В междуречьи судеб

* * *

Архипелаг моей души
Почти никем не посещаем.
Пустой вельбот волна качает
В географической глуши.

Лишь облака да миражи
На горизонте замечаю.
Накат прибоя, крики чаек…
Гляжу, внимаю — значит, жив.

На верхний мостик маяка
Выводит лестница крутая.
Владеет тенью ночь пока,

Но дымку день с воды сметает.
И кто плывет с материка,
По парусам я угадаю.

* * *
Кто нам мешает, кроме нас самих?
Заботы? Обязательства? Законы?
Ведь мы, еще не будучи знакомы,
Судьбу уже делили на двоих…

Да, в недомолвках есть особый штрих,
И он опасней самых острых кромок —
В чужом чертоге хорошо, как дома,
А в собственном — скрип половицы лих.

Но град неудержимых горьких слез
И водопады раздраженной брани
Не отвечают на прямой вопрос:

Что делать, если нас друг к другу тянет?
Необъясним июньский парадокс:
Ни капли дождевой, а луг не вянет!

* * *
Жизнь можно начать с середины,
А можно продолжить с конца.
В грозу в запыленной витрине
Гравюрой виденье дворца,
Который еще не построен,
Еще на бумагу не лег,
Но в синьках небесного кроя
Не стерся, не смыт, не поблек.

Жизнь можно начать с середины,
А можно продолжить с конца.
Уходит к дворцу бригантина,
Поставлены все паруса.
Зарницы вдали — не пожары,
А отблески давних надежд.
Под килем — скольжение шара,
Над клотиком — звездный кортеж.

Не всех я узнаю при встрече,
Когда завершится поход.
Забуду, кто был недалече,
Припомню, кто был далеко.
Налажу свисток из лещины,
Оглажу, любя, деревца.
Жизнь можно начать с середины,
А можно продолжить с конца.

* * *
Нечаянною радостью сбылось
Пророчество, оставленное в силе.
Занявшийся огонь не загасили,
И пламя до пожара разрослось.

С лозы мускатной ягодную гроздь
Сухие губы, как вино, вкусили…
Пусть дни разлуки удлинились в мили,
А море грез грозою пролилось.

Давно не лето. Глупо ждать весны
В однообразии забот и хлопот,
Ведь в сердце сон о чудесах лесных,

В нем всадник вдруг пустил коня галопом,
А ветер северный до ровной белизны
Замел поземкой след копыт на тропах.

* * *
Зима без снега. Прежде парадокс,
А нынче факт привычных аномалий.
Пустое небо в облачном овале.
С утра дождит. А к вечеру мороз.

То юго-западный задует. То норд-ост.
Один зальет, другой стволы завалит.
Ял не причалил. Катер не отвалит.
И скупо море на янтарный брос.

Лишь две строфы в листке на стойке бара.
Судьба гвоздем, как барный табурет.
Да, ты — сокровище, но тот еще подарок.

Желанный сон и несусветный бред.
Уму и сердцу приговор и кара.
Какой же я теперь анахорет?

* * *
Ведь я перед тобой душевно наг.
А плотью — нож, не покидавший ножен.
Парадоксально, что в одном и том же
Твое ненастье и моя вина.

Уже не мера звезд величина,
И ширь равнин, и кряжесть гор подножий.
Как оказалось, озариться может
Небесным светом мрак морского дна.

Наивно ищешь правду в простоте,
Ведомый логикой — бесстыжей сводней.
Исповедимы поиски путей.

Непознаваемы пути Господни.
Что ж, обретение тебя под стать беде.
Но это счастье. И оно сегодня.

* * *
Кто знал, что осени аккорд
В душе забытое разбудит
И сердце междуречьем судеб
Найдет в грядущее проход…

Кто знал, что будет так легко
На деле убедиться в чуде
И пребывать в единой сути
Невдалеке и далеко…

Для черт твоих мазок и штрих
Природа тонко подыскала.
Необозримо свет велик...

А радость обретаешь в малом.
Былого самый яркий блик —
Лишь отражение начала.

* * *
Отпущено по жизни «от» и «до»
Кому-то с верой, а кому-то без.
Грех каяться, твердя: «Попутал бес», —
Коль загодя к предательству готов.

Нет, очевидно, время не поток —
Оно почти непроходимый лес,
Где у секунды в полросинки вес,
Где строй стволов из прожитых годов.

Где лабиринт извилистых проток
Несет признаний сладковатый яд
В немую бездну жизненных пустот.

Свободы рабство. Мера бытия.
Паромов курсы и развод мостов.
И не случайна сущность «ты и я».

* * *
Надежных слов, похоже, нет
Обезопасить нашу близость.
В рельеф дорического фриза
Вписалось бывшее во сне.

Секунды — стуком кастаньет.
Минуты — осыпью с карниза.
Веков сферические линзы
В оправе месяцев и лет.

Не правит ветер кораблем.
Сам по себе не пашет лемех.
Мы — одинокие со всеми.

Еще наткнется наше время
На то, в котором мы живем,
Коль нам случилось быть вдвоем.

* * *
Невесомо парит паутинка,
От земли уловив дуновенье.
В поле стебли у каждой былинки
Тонкой сканью по облачной тени.

Воздух плавится в солнечном свете,
Наполняя истомой и ленью.
Задержалась душа в бабьем лете,
Опьянев от желаний весенних.

И неведомы взгляду приметы
Увядания сонного сада.
Сердце тянет с надеждой к рассвету,
Прочь из ночи с коварной прохладой.

* * *
Беспокойной вибрацией строчек
Кружева заколдованных дум.
Встретить счастье в ушедшем году
Мне и в шутку никто не пророчил.

Как подснежника нежный росточек
С пригревающим солнцем в ладу,
Так с душой согласуется ум,
Изменяя мой голос и почерк.

Сберегая признания миг,
В арабески чернильного следа
Превращается чувств черновик.

Набредешь среди знойного лета
В незнакомом лесу на родник
И воскликнешь: не чудо ли это?

* * *
Твой взор — уже надежда на спасение,
Когда готов обрушиться весь мир.
Ты стала антитезой злого гения,
Парящего над близкими людьми.

Спаситель наградил тебя терпением
Познать, как свет ничтожен и велик,
И пережить исход в мирском успении,
Крылом коснувшись ветхости земли.

Никто не смеет в полуночном бдении
Пощады ждать, сердца испепелив.
Незваная любовь — не преступление.
Она забытый, но родной мотив.

* * *
Да, радостно, что где-то далеко
И дума обо мне, и в сердце память,
Что сотни миль полета над горами
На карте просто дюймы под рукой.

Да, радостно, хотя и нелегко,
Неся свой крест, а не сизифов камень,
Вдруг оказаться и остаться в храме
На долготу отпущенных веков.

Любовью нам дано преодолеть
Прерогативу противостояний.
Себя дарить. Собою не довлеть.

Тень облака на солнечной поляне
Сползает по касательной к земле,
Не ведая часов и расстояний.