал со мной такое, что никому
Я б не позволила в самом кошмарном сне.
А потом он себе другую найти решил,
Потому что был молод еще и вполне здоров,
И однажды ночью он меня задушил
И сбросил около дома в глубокий ров.
Нас тут много таких, мы частенько его честим:
Мол, маньяк и убийца без совести и стыда.
И сумел же вкруг пальца дурочек обвести.
Вот если б опять, так мы бы с ним никогда!
Ятоже в этом клянусь на чужой крови,
Которая с грязью смешалась в проклятом рву.
Но если придет и скажет он: «Оживи», —
Клянусь, что в ту же минуту я оживу.

* * *
Стихотворение живет
В цепи мучительных беззвучий,
Освободиться ищет случай,
Никем не узнанное, рвет
Пространство, тянется тревожно,
Еще не воплотившись в речь.
И нужно только осторожно
Его из воздуха извлечь.


* * *
Жил человек без походки, лица и почерка.
Без своих поражений, бед своих и побед.
Он в начале анкеты каждой ставил три прочерка,
Да он и не заполнял никаких анкет.

У него не было номера телефона, не было дома,
Не было прошлого, города и страны,
Не было родителей, друзей и знакомых,
Первой жены и уж точно — второй жены.

И этот человек, безликий, безымянный, бездомный,
Которого я придумала, как друзей сочиняют дети,
Он меня любил такой любовью огромной,
Какой не было и не будет никогда на свете.


* * *
В детстве мне сутулиться
Мама запрещала,
И Тверская улица
Вся по швам трещала.

Если неуверенно
Я по ней гуляла,
Если вдруг, как велено,
Плечи расправляла,

Все валилось, рушилось,
На куски ломалось
Там, где неуклюже я
Просто распрямлялась.

И чужие стены я
Походя разбила.
Места мне, наверное,
Слишком мало было.


* * *
За границей ветров и погодных прогнозов,
Смены света и тьмы,
За пределами стойких январских морозов,
За границей зимы,
Надо льдами, снегами и холодами.
Только над и вовне
Яживу, в мире строчек и слов, и словами
Затыкаю щели в окне.


* * *
Мешают летать, черт возьми, мешают,
Мешают мчаться к воротам рая.
А нам летать и не разрешают.
Нас вообще на ключ запирают.

Вы, говорят, психи, сидите тихо,
Вспоминайте товарищей увезенных.
Потому что на всех летающих психов
Не напасешься гробов казенных.


* * *
Пока на этом свете
Другими возмущаются,
Не надо о поэте,
Поэту все прощается.

Что прочим запрещается,
Поэтам, к их стыду,
Всегда легко прощается.
Но им гореть в аду.


* * *
Из меня вырываются сотни кошмарных зверушек
И рыдают, и просятся вон, в окружающий мир.
Это значит — я выросла, кончилось время игрушек,
Пионерии, школы, дворов, коммунальных квартир.
Это значит, закончилась прошлая жизнь понарошку,
Та, где мама и папа, с которыми все нипочем.
Да, я взрослая: чищу на собственной кухне картошку,
Двери в собственный дом открываю своим же ключом.
И чудовища эти, которых не сыщешь капризней,
Бьются, мечутся, просят чего-то, исходят слюной.
Как я выросла поздно из детской игрушечной жизни!
И чудовища странные выросли вместе со мной.
Их незрячи глаза, а их зубы огромны и остры.
Слишком тесно во мне. Слишком громко рычат и ревут.
Выпускаю наружу безумных некормленых монстров.
Если рядом стоишь, не взыщи — и тебя разорвут.