Кавказские «геноциды» (современные концепции)

Кавказ^[1] является периферийным и пограничным регионом сразу для трех больших пространств, на протяжении тысячелетий вмещавших великие евразийские империи. С запада он граничит с Анатолией, бывшей важной частью Римской, Византийской и Османской империй. С востока — с древнейшим очагом цивилизации и государственного строительства — Ираном. С севера — с Великой степью, в которой сменяли друг друга индоевропейские и тюркские кочевые образования, Хазария, Киевская Русь, Золотая Орда, Российская империя. В разные исторические периоды Кавказ с различной степенью интенсивности осваивался теми или иными державами, а кавказские народы включались в имперское строительство.

В Новое время на Кавказе сменилась историческая эпоха. В регионе после длительного перерыва активизировался северный игрок — Российская империя. Россия, Турция и Персия уже не ограничивались той или иной степенью влияния и контроля над местными территориями или вассальными отношениями с местными правителями. Три империи буквально «уперлись» друг в друга на Кавказе. В орбиту имперской политики попали уже все без исключения местные народы, вплоть до обитателей самых отдаленных селений. Были подключены все факторы влияния — от торгово­экономического до религиозного. Ситуация еще более осложнилась, когда на Кавказ распространились интересы Западной Европы и он стал одной из арен «большой игры».

По мере сближения кавказских народов с империями, особенно с Россией, вставшей на путь ускоренной модернизации (XVIII–XIX века), они столкнулись с новой для себя ситуацией. Традиционное общество было вынуждено взаимодействовать со сложным имперским организмом, с гораздо более развитыми политическими и экономическими институтами. Это часто порождало кризисы и раскол внутри самих кавказских обществ, проблемы с выбором ориентации элиты, часто вело к переоценке традиционных ценностей.

Российская империя с конца XVIII века официально объявила о своей веротерпимости, разрешив строить в России мечети^[2]. Хотя она не перестала действовать и восприниматься прежде всего как защитница интересов христиан, религиозная толерантность стала важным обстоятельством в российской кавказской политике. Для кавказских элит, в том числе мусульманских, открылась возможность инкорпорации в российскую элиту без потери религиозной идентичности. Постепенно с развитием просвещения в среде «инородцев» начали формироваться местные модернизированные элиты.

В XIX веке, веке национализма, в регионе появились и первые ростки националистических идеологий. Для разных кавказских народов это были разные идеологии, которые вырастали из различного исторического багажа, на базе собственного опыта государственного строительства и разных по типу элит (дворянской, торгово­промышленной, клерикальной). Местная интеллигенция, сложившаяся к середине XIX века, в значительной степени зависела от тенденций развития русской интеллигенции. Впрочем, законы жанра исторической легитимации национализма примерно одинаковы для всех народов.

В Османской империи и Персии также шли процессы модернизации и развития национального самосознания народов. Эти процессы осложнялись тем, что Кавказский регион представляет собой единый географический и цивилизационный ареал и границы между империями всегда были достаточно искусственными. В результате появился целый ряд разделенных народов, а процессы их этнической консолидации приобрели характер международных проблем.

После крушения Российской империи в ходе революции 1917 года на Кавказе появились три новых государства, идеологией которых стал левый национализм. После советизации Азербайджана, Армении и Грузии в 1920–1921 годах интернационалисты­большевики, как ни странно, не полностью расправились с местным национализмом, а поощряли его развитие. Политика «коренизации», осуществлявшаяся в 20–30х годах прошлого века, предполагала достижение полного равенства нерусских языков с русским и примирение местных этносов с советской властью. На деле она была скорее очередным этапом борьбы коммунистического режима против русского этноса как основного носителя старого имперского духа. Характерно, что отказ от политики коренизации в конце 30х годов совпал с началом реализации квазиимперского проекта И.В. Сталина.

В Советском Союзе с его интернационализмом и ставкой на выравнивание социально­экономического развития центра и окраин страны национальная история народов Кавказа была тщательно разработана в созданных в республиках академических институтах. Естественно, упор делался на «традиции дружбы» между советскими народами, прежде всего местных этносов с русским народом, но не только. Например, средневековая история Закавказья представлялась как история совместной борьбы грузин, армян и азербайджанцев против турецкой или персидской «агрессии».

Однако даже в условиях советской идеологической матрицы не могло не возникнуть глубинного противостояния между республиканскими историческими школами. Наиболее сложными вопросами оказывались проблемы трактовки древней и средневековой истории, «национальной принадлежности» тех или иных древних государств. Яркий тому пример — противоборство между армянскими и грузинскими историками по вопросу, чьими же предками были жители древнего государства Урарту. Азербайджанские и армянские историки спорили о древней Албании (этот спор продолжается и поныне, причем для Азербайджана вопрос приобрел поистине стратегическую важность). Возникали и противоречия между историческими школами внутри самих национальных научных сообществ. Довольно жестким было противостояние двух исторических школ в Азербайджане по вопросу о времени тюркского заселения Западного Прикаспия (XI век либо некий древний период, теряющийся в глубине веков).

История народов, являвшихся титульными нациями автономного уровня, сталкивалась с более существенными трудностями, так как должна была не только соответствовать общесоюзным историкополитическим установкам, но и учитывать исторические представления, сформулированные учеными титульной нации республиканского уровня. Еще более проблематичной была ситуация у этносов, не бывших титульными даже на автономном уровне.

После самоустранения Коммунистической партии от роли идеологического диктатора в СССР в конце 80х годов прошлого века последовал настоящий взрыв национализма. Советской интеллигенцией были сметены старые, «замшелые» исторические концепции, началось лихорадочное создание собственных этнических «историй» (часто этим занимались не про­фессиональные историки, а нацио­налисты­любители). Разумеется, в такой ситуации вместе с надоевшими коммунистическими концепциями жертвой перестроечной общественности стала и сама история как наука с ее законами, методологией и прочими «скучными» атрибутами.

Эти процессы были своего рода реакцией на «демократический поворот» в историографии 50–70х годов прошлого века, связанный с торжеством социальной истории. Она, в отличие от истории традиционной, перестала интересоваться деяниями королей и полководцев, сосредоточившись на истории «маленьких людей», «повсе­дневной жизни» и тому подобных вопросах. С этим феноменом непосредственно связан бурный рост разно­образных форм памяти меньшинств, для которых отвоевывание собственного прошлого является необходимой составляющей утверждения собственной идентичности. Разработка версий истории меньшинствами приводит к повсеместной криминализации и виктимизации прошлого. Французский историк, председатель ассоциации «Свобода для истории» Пьер Нора так подводит итог этого процесса: «История — лишь долгая череда преступлений против человечности».

Исторические концепции, созданные кавказскими народами, как обретшими национальную независимость после разрушения СССР, так и находящимися в составе полиэтнических государств, имеют примерно одинаковую структуру и основные черты. Национальная история трактуется ими как история угнетения или дискриминации в условиях чуждой им власти. Поэтому главным из трех компонентов подобных концепций является виктимизация собственного этнического коллектива — представление его в качестве жертвы. Она негативно отражается на народном духе и может стать причиной апатии и пессимизма. Поэтому ее спутниками всегда являются другие обязательные компоненты: поиск древних и славных предков, пример которых должен вдохновлять людей на созидательную деятельность, а также создание образа врага, на протяжении истории не дававшего возможности реализовать весь потенциал столь великого народа. В соответствии с этой схемой у определенного этноса был некогда «Золотой век», счастье и богатство, контроль над обширным регионом. Однако враг разрушил это царство справедливости и высочайшей культуры, посягнул на саму этническую идентичность народа, всячески тормозил его развитие, стремился напрямую либо косвенными путями его уничтожить. И это неудивительно, ведь без качественного образа врага сложно добиться сплоченности виктимизируемой группы.

Основным инструментом виктимизации на современном Кавказе является концепция «геноцида». Он популярен среди современных националистических идеологов далеко не только на Кавказе, однако рассматриваемый нами регион является областью «концентрированного геноцида», что и делает изучение этого феномена особенно интересным. Те или иные военные дейст­вия, а также социально­экономические катастрофы, приведшие к массовой гибели людей, различные процессы, ведущие к утрате этнокультурной идентичности части этноса, и т.п. вырываются из исторического контекста и представляются таким образом, будто «враги» при помощи этих действий намеревались полностью уничтожить данный народ.

Немаловажными характеристиками «вековечного врага» являются его единство и наделенность общей «злой волей». Подобные противопоставления приводят к формированию концепций, близких к расистским. В результате «в Армении вспоминают об «арийской расе», в Азербайджане говорят о «тюркской расе», в Осетии прославляют «индоевропейскую расу» (в школьном учебнике даже появился параграф об «арийском мировоззрении»), а в Грузии настаивают на необычайной устойчивости «грузинской крови».

Термин «геноцид» здесь и далее мы используем с кавычками безотносительно к реалиям исторических событий, стоящих за теми или иными историческими концепциями. Очевидно, что лишь малая часть исторических событий, которые используются для обоснования «геноцидов», хоть как­то соответствует определению геноцида, записанному в документах ООН.

Термин «геноцид» был изобретен польским юристом Рафаэлем Лемкиным в 1933 году. Официально он впервые использовался в 1945 году на Нюрнбергском процессе. В 1946 году был зафиксирован первый случай применения термина «геноцид» в юридической практике государства: в Польше был осужден бывший германский офицер, виновный в массовых убийствах мирных граждан. 9 декабря 1948 года Генеральная Ассамблея ООН приняла Конвенцию о предупреждении преступления геноцида и наказании за него.

Конвенция должна была вступить в силу лишь после того, как ее ратифицируют парламенты 20 стран. Данное условие было выполнено к январю 1951 года. Однако среди этих стран тогда не было великих держав, которые по различным причинам откладывали ратификацию конвенции. СССР ратифицировал ее в 1954 году, Великобритания — в 1970м, Китай — в 1983м, а США — лишь в 1988 году. Столь позднее присоединение к конвенции США объясняется неоднозначностью ее положений и неопределенностью правовых последствий для страны, подписавшей документ.

В соответствии с упомянутой конвенцией геноцид (от греч. genos — род, племя и лат. caedo — убиваю) — это «одно из тягчайших преступлений против мира и безопасности человечества; действия, совершенные с намерением уничтожить, полностью или частично, какуюлибо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую путем убийства членов такой группы; причинения серьезных телесных повреждений или умственного расстройства членам такой группы; предумышленное создание для какой­либо группы таких жизненных условий, которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее; меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в среде такой группы; насильственная передача детей из одной человеческой группы в другую».

Между тем данное определение геноцида, да и другие положения конвенции до сих пор не являются устоявшимися и служат предметом научной и правовой дискуссии. Прежде всего, крайне нечетким является понятие «группы», под которой теоретически можно понимать самые разные в качественном отношении коллективы. Ограничение предмета геноцида «национальными, этническими, расовыми или религиозными» группами считается произвольным и нередко оспаривается. Наибольшие споры в определении конвенции вызывает указание на намерение, так как оно заметно ограничивает применение норм, запрещающих геноцид. Некоторые авторы полагают, что определение геноцида, данное ООН в 1948 году, неполно, поскольку в него не включены массовые преследования на основании «социального статуса или политических пристрастий». В данном направлении усиленно работает ряд американских и европейских ученых, стремящихся криминализировать коммунизм и сталинизм по аналогии с нацизмом.

В международной практике термин «геноцид» употребляется достаточно редко. На настоящий момент международное сообщество признает геноцидами события, происходившие в оккупированной нацистами Европе (геноцид евреев и цыган), в бывшей Югославии (геноцид хорватов и мусульман) и Руанде (геноцид тутси). Однако есть страны, ставящие под сомнение даже эти факты геноцида (наиболее показателен пример Ирана, не признающего геноцида евреев в Третьем рейхе и официально называющего холокост «мифом и легендой»).

В ХХ веке неоднократно происходили различные события, подобные геноциду, например депортация (насильственное изгнание народов из мест их исторического проживания); этнические чистки, которые преследуют те же цели, что и депортация, но сопровождаются широкомасштабными насильственными действиями; этноцид (уничтожение культуры народа, ведущее к его исчезновению посредством ассимиляции); демоцид — различные формы массовых убийств, осуществляемых правительством и направленных против невооруженного гражданского населения; политицид — массовые убийства лиц, принадлежащих к определенной политической группе, а не этническому или какомулибо другому сообществу.

В настоящее время некоторые специалисты пытаются выявить и классифицировать формы и способы «косвенного геноцида», среди которых выделяют направленное экономическое вмешательство; изменение культурно­исторической среды; биологическое вмешательство, в том числе и на генетическом уровне; направленное изменение природных условий и т.п.

Важнейшим фактором в развитии концепции «геноцида» стали прямые политические последствия междуна­родного признания преступлений нацистской Германии против евреев. Речь идет о создании государства Израиль, об его особом статусе в системе международных отношений, о репарациях, выплачиваемых Германией Израилю в связи с холокостом. Стала очевидной прямая политическая и материальная выгода, связанная со статусом жертвы, что приводит к росту попыток утвердить и юридически закрепить концепции других геноцидов.

В 70х годах прошлого века проблема исторической вины за холокост стала одним из определяющих факторов западной политической мысли. По определению Питера Новика, память о холокосте приняла вид «гражданской религии» Запада. Реакцией на это стало бурное развитие ревизионизма — попыток научного переосмысления исторических событий, связанных с холокостом, вплоть до полного его отрицания. Вслед за этим во многих странах, в основном европейских, последовало издание законов, прямо запрещающих публичное отрицание, преуменьшение, одобрение или оправдание преступлений, совершенных нацистами. Подобные законы действуют в Австрии, Бельгии, Венгрии, Германии, Израиле, Канаде, Литве, Лихтенштейне, Люксембурге, Польше, Португалии, Словакии, Словении, Франции, Чехии и Швейцарии.

Законотворчество в отношении понятия и юридической практики применения понятия «геноцид» продолжается. Например, в 2008 году Европейский совет принял рамочное решение «О борьбе с отдельными формами и проявлениями расизма и ксенофобии посредством уголовного права», которое призывает преследовать по закону «публичную апологетику, публичное отрицание или публичную грубую банализацию преступлений геноцида, преступлений против человечности и военных преступлений». Неоднократно в Европе, в основном усилиями восточноевропейских стран, предпринимались попытки законодательно уравнять преступления нацизма и коммунизма.

Такие тенденции в восприятии истории на Западе, в особенности в Европе, способствуют усилиям этнических элит Кавказа в разработке собственных концепций «геноцида».

* * *

Несомненно, главным «геноцидом» Кавказа является «геноцид армян в Османской империи в 1915 году». История его тщательно разработана, имеет огромную литературу, этой проблеме посвящены интернетсайты, деятельность общественных организаций и проч. Кроме того, практически все специально не посвященные этой теме армянские информационные ресурсы имеют особые разделы по данной проблематике. Армянская диаспора в Западной Европе и США практически полностью, а в России частично является следствием именно геноцида 1915 года. Армяне всего мира достаточно планомерно и настойчиво борются за признание событий времен Первой мировой войны, а также предшествующего ей и последовавшего за ней периодов геноцидом. Результатом этой борьбы является то, что «геноцид армян» на разных официальных уровнях был признан более чем в 20 странах мира, в том числе и в России^[3]. Более того, в Швейцарии и Бельгии отрицание факта «геноцида армян» является уголовным преступлением. Во Франции парламент проголосовал за введение уголовного наказания за отрицание геноцида армян, однако этот закон не был утвержден президентом.

По данным ученых, утверждающих факт «геноцида армян», в 1915–1923 годах правящими кругами Османской империи — младотурками, а позднее и кемалистами — были осуществлены спланированное массовое уничтожение и депортация армянского населения Западной Армении, Киликии и других провинций империи. Количество жертв в исследованиях оценивается поразному, однако наиболее распространены цифры от 500 тыс. до 1,5–2 млн человек. Даже турецкие историки, отрицающие правомерность использования в данном случае термина «геноцид», оценивают количество жертв среди армянского населения в сотни тысяч. В любом случае невозможно не признать, что до 1915 года многомиллионный армянский народ был существенным элементом этнической структуры Османской империи, а к середине 20х годов армян там практически не стало. Часть их погибла, часть эмигрировала, часть мимикрировала, назвавшись алевитами.

Турция энергично отрицает обвинения в «геноциде армян», активно противодействуя усилиям Армении и армянской диаспоры по международному признанию «геноцида». По официальной турецкой версии, погибших в ходе Первой мировой войны армян следует считать «жертвами войны». Основными доводами в пользу данной трактовки являются отсутствие намерения совершить «геноцид» у властей Османской империи, а также то, что на тех же территориях, где погибли армяне, в тот же период погибло никак не меньше (и даже больше) мусульман.

В Турции по данной проблеме имеется обширная литература, в которой вычленяется ряд подходов, поразному оценивающих события 1915 года. Первый из них — националистический, признающий насильственные акции государства необходимыми, чтобы остановить «предательство армян» и защитить родину. Многие авторы из либеральнодемократического лагеря утверждают, что решение о переселении армянского населения являлось мерой безопасности, которая должна была пресечь сотрудничество армян с наступающими русскими войсками. Что же до массовых жертв, то они расцениваются как результат неэффективности действий государственных институтов. Наконец, все большую силу набирает «османистский» взгляд на события 1915 года, называющий их «резней» (тур. kıyım). Сторонники этого подхода, например Фикрет Аданыр, обвиняют в данной трагедии как партию младотурок, так и самих армянских националистов. Те и другие якобы руководствовались идеями социального дарвинизма, «гомогенизации населения», и в случае их военной победы турецкое население ждала бы та же судьба.

Для армян «геноцид» является практически «гражданской религией», стержнем этнической самоидентификации. Эта виктимизация истории активно взаимодействует с двумя другими компонентами национальной исторической концепции — «Золотым веком» эпохи Тиграна Великого (95–55 годы до Р.Х.) и образом вековечного врага — тюрок.

В связи с приближением 100лет­ней годовщины трагических событий армяне значительно усилили работу по всемирному признанию факта геноцида. Стратегической задачей является его признание США (этот факт уже признан в ряде штатов).

Турция же настойчиво утверждает, что вопросы истории следует оставить историкам, выдвигает предложения по открытию архивов и т.п. При этом на протяжении нескольких лет внутри страны она стремится смягчить картину прошлого, активно работая с местной армянской общиной (проживающей преимущественно в Стамбуле), инициируя серию армянских этнокультурных проектов. Ряд видных общественных деятелей Турции (Орхан Памук, Элиф Шафак, Рагип Зараколу и др.) признали «геноцид армян», за что подверглись жесткой критике внутри страны. Тем не менее в среде турецких интеллектуалов, в основном европейски ориентированных, медленно растет число признающих события 1915 года геноцидом, и реакция общественности на это становится все менее резкой.

Еще несколько лет назад Турция, активно стремившаяся в Европейский союз, сталкивалась с требованием признания уничтожения и депортации армян геноцидом как с неофициальным условием вступления. В армянских комментариях читается ясная позиция: «Существует четыре этапа справедливого решения проблемы геноцида — международное признание, признание со стороны Турции, выплата компенсаций и вопрос земель». Процесс международного признания продвигается достаточно успешно. За признанием этого факта Турцией последуют материальные и территориальные претензии. Целостность территории для турок — категория священная. К тому же в последние два­три года рвение страны попасть в ЕС значительно поутихло. Поэтому перспективы признания Турцией «геноцида армян» не становятся более реальными.

Успешная деятельность армянства на поле «геноцида» подстегнула соседние народы к собственным аналогичным проектам.

«Геноцид понтийских греков» был осуществлен Османской империей в ходе Первой мировой войны на Южном Кавказе (Трабзон, Орду, Карс и др.) как реакция на повстанческое движение и сотрудничество с Россией. Немаловажно, что повстанческое движение среди греков Малой Азии координировалось греками — подданными Российской империи с территории Грузии. После войны между Турцией и Грецией был осуществлен обмен населением, после чего в этом государстве греков официально не осталось (кроме Стамбула). Впрочем, часть понтийских греков записалась турками, и таких в настоящее время насчитывается около 35 тыс.

Понтийский геноцид на сегодняшний день официально признан Грецией, Кипром, Арменией, Швецией и американским штатом НьюЙорк.

Президент Азербайджана Гейдар Алиев 26 марта 1998 года подписал указ «О геноциде азербайджанцев». В документе выделяется несколько ключевых событий в истории этого «геноцида». Первое из них — Гюлистанский (1813) и Туркманчайский (1928) мирные договоры, по итогам которых азербайджанский народ был разделен между Россией и Ираном^[4], было осуществлено «массовое переселение армян на оккупированные азербайджанские земли». История Азербайджана была искажена, началась пропаганда «великой Армении». «Для “обоснования” попыток создания на азербайджанских землях этого надуманного государства были реализованы широкомасштабные программы, направленные на создание ложной истории армянского народа. Искажение истории Азербайджана и в целом Кавказа было важной составной частью этих программ». «Армянские захватчики» обвиняются в «кровавых акциях» и «зверствах» против азербайджанцев в 1905–1907 годах, в попытке ликвидации азербайджанского населения Баку и ряда уездов в 1918 году. Затем, уже при советском строе, армяне отторгли от Азербайджана Зангезур и ряд других территорий. В 1948–1953 годах произошла массовая депортация азербайджанцев с их исторических земель на территории Армянской ССР. Продолжением «геноцида азербайджанцев» явились сепаратистская война в Нагорном Карабахе, депортация азербайджанского населения из Армении, Карабаха и оккупированных районов, «черный январь» в Баку и, наконец, «ходжалинский геноцид» (убийство 613 мирных жителей села Ходжалы 25–26 февраля 1992 года). «Все трагедии Азербайджана, произошедшие в XIX–XX веках, сопровождаясь захватом земель, являлись различными этапами осознанной и планомерно осуществляемой (выделено мной. — Е.Б.) армянами против азербайджанцев политики геноцида».

В настоящее время разработка темы «геноцида азербайджанцев» активно продолжается. Азербайджанская Республика прилагает немалые усилия для продвижения признания «ходжалинского геноцида» мировым сообществом. Ежегодно проводятся разнообразные акции, направленные на информирование мирового сообщества о событиях в Ходжалы. С 2002 года беженцы из Ходжалы ежегодно направляют воззвания ООН, Совету Европы и Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) по «ходжалинскому геноциду». «Геноцид» был официально признан парламентами Пакистана, Мексики, Колумбии, семи штатов США, Боснии и Герцеговины, Румынии, Сербии, Чехии.

Концепция «геноцида» отражена в школьных учебниках по истории, где полностью приводится текст упомянутого выше указа Г.Алиева. Для большей убедительности сообщается, что один из лидеров Азербайджанской Демократической Республики — Мамеда Эммина Расулзаде «характеризовал геноцид 1918 года как национально­политический фактор», хотя при жизни М.Расулзаде самого термина «геноцид» еще не существовало.

В 2006 году Институтом по правам человека Национальной академии наук Азербайджана был проведен «круглый стол» по проблеме «геноцида горских евреев». Представители этого народа сообщили, что в Губе «армянскими бандформированиями в 1918–1919 годах было убито свыше 3 тыс. горских евреев. Эти убийства проводились группой, которую возглавлял штабной командир Амазасп, работавший при Степане Шаумяне... Вся “вина” этих людей заключалась в том, что они отказались сотрудничать с дашнакским отрядом, который уничтожал азербайджанцев». Таким образом, «геноцид азербайджанцев» оказался связанным с «геноцидом горских евреев»^[5].

В 2007 году во время земляных работ в Губинском районе Азербайджана было обнаружено массовое захоронение (около 400 человек). Азербайджанские ученые определили, что оно относится к 1918 году и погибшие являются «жертвами геноцида, учиненного армянами». В настоящее время на месте захоронения строится мемориальный комплекс «губинского геноцида». Армянская сторона, естественно, полагает, что на самом деле в данном месте были захоронены армяне Губы, уничтоженные азербайджанцами.

В ответ на активную деятельность Азербайджана вокруг событий в Ходжалы Армения начала собственную кампанию по освещению резни армянского мирного населения села Марага (Нагорный Карабах) азербайджанскими вооруженными формированиями 10 апреля 1992 года. По данным правозащитных организаций и армянских источников, жертвами массового убийства стали от 50 до 100 человек, еще около 50 жителей были взяты в заложники. Хотя в материалах, посвященных Мараге, о Ходжалы не упоминается, армянская сторона явно дает понять, что эти две трагедии равнозначны, причем никакого сравнения «ходжалинского геноцида» с «геноцидом армян» в 1915 году быть не может.

Еще один аспект виктимизации истории азербайджанцев связан с Ираном, где проживает как минимум несколько миллионов тюрок, а ситуация с их этническими правами неоднозначна. В северозападных провинциях Ирана существуют сепаратистские, пантюркистские и паназербайджанские движения.

Важнейшую роль в мобилизации азербайджанского населения Ирана играет экологическая ситуация вокруг озера Урмия, которое в последние годы стремительно высыхает. Выступая против «нежелания Тегерана предотвратить высыхание Урмии», все больше азербайджанцев считают эту политику хитроумным планом иранского правительства по превращению азербайджанских провинций в соляную пустыню, так как соль озера будет разнесена ветром по всему региону, разрушая почву. Экологическая катастрофа вынудит азербайджанцев мигрировать в другие области, что снимет с повестки дня проблему азербайджанского сепаратизма. Подобная политика однозначно расценивается некоторыми авторами как «геноцид азербайджанцев в Иране».

В 2012 году в районе города Урмия в Иране было обнаружено некое захоронение. Иранские власти посчитали, что оно не имеет исторического значения, и решили построить на его месте здание. Несколько общественно­политических деятелей Азербайджана осудили Иран и «однозначно определили», что останки принадлежат азербайджанцам, погибшим от рук армян. Например, депутат азербайджанского парламента, директор Института востоковедения Говхар Бахшалиева заявила, что «на территории нынешней провинции Западный Азербайджан, являющейся в настоящее время частью Ирана, бандитские армянские и айсорские отряды в 1918 году совершили чудовищный геноцид азербайджанцев» и уничтожение данного захоронения — попытка уничтожить доказательство.

Политику Грузии в отношении местного азербайджанского меньшинства (в связи с изменением названий сел в Борчалы) бакинские журналисты называют моральным геноцидом. Таким образом, налицо та самая «банализация» понятия «геноцид», о которой беспокоится Европейский совет.

В то же время ряд народов обвиняет в «геноциде» саму Азербайджанскую Республику.

Деятели талышского национального движения активно разрабатывают концепцию «геноцида талышей». Талыши — народ, цивилизационно близкий азербайджанцам, вследствие чего на юге республики довольно интенсивно идут процессы ассимиляции. В переписях населения СССР 50–70х годов прошлого века талыши записывались как азербайджанцы. При этом талышскими учеными и активистами национального движения довольно подробно разработана история талышского народа, представляемого как древнейший автохтонный народ региона. В 1918 и в 1993 году талышами были сделаны две попытки основать собственную республику, однако оба раза они были подавлены Азербайджаном. Таким образом, мы имеем дело с классической схемой виктимизации истории: древнейшая автохтонная культура («Золотой век») — вековечный враг (тюрки) — «геноцид» (уничтожение государственности, ассимиляция). День падения ТалышМуганской автономной республики (23 августа 1993 года) национальным движением объявлен «Днем геноцида талышского народа». Нередко талышские публицисты и политические активисты употребляют термины «этноцид» — «мирный геноцид, призванный бескровно уничтожить коренные народы», «культурный геноцид».

Активисты лезгинского национального движения говорят о «геноциде лезгинского народа», за который ответственны Азербайджан и Дагестан. Лезгинская национальная версия истории утверждает, что Кавказская Албания была государством лезгинского народа, после чего государственность была разрушена завоевателями. В роли врагов выступают сначала тюрки­мусульмане, а затем русские. В 1860 году Россия совершила «репрессивный акт», расчленив единый этнос на две части. Это разделение существует и поныне, что расценивается как угроза самому существованию народа. В 1991 году состоялся Съезд полномочных представителей лезгинского народа, на котором была принята «Декларация о восстановлении автономной государственности лезгинского народа», а по сути — провозглашено создание государства Лезгистан. Однако создать национальное государство не удалось. Утверждается, что Азербайджан ведет «широкомасштабную насильственную тюркизацию лезгинского народа», «этнокультурную экспансию