Семилайка

РАССКАЗЫ СЛУШАТЕЛЕЙ ВЫСШИХ ЛИТЕРАТУРНЫХ КУРСОВ

Семилайка

Машина мчалась прямо на него. «Не трамвай — объедет», — жалко пошутил про себя Егор и все же инстинктивно метнулся вперед, потом — назад. Белый «мерс» со змеиной грацией вильнул и пронесся мимо. Спина Егора покрылась холодной испариной. Площадь была совершенно пуста. Егор пересек ее и только сейчас заметил, что сумеречное небо с черными трубами ТЭЦ на горизонте объято мягким зеленоватым сиянием.

Редакция молодежного журнала «Ровесник» располагалась в нескольких комнатках на первом этаже обветшалого старинного здания. Поэт Егор Кетов привычно толкнул дверь ногой и снова испуганно дернулся: рядом с виском пролетело ведро, и раздался сердитый гортанный крик. Что-то вроде «шурулла-бурулла!..». В здании шел ремонт. Пожилой рабочий-таджик быстро водил кистью по влажной, только что оштукатуренной стене, по тому самому месту, где еще на прошлой неделе была дверь, а за ней в клубах дыма сидел, покачиваясь на колченогом стуле, Влад Никитин, завотделом поэзии и бывший однокурсник Егора по филфаку.

— А где... — начал Егор.

Таджик махнул кистью в пространство и снова забормотал невнятное: «шурулла, фурулла, курулла...» Переступая через ведра с раствором, тазы с известкой, Егор отправился на поиски. Поднялся на второй этаж. В длинном белом коридоре без дверей усыпляюще пахло краской. Егор испугался, что сейчас заснет на ходу.

— Егорыч, я здесь!

Кетов оглянулся. Позади него зияла широко распахнутая дверь. «Как же я ее не заметил?» — удивился Егор. В «вольтеровском» кресле у пустого и от этого казавшегося безбрежным письменного стола сидел Влад. За его спиной в оконном проеме зеленовато светилось вечернее небо. Окно было забрано очень красивой и, должно быть, дорогой решеткой. Один из прутьев в правом верхнем углу обвивала маленькая кисть винограда с изящным, мастерски выкованным листочком. Егор вошел и изумленно огляделся.

— Ну как, старик? Нравится? Это все наш меценат, сам Шурулла Ульмасов... Слышал?

Про олигарха Ульмасова Егор, конечно, слышал, но ответить другу не смог. Он с ужасом смотрел на Влада. Вместо жеваного серого свитера, знакомого Егору еще с университетских времен, на Владе были ослепительно- белая рубашка, апельсинно-оранжевый пиджак и широкий блестящий галстук золотого цвета. Вместо обычной рыжеватой щетины — платиново-русая бородка, аккуратно подбритая с двух боков. За неделю успел отрастить?

— Ничего не поделаешь, дресс-код, — улыбнулся Влад. — Зато — видишь? Стоит того... — обвел рукой пространство и крикнул куда-то в пустоту: — Леночка, мне кофе, а автору — чай! Зеленый...

«Ну вы, блин, даете!» — хотел сказать Егор, но из горла вырвался только сип, который Влад принял за вопрос.

— Опубликовали твою подборку, вон возьми, только что «сигнал» привезли. — Влад махнул рукой за спину Егора.

В глубине необъятного кабинета Егор увидел ранее не замеченные, уходящие к потолку стеллажи. Рядом стояла стремянка, похожая на винтовую лестницу.

— Давай, старик, давай... — Влад вальяжно махал рукой в сторону стремянки. На его безымянном пальце посверкивал перстень. В высунувшейся из-под оранжевого рукава крахмальной манжете многокаратно переливалась бриллиантовая запонка.

«Дресс-код? Шурулла подарил?» — Егор полез на стремянку. Она вибрировала под ним, крутилась, пританцовывала, закручивалась спиралью. Залез и ошалело крикнул из-под потолка:

— Эт-то что такое?!

На стеллажах плотно стояли номера «Ровесника» с 1962 по 2012 год, за все время существования журнала. На всех корешках буква «С» была аккуратно перечеркнута красным и сверху красным же выведено «З». Получалось — «Ровезник».

— А это — условие хозяина. Он вообще-то хотел, чтобы было «Равезник», через «а», но букву «о» главному удалось отстоять! — сообщил снизу Влад.

— Да какая, хрен, разница?! — заорал Егор. — Я свои стихи ни в «Равезник», ни в «Ровезник»... Ты не имел права... — а в голове ехидно вертелось: «ровезник, говезник, помпезник... шурулла, фурулла, мурулла...»

— Да как ты смеешь?! — вознегодовал Влад. — Если хочешь знать, Шурулла Фархуллаевич вкладывает в это слово эзотерический смысл, до которого нам с тобой как до звезды... — Влад молитвенно сложил руки на груди и поклонился висящему над столом портрету.

— Да пошли вы со своим Шуруллой!.. «Равезники» хреновы! — Егор резко повернулся к портрету, стремянка угрожающе закачалась, выскользнула из-под Егора и стала быстро складываться. С портрета на стене мелькнуло широкоскулое, бородатое лицо в зеленой чалме.

«Семилай-айка!..» — запел внутри Егора завывающий, как у муэдзина, фальцет. «Семилайка чертова!» — выругался Егор, и тут же в голове мелькнуло: «Откуда они знают про семилайку?» Так называл стремянку пятилетний Андрейка, младший братик Егора. Они с мамой долго не могли понять, о чем это он... Егор успел оседлать ввинчивающуюся в пол стремянку и, не почувствовав удара, распластался вместе с ней на полу.

«Как хорошо... спать... тепло... у них, наверно, полы с подогревом... спать, спать... неудобно... вдруг Шурулла зайдет... надо было кофе попросить... меня же сегодня Лилька ждет...» Егор с усилием разлеплял глаза. Сначала он увидел мягкое зеленоватое мерцание, потом — добрые и испуганные глаза Влада.

— Извини, старик, я не хотел... — начал Егор и осекся.

Перед ним действительно сидел старик. То есть это, несомненно, был Влад, но постаревший лет на двадцать. Седой как лунь! Белая борода! Его оранжевый пиджак теперь, по-видимому, скрывался под халатом салатного цвета. Точно такой же светло-зеленой простыней до самого подбородка был укрыт Егор. «В больнице я, что ли? Надо ж было так навернуться!..» Нет, он не в больнице — прямо перед глазами, за седой головой Влада белело окно со знакомой решеткой, украшенной гроздью винограда. На подоконнике лежал пакет с апельсинами. Утро! Он провалялся в редакции всю ночь! Но что случилось с Владом? Напился с горя и за одну ночь поседел?

— Что с тобой, дружище? Неужели Шурулла выгнал тебя за эту несчастную стремянку?!

— Разве ты знаешь про Ш-шур-р-ру... — Влад так испугался, что начал заикаться, а правый угол его рта нервически задергался. — Нет, не выгнал... пока... — Влад беспомощно оглянулся. — Он здесь... Шурулла Фархуллаевич!

Егор поглядел за плечо Влада и увидел Шуруллу. Он был точно таким же, как на портрете, только без бороды и чалмы. На полшага за ним стояли два парня, тоже восточного вида, наверно телохранители. Все трое были в халатах салатного цвета. Должно быть, из-за облаков вышло солнце, потому что внезапно, отразившись от чего-то металлического, ударил в глаза солнечный луч. Егор скосил глаза и увидел рядом с собой сложную установку со стеклянными трубками и никелированными шариками. Спросил шепотом:

— Так я в больнице?

— Конечно, Егорыч... Я так рад, что ты вернулся! Ты ведь теперь самый известный поэт, мы... все твои стихи в «Ровеснике»... и даже черновики... мои воспоминания на тридцать языков перевели, со всего мира пишут, это вот тебе от поклонниц, — указал на апельсины, — но я рад, правда рад...

«Сколько же я здесь провалялся?» — подумал Егор и вдруг вспомнил:

— А как же Лилька? У меня с ней свидание... в тот чертов вечер...

Влад смущенно отвел глаза:

— Она... она уехала... За границу...

«Бросила меня, стер-рвь! — понял Егор. — Ну и шут с ней, раз теперь поклонницы...» — и, коря себя за то, что сначала подумал о Лильке, спросил:

— А мама где? Андрюха?..

Влад испуганно оглянулся на Шуруллу.

— Позже! — изрек тот низким голосом.

— Да, позже... — одними губами, почти беззвучно повторил Влад. Глаза его старчески заслезились.

«Позже придут, — понял Егор, — значит, со мной ничего серьезного...»

— Неужели я так сильно навернулся с вашей семилай... стремянки?

Влад снова оглянулся на Шуруллу. Тот важно наклонил голову.

— Не было никакой стремянки, Егорушка. Тебя сбила машина на площади, когда ты шел к нам в редакцию. До сих пор не могу себе простить, хотя... случайность, конечно...

— Я был в коме?!

— Кома, перешедшая в летаргический сон. Редчайший случай — двадцать три года! — пророкотал Шурулла и с достоинством поклонился: — Я ваш лечащий врач. Заведующий нейрофизиологическим отделением доктор медицинских наук Шурулла Фархуллаевич Ульмасов!