Розы в капюшоне

РАССКАЗЫ СЛУШАТЕЛЕЙ ВЫСШИХ ЛИТЕРАТУРНЫХ КУРСОВ

Розы в капюшоне

...Осторожный апрель прошептал: «Се ля ви», —
обнаженным светилом закутался в лужи.
сколько пива ни грей, сколько звезд ни лови,
где б тебя ни носило — ты очень мне нужен...
Из песни Татьяны Ржанниковой
«Треугольник круга»

Забавно, конечно, но началось все из-за веточки. Небольшая березовая веточка с «сережками» прилипла к моей подошве. Был апрель, утро, и я шла по Большой Бронной в институт. Темно-оранжевый, как хурма, солнечный свет лежал на улицах. По дороге незнакомец в красной куртке попросил прикурить, тут же решила выведать:

— Как вы узнали, что я курю?

Сказал, что у меня пепел в волосах. Подумала, что это неправда. Дала зажигалку и еще шутливо спросила:

— Как вы думаете, а если у человека, к примеру, в волосах каша, это значит, он повар?

— Не вижу логики!

— Я тоже не вижу.

Человек бросил мне под ноги недокуренную сигарету и ушел. Я постояла пару секунд, подумала о чем-то, заметила на доме отпечаток круглой самонаборной печати: «Я права». И с предчувствием хорошего дня пошла дальше. Меня окружил запах жженых листьев, почему-то всегда напоминающих детство. Оказывается, непотушенная сигарета человека в красной куртке упала мне под ноги, и березовая веточка воспламенилась. Я этого еще не знала (будь я повнимательней, это была бы, вероятно, уже не я), прошла по проходной, зашла в институт во время звонка и села за парту. Началась лекция, а из-под парты тек тонкий дым, ногам было жарко. Преподаватель возмутился по поводу духоты и раскрыл окна. На подоконник села гулька. Почему-то клевала облупившуюся белую краску с рамы. Студент в больших солнечных очках пил кока-колу. Лиза слушала плеер и писала дневник. Шепнула ей на ухо:

— Что-то случилось. Сколько ни звоню — Гарик вне зоны доступа! Обиделся, может?..

А она мне:

— Фу, пахнет чем-то. горим, что ли?!

— Да это с улицы, листья, наверное, жгут!

— В апреле?

Все вокруг засуетились, начали переговариваться. Я увидела дым, увидела свой горящий ботинок и, встав из-за парты, испуганно вскрикнула.

Пыталась в спешке выпрыгнуть из ботинка, студент в больших солнечных очках подошел и, вылив мне на ноги кока-колу, сказал:

— Осторожнее с газовой горелкой!

Подумала, что все сегодня говорят какую-то бессмыслицу. Короче, из этой истории я вышла босиком.

Потом пошел дождь, и это оказалось весьма кстати, так как вместо своего погорельца-ботинка институт мне любезно предоставил резиновые сапоги сорок третьего размера из хозчасти, причем безвозмездно.

Беспрерывно набирала номер Гарика, но все время слышала одно и то же: «Абонент временно недоступен, перезвоните позже».

— Смотри, небо какое! — Лиза тряхнула меня за плечо. — Что у вас там случилось?

— Он встал в шесть утра, вскипятил чайник, полил из него зачем-то цветы...

В этот момент Лиза вздрогнула:

— Ай-я-яй!

Я продолжала:

— Выкурил сигарету, затушил ее в мою вчерашнюю недоеденную яичницу...

Лиза недоумевала:

— Э-э-это-то зачем?

— Слушай дальше. я стояла в ночной рубашке до пят и все время спрашивала: «Что происходит? что происходит?» Он оделся, сказал, зевая: «Не потеряй боты!» — и ушел, оставив на тумбочке «Чупа-чупс».

— Так и сказал про боты?!

— Ага. Понимаешь, последнее время, с начала апреля, что-то случалось со всеми вещами, что он дарил мне. Цепочку с кулоном у меня содрали в метро, на платье пролила кофе, браслет из циркония вообще не знаю где посеяла. Теперь еще эти ботинки...

— Так это ж ерунда.

— Ерунда. И что же?

Дождь усилился.

Лиза осторожно предположила:

— Может, он встретил кого-то, какую-то... в смысле...

— Да нет, Лиза, все хорошо! Понимаешь, все было хорошо, только с утра это что-то неадекватное.

— Тогда он просто встал не с той ноги. Не парься! Пошли есть!

Когда стояли в столовке в очереди, вдруг подумала: «А что, если весь мир был бы одного цвета. Ну, к примеру, лилового. Если бы все: эти длиннющие очереди и заботливая тетя Тоня, раскладывающая по тарелкам горячее варево... первое, второе, третье, даже деликатесное четвертое — самодельные булочки с кунжутом; треснутые подносы, коричневые и белые, белые крепче, но нет, все лиловое. Если бы все: от воли до неволи, мир стал бы почти что цветом поросят...» — и вот те на, мои мысли прервались: сегодня свинина на второе... У меня закружилась голова.

Я решила уйти с занятий. Шлепала по лужам в резиновых сапогах по той же самой большой Бронной, но в обратную сторону. Женщина в синей куртке стрельнула у меня сигарету, я зачем-то сказала: «На здоровье!» Спускалась в переход и заметила на полу толстую иголку размером с шило, в которую была вдета белая нитка. Показалось странным, что, может, кто-то зашивал что-то в переходе. В дверях врезалась в цветы. Мужчина за сорок нес большой букет нежных роз цвета тумана. И я вот в эту тучу зарылась лицом. Мужчина извинился и быстро ушел. Пара лепестков осталась в моем капюшоне. Протиснулась сквозь толпу людей и прошла через турникет, как по светофору — на зеленый. Ступила на эскалатор и поехала вниз. Гарик ехал вверх на соседнем эскалаторе. Я обрадовалась этой встрече в подземелье. А он увидел меня и тут же закрыл глаза и долго-долго — пока мы проезжали мимо друг друга — их не открывал. Что-то мучительное и усталое было в этом движении.

Мне стало грустно. Грусть моя закралась не только в сердце, в душу, но и застряла в плечах; она текла по позвоночнику, по ребрам, добралась до самых пят и там, быть может, легла осадком. Это карантин. Я поняла, что, кажется, кому-то надоела моя яичница. И будто весь апрель был сшит белыми нитками тем шилом в переходе.

Парень, стоящий за спиной, постучал мне по плечу горлышком от бутылки и сказал:

— Девушка, у вас розы в капюшоне!

Хмельной запах отрезвил меня. Я улыбнулась, а сама подумала: быть может, я все-таки ошибаюсь, ведь я же могу и ошибаться... Может, бывает такое время, когда сам воздух пропитан нелогичностью?.. И к тому же все мы смотрим на мир по-разному... Подарю ему резиновые сапоги, когда вернется. Все равно они мужские. И курицу по-французски приготовлю, непременно.

Парень дунул в мой капюшон, и лепестки разлетелись по подземке:

— Девушка, don’t worry! Пива хотите?