Просветлеет вода сентября

Старинные люди

Когда просветлеет вода сентября
В реке обмелевшей и день поубудет,
Стихаем, смолкаем, уходим в себя,
Прижавшись друг к другу, старинные люди.

За ужином лампа, сгорая, мигнет,
Другой не найдется, и свечку затеплим.
Где в запахах царствовал в мисочках мед,
Повеет в жилище и тленом, и пеплом.

За дачным леском в жестяную дуду
Нас поезд окликнет, промчит, не услышан,
И птицы хохлатые в стылом саду
Помянут нас пьяною ягодой вишен.

Рядить уже поздно: «Ах, как? Да кабы...»
Ты светом лучилась, и я был не промах.
Обнявшись, в игольное ушко судьбы
Уходим меж туч в ледовитых проломах.

Спешим. Знать, еще до себя не дошли.
Уходим молчком, будто не с кем проститься.
Идут по пятам то снега, то дожди,
То грозы вдогонку грохочут копытцем.

Не сможем ни совесть, ни пса усыпить,
Кота на соседкину милость оставим.
Колодезный ворот сорвется с цепи,
И окна захлопают веками ставень.

Вот-вот догорят георгины огнем
Прощальным и просятся: лучше сорвите...
Позволь, мы с собой их в дорогу возьмем,
Господь, попустивший благое соитье.

И сторож садовый, свою конуру
Оставив, еще у ворот станет клянчить:
— Эй, сладкая парочка, где вы? Ау!..
Налейте страдальцу стаканчик!


* * *
Чай светился на донышке дня,
Терпкий вкус валерьяны и мяты.
Ты просил: «Отпустите меня!
Мне пора, и шлагбаумы сняты».

«Божьей помощи» на вираже
Звук затих в поднебесье. Пускай те,
Двое в белом, заходят уже...
Не держите и не окликайте,

Мне пора! Ни сумы, ни зимы
Не бывает в краю том, на карте
Не найдете, но свидимся мы...
Не вините и не попрекайте

Ни куском, ни цветущим кустом
Чайной розы у скорбной оградки.
Отпустите меня! И потом —
Ну зачем эта скорбь? Я в порядке.


Скоморох

1
Он был моим предтечей — значит, другом.
На дудочке играя Ярославне,
Кичился статью, выходил из круга
Играющих как первый, самый главный...

Скудеет поле памяти, пути ли
Сплелись в клубок? Поправ времен коросту,
Посланник мой, который век в Путивле
Почтовый голубь кружит над погостом.

Оплошности довольно пустяковой,
Чтоб сбиться с ритма, потеряться в счете.
На дудочке играя тростниковой,
Не надувайте так вальяжно щеки.


2
Не дай вам Бог, храни вас от греха
Обидеть чем-то в небо звук летящий.
Здесь дать, как говорится, петуха
Ровно сыграть (как злыдни шутят) в ящик.

Хоть непригляден времени разор,
Я пригляжусь: вот дождь осенний вяжет
Просторы, и меж тучами зазор
Зияет бездной. И вопрос не важен:

«Играет кто? Откуда свет и звук?»
Как мотыльки летим, тесня друг друга.
Возьмет ли снова дудочка в свой круг
Всех тех, кто вышел за пределы круга?


* * *
Хлеб с вареньем, молоко,
Завтрак на веранде.
Далеко вы, далеко,
Белые герани.

Утихала в сердце боль,
Хоть гостил недолго.
Чистотел и зверобой —
На гвоздях и полках.

Пахла в доме тишина
Мытыми полами.
Жили в доме у окна
Белые герани.

В знобкой утренней тиши
Над собой негромко
Слышал крик ее души,
Плач ли вороненка?

Околдован жарких рук
Приворотным зельем,
Я опомнился не вдруг,
Знать, не впрок веселье.

Выстрел грусти, не порань
Память — птичью стайку.
Помню белую герань,
Жаль — забыл хозяйку.


* * *
Запою. Обернутся прохожие,
Улыбнется ребенок светло,
Баба ведрами звякнет порожними,
Мол, веселие наше прошло.

Я не пьяный, рассудком не тронулся.
Догорая, лучина моя
Светит ярче, лишь душенька-скромница
Горечь выплеснула за края.

Жизнь проходит,
И было в ней поровну
Огнекрылых и пасмурных дней.
Закатилось на зимнюю сторону
Нынче солнце удачи моей.

Улыбайся, душа, хоть и вся
Жизнь отплясана — в дым каблуки!
Потому и пою, когда хочется,
А не с хором по взмаху руки.

День погаснет, и песня закончится,
Ухожу за поселок, во тьму.
Ближе к небу — острей одиночество,
И не страшно, когда одному...


Монастырское

Я прошу тепла один лучик хоть.
Льдом кипит река — ледоход,
Будто белое кверху всходит дно.
Хо-ло-дно.

Отражается лед в твоих глазах,
Где с тобой молчим — вербная лоза,
Там и дерево у воды одно...
Хо-ло-дно.

За рекой погост, за погостом храм,
И пасхальный звон будто послан нам,
И теплом дарит, а не холодом
Ко-ло-кол.

Монастырских стен за рекой черта.
Жизнь не кончилась, только на-ча-та!
По воде пойду словно посуху
С по-со-хом.


* * *
Прости нам, Господи, гордыню,
Зазнайство замыслов лукавых.
Сгорело все.
И в сальном дыме
За свалкою жиреют травы.

Ужель мы зря родились-были,
Прокуковали век в подвале?
Не птицы здесь, а нетопыри,
Не Божии, а просто твари.

Репейника кошачьи лапы
Цепляют за ноги прохожих,
Здесь адскою паяльной лампой
Котел ржавеет паровозный.

В машине, где огнем и сталью
Жизнь проверялась на пределе,
Маховики махать устали,
Колосники перегорели.

Не знаем, злиться или плакать.
Коль жизнь прошла, то все едино!
И вот, в душе срывая клапан,
Свистит тоска непобедимо.


* * *
Мне с моею душенькой непросто,
Нам в огонь, а из-за спичек спорим.
Называет кров наш будкой душной,
То в слезах, то с птицами к погосту...
Не к лицу ей лакомиться горем,
Представляться бедною простушкой.

Наша жизнь любой другой не хуже!
Вот крыльцо доской подправлю новой,
Солнечный придет к нам в гости зайчик.
То над грядкой, то по саду кружит
Белой головы моей садовой
День-деньской в заботах одуванчик.

Самой что ни есть суровой нитью
Я к земле пришит в заботах грешных
О куске и крове. И как милость
Принимаю право по наитью
Жить.
Душа совсем от рук отбилась
Крылышками,
улетев в скворечник.


Преображение

Свет просеян сквозь стекла цветные
Вечереющей жизни, и в доме,
Если зорче вглядеться, витают
Тени наши. Мы станем иными:
Легкость тела, летучая доля...
Отлетим — как душа отлетает.
Истлевать оставляем пожитки,
Пусть листвой опадут, отмирая,
А для птиц клин неубранный хлеба.
Мы прошли, улыбаясь, по жизни,
Я да ты — удалые, до края
Тверди, дальше бездонное небо.
И когда нас в ладье укачает,
А потом — навсегда — в сновиденья
Летний вечер. Сквозь стекла цветные
Еле теплится свет. Мы за чаем.
Шмель жужжит над стеклянкой с вареньем,
И рукой не взмахнуть. Мы — иные.


Первый снег

Был черен сад, и палисадник пуст,
И ожиданье радостей напрасным,
Но первый снег, узнав, что чуда ждут,
Заставил цвесть черемуховый куст.
Преображать и делать мир прекрасным —
С таким талантом долго не живут.

Белы у птиц бока и городье
Построек. Сам удостоверю чудо
По белому печатками сапог.
К утру растает, это все пройдет,
Как время в никуда из ниоткуда
Проходит. Вот и я признать не смог,

Что все вокруг, по сути, миражи,
И радовался радостью щенячьей,
И не хотел себя перебороть,
Седой ребенок. Пальчик покажи —
Я хохотал, я эту радость нянчил.

Ну вот и к нам стал милостив Господь.