Среди взорванных буден

* * *
Еще не наступило утро,
Но в ночь прокралась синева,
Но чуть заметным перламутром
Уже подернулась листва.

Еще в сыром лесу жиреет,
Не убавляясь, темнота,
Но в ней все явственнее зреет
Стволов сосновых череда.

Еще ни шороха, ни вздрога
У темной лесополосы,
Но у Саянского отрога
Тумана выросли усы.

Вот на востоке посветлело,
Тьмы отодвинулся оплот.
Заря, как яблоня, созрела
И алый выкатила плод.

* * *
И вкривь, и вкось стоят заборы
На чахлой родине моей.
Молчат тележные рессоры,
Торчат седины ковылей.

Не вижу золотого хлеба,
Что убирали в сентябре...
Лишь конопля растет до неба
В пустом, заброшенном дворе.

Гнездо

После третьей войны мировой
Все исчезло на грешной земле.
Будто язвой смело моровой
Всех, кто в городе жил и в селе.

Сколько минуло лет? Может, сто
После третьей войны мировой.
...И кружилось на небе гнездо,
Может, в нем кто остался живой?

* * *
И я тебя в тот день простил...
Шел снег в знакомом перелеске.
Как будто с неба занавески
Творец небесный опустил.

А на тропе шуршал настил
Из хвои, листьев, мелких веток.
Шел снег и выйти нам из клеток
Своих обид — не допустил.

Он занавесил лес и дол,
Ослепших наших душ окошки,
И ангел ледяные крошки,
Как звезды, собирал в подол.

Снег или дым густел в крови,
Качались неба занавески.
Мы шли к любви сквозь перелески
И не заметили любви...

Озябший ворон даль крестил,
Снег шел и шел среди разлуки,
От снега цепенели руки,
Но я тебя в тот день простил.

Петровский пост

Памяти Марии Распутиной

Петровский пост. Наладилась погода.
Но в полночь душу студит высота.
Уже три года смотрит с небосвода
Высокая Марусина звезда.

Ей там не тесно. Космос беспределен,
Хотя к земным припаян берегам.
Прислушайся — услышишь, в самом деле
Поют светила и звучит орган.

Там нет безумства, подлости, наживы.
Там ангелов струится череда.
Не плачь, земля! У Господа все живы.
Она жива — Марусина звезда.

Вглядись в нее, она с земли заметна,
В ней свет неувядаемой души.
Там рядом Моцарт, Бах глядит приветно,
Несут водицу звездные ковши.

Звезда всегда на небе остается,
Она вершит свой праведный полет.
И монастырь, что Сретенским зовется,
Ей песнопенья и молитвы шлет.

Тьма

Тьма кромешная настала,
Небесам зашила рот.
Будто бы не рассветало
И вовек не рассветет.

Тьма все глуше, все кромешней,
Стала каменною мгла,
Да такою, что скворечник
Оторвался от ствола.

Тьмы глубокая траншея
Утопила свет берез,
Будто камни им на шею
Кто-то каменный принес.

Ой, темно, темно в Отчизне,
Не объять ее длину,
Будто тьма всей нашей жизни
Занавесила страну.

Скакун

Мчал скакун по тернистой дороге.
Звезды неба из скал высекал.
Синей тьмой покрывались отроги,
И в долину закат протекал.

Мчал скакун сумасшедший, как ветер,
В его взоре клубилась тоска.
Звал скакун из далеких столетий,
Из небесных полей — седока.

Но молчали селенья в долине,
В небесах леденела луна...
И сошлись на последней вершине
Свет заката и путь скакуна.

* * *
Сбита планка небес. Сбита планка
Не сравнимой ни с чем высоты.
Оттого мир похож на подранка:
Он — такой же несчастный, как ты.

В бездну сброшены ориентиры
Верных мыслей и важных забот.
Правят бал нынче антикумиры
Под знаменами мнимых свобод.

Публицистика? Да! Публициста
Освистали толпою большой,
И внутри антирусского свиста
Ты один со своею душой.

Но не стой среди взорванных буден,
Среди мрака и жизни пустой.
Ведь еще остаются — Распутин
И Белов со своей высотой.