Моя американская сказка

Попытка осмысления заката Америки

Наши заокеанские «братья» повалили к нам чуть раньше официальной капитуляции империи. Как «архитекторы» кампании по разрушению СССР, они ЗНАЛИ, когда можно (надо) высадить первый десант. Вся предварительная работа была завершена, часовой механизм заложен, главный и самый опасный очаг сопротивления — народ — доведен до необходимой кондиции. Все служебные фигуры подготовлены и расставлены по местам. Осталось только нажать кнопку на пульте.

Железный занавес рухнул.

Теперь-то я знаю: были такие, и немало, кто изначально понимал суть глубинных процессов, происходящих в стране. Но в масштабе огромной империи это было малое стадо. И меня там не стояло.

Даже теперь, после стольких лет и событий, не могу понять, как так вышло, что люди, многомиллионное население великой страны, в подавляющем большинстве своем не только добровольно пошли на бойню, но и  приняли это событие с радостью, как имеющее противоположный, спасительный смысл! Ах, это сладкое слово «свобода»... Величайшее искушение всех времен и народов.

Кстати, в природе встречаются примеры естественного зомбирования, отвратительные по своей зловещей сути. Это когда, например, некая оса, обитающая в тропиках Африки, Южной Азии, использует таракана, откладывая ему в брюшко яйцо. Личинка растет, пожирая внутренность таракана. Таракан при этом живет, двигается и в первое время даже получает удовольствие. Что именно вызывает такое послушное согласие суррогатного родителя? Известно, что оса предварительно жалит таракана в голову, вводя ему особое биологически активное вещество — октопамин, который выступает в качестве блокатора основных химических сигналов в мозге. В нашем случае у таракана теряется способность действовать осмысленно.

А мы — где пропустили укол?

Мы тогда «сидели на нефтяных месторождениях» Крайнего Севера и приняли на себя самую первую волну американской экспансии. Ибо нефть — главный деликатес «хозяев мира».

Повторюсь, речь идет о моем персональном взгляде на события и окружающих меня людей. Мы пребывали в радостной эйфории. Мой «зрячий» дядюшка даже не пытался мне тогда что-то втолковать. Понимал: некуда положить.

Мне едва исполнилось тридцать, политика интересовала меня в последнюю очередь, я была до краев полна собой. Как переводчик по профессии, мечтала об открытых границах и «живых» носителях языка — для работы и карьеры. Мечтала посмотреть мир, который представлялся уж конечно более привлекательным, нежели серые стены оседавшего в агонии Советского Союза. «Вот ТАМ настоящая жизнь, ТАМ всё для людей», — дышали в уши счастливчики, которым удалось заглянуть за бугор.

Потому перемены в жизни страны я встретила с ликованием. Какое-то время преподавала английский большим чинам из городской администрации, там меня заметили американцы и переманили к себе. Тогда, в конце 80-х, у них в офисе мы впервые в жизни увидели «в глаза» доллары, компьютеры, степлеры-стикеры, арахисовое масло и прочую «заморскую роскошь», это было так круто, и началась новая эра. Работать на компьютере, водить «форды», разбираться в терминологии учились на ходу, «в полях», на месторождении. Платили сто долларов в неделю, и это были сказочные деньги.

Через год была принята в крупнейшую Российско-американскую нефтедобывающую компанию. Головной офис находился в городе, и это был совершенно другой уровень: в прямом смысле нефтяной олимп. Собеседование проводили не рядовые «эйч-ары», а сотрудники специального отдела под названием «Intercultural Relations»[1], как мы позже узнали, прошедшие подготовку в ЦРУ. Мне «повезло» стать одной из первых их «жертв», и меня терзали целый рабочий день: собеседование проводилось в четыре этапа. Туда входил полный рентген: тест на IQ, набор кризис-ситуаций, проверка на вшивость: отправили в такой-то кабинет, велели кого-то подождать, а там на полу веером рассыпали доллары, позже пересчитали (тезис «русские воруют» не подтвердился — не только в моем случае).

Тест на специальную лексику провели с подвохом. Посадили меня за компьютер в пустой комнате, вручили два листка с текстами для перевода без словаря и Интернета: с русского на английский и наоборот. И оставили одну. Время пошло. Просмотрела тексты — справляюсь легко. И вдруг замечаю, что на клавиатуре нет русских букв. Ёкнуло: дергаться не стоит. Надо справляться самостоятельно. Смекалка наша родная не подвела. Нарисовала клавиатуру на бумаге, перешла на русский шрифт и, пробив все кнопки, нанесла русские буквы на рисунок. После чего быстро напечатала текст — с бумажной клавиатуры. Агенты оценили, и я получила наивысший балл, который предполагал максимальный оклад, помимо прочего.

Я стала ведущим переводчиком инженерного отдела.

Как же мы радовались нашим заокеанским «братьям», как открывались в простоте сердечной, угощали борщами и пельменями («oh, dumplings, perfect!»*), восхищались их достижениями. О нет, не за джинсы или Макдоналдс, бери, брат, шире! Тут душа русская — нараспашку. Наконец появилась возможность показать им, что «и мы, Хымко, люди», а вовсе не варвары. Это, мол, сказки, которыми вас кормили. И медведи у нас по улицам — глядите! — не ходят, и книжки умные мы читаем, и зубы по утрам чистим. Мы наивно верили, что они приехали нам помочь, привезли новые технологии, и мы готовы были учиться и поделиться своими достижениями, простодушно полагая, что все это пойдет на пользу обеим сторонам и отныне страна наша рванет развивать отрасль невиданными темпами.

Ну чисто дети. Это я из дня сегодняшнего — прокручиваю назад кино и пытаюсь разобраться, какую роль я и моя страна сыграли в нем и кто был главным режиссером.

Надо было прожить столько лет, чтобы понять, что они тогда пришли к нам брать наше как свое. Пришли как победители, повернув наконец колесо истории в свою пользу, забавляясь наивным порывом «этих странных туземцев» навстречу. В начальственных кабинетах они водружали ноги на стол, подошвами в лицо, а мы первое время и это воспринимали как признак невероятной свободы. Их фемины снисходительно пытались подтянуть нас, дремучих русских женщин с небритыми ногами, до уровня «высшей цивилизации». Помню, наши девочки в курительных комнатах сокрушались: как жутко мы одичали за этим самым железным занавесом.

— А вот скажи, сколько у тебя пар туфель? — спрашивала Энн Уайт, худая, носатая американка, страшная, как последний день Помпеи.

— Ну, две, — отвечала наша Маша, не понимая, в чем подвох.

В начале девяностых для средней россиянки, только что потерпевшей крах страны, это было совсем неплохо. Одна пара — на каждый день, другая — «на выход».

Однако по офису наши девочки ходили примерно так, как их звезды по красной дорожке. Прическа, макияж, маникюр, высокий каблук, тонкие чулки. Даром что Крайний Север, а за окном минус сорок: за шкафом сбросила с себя унты, гамаши, в туфельки скользнула — и поплыла лебедушкой.

Американцы просто млели, а фимейлы*, благо поначалу их было раз-два и обчелся, пучили глаза и сторонились наших красавиц. Еще бы, им сказали, что едут они в дремучую тьмутаракань, почти что на Северный полюс. Вся экипировка: термобелье и комбинезоны унисекс с утеплением. Куда им до наших!

Энн Уайт возмущалась:

— High heels! In the office! Vulgar[2].

Но в следующий приезд привезла с собой чемодан одежды. Решила показать нам класс. Суровый модный приговор. На юбку все-таки не отважилась, но к брюкам каждый день надевала новую блузку. И туфли-лодочки в пандан[3]. Как сейчас понимаю, это были самые дешевые китайские туфли из кожзаменителя и одинаковые блузки разного цвета, приобретенные на распродаже. Но нам тогда, в начале 90-х, это все казалось необыкновенной роскошью. И все же луч света, пущенный Анькой Беловой — так мы называли ее между собой, — не пробил темное царство, и наша женская половина продолжала красить губы и носить чулки и высокий каблук.

По части сильного пола американцам явно дали установку: русский мужик непременно должен быть свиреп, вонюч и волосат. Реальность сильно их удивила. Наш генеральный рассказывал, как он в первый свой визит в Америку появился на приеме в приличном европейском костюме и галстуке из натурального шелка. Жены членов Совета директоров окружили его на банкете и — «вы позволите?» — трогали, щупали ткань, шумно вдыхали аромат французского парфюма и, переглядываясь, цокали языками. Их шокировала неожиданная импозантность «сибирского медведя».

Нечто вроде шока получали и мы от наших западных «партнеров». Когда мой американский шеф, начальник инженерного отдела, впервые позволил себе громкую послеобеденную отрыжку — прямо в офисе, в нашем присутствии, нарочито беспардонно, — я пулей вылетела из комнаты и расплакалась от унижения.

«Intercultural Relations» объяснил мне, что это в порядке вещей: ничего личного, естественные проявления человеческого организма. Как и шумный выброс газов в общем рабочем пространстве. Принять такую свободу самовыражения мне оказалось не по силам, и я при каждом подобном случае просто покидала комнату.

С первых дней сотрудники отдела «Intercultural Relations» принялись поднимать наш общий культурный уровень. Вначале ненавязчиво, потом с нажимом. Кроме всевозможных тренингов для обеих сторон, где нас знакомили с национальными и культурными особенностями друг друга, нам стали активно продвигать свои «демократические ценности». «Окультуривание» простиралось на самые отдаленные от производства области, как то: воспитание детей и секспросвет. У них, например, можно было получить в подарок красочные детские книжки, где в полный рост красовались обнаженные мужчина и женщина с акцентом на гениталии, и нам, беспробудно отсталым, терпеливо внушали, что дети с самого раннего возраста должны естественным образом познавать свое тело и прочие премудрости, которые природа предусмотрела для продолжения рода. Поэтому родители дома должны ходить голыми, не стесняться трогать друг друга за интимные места, чтобы дети приучались видеть в этом проявление любви, а не всякие глупости.

Как бы между прочим, в курилке сотрудница отдела дала мне почитать «очень полезную книжку» «Как стать хорошей плохой женой». Это оказалась учебно-методическая литература, написанная заслуженной проституткой на пенсии. Основная идея: девочки, just a moment[4], я научу вас, как надо любить своих мужей, чтобы они от вас не бегали к нам.

Отдел межкультурных связей имел негласную власть вмешиваться во все производственные процессы и отношения между людьми. Их побаивались сами американцы, а сотрудников с нашей стороны они опутывали сетями так сладко, умело, что в конечном итоге многие из наших незаметно попали в зависимость.

Первым делом янки скупили апартаменты для своих сотрудников, разумеется за счет компании, — читай, за наш счет. Скупали целыми этажами в лучших домах города. Сносили перегородки и скоростными темпами устраивали двадцать пять звезд. Для нас, тогда еще не знакомых с понятием «евроремонт», это был взрыв мозга. Кстати, для самих американцев, инженеров средней и старшей руки, проживающих в этих апартаментах свою вахту, тоже. В своих палестинах им такое не снилось. Жили они гораздо скромнее, в чем сами охотно признавались.

Мне и моей семье довелось пожить в такой квартире несколько месяцев, пока мы перестраивали свое жилье. Что я вам скажу! Полный фарш — от иголок-булавок до самой дорогой в мире бытовой и оргтехники. Холодильники, забитые деликатесами. Морозильные камеры, доверху наполненные стейками, в каждой из них спокойно могла поместиться целая лошадь. Упаковки консервов, воды и пива в кладовой. Челночный «боинг» доставлял продукты питания американскому контингенту прямиком из австрийских сетевых маркетов. По нечетным дням.

В таких апартаментах было все, чего мы себе и представить не могли в загибающейся от удушья стране: стиралки и сушилки с огромными барабанами, посудомоечные машины и прочая бытовая техника, массажеры, тренажеры, электрощетки для чистки зубов, одежды и даже почесывания спины. Все это давным-давно не диво для нас сегодняшних, но в 91-м мы попали на другую — ослепительную — планету. Причем внезапно, без предварительных ласк. Немудрено, что снесло крышу.

Помню оглушительное впечатление, которое произвели эти заморские «чуды-юды» на моих родителей. Они приехали нас навестить. Отец, уже после двух инсультов, все восклицал: как возможно на все это заработать?! Он так и остался жить всеми помыслами в СССР, которого больше не было.

О, yes! Заработать на все это никак невозможно. Но за чужой счет — легко! Наши «партнеры» ни в чем себе не отказывали. Не просто дорвались до вожделенной халявы: скучный, банальный грабеж им давно приелся — в других странах, которые отдавались им по щелчку пальцев. А здесь... здесь победа ковалась трудно и долго: десятилетия, помноженные на миллиарды денег. Они налетели на нас как цунами, будто знали, что это ненадолго и надо хватать как можно больше. Будто мстили за то, что мы так долго не давались. Рвали беззастенчиво, нагло, не снимая с лиц картонные американ смайлз — а мы при этом радовались, принимая их за благодетелей.

Если бы меня саму миновал этот сон разума, ни за что не поверила бы, что такое возможно.

Именно поэтому сегодня я отношусь к помраченным украинцам (и к помраченным соотечественникам) с горькой жалостью. Не к тем, которые приняли звериный облик наци, а к тем, кто поверил, что фашисты «освобождают» их страну «от зла». В ослепительно-красивую европейскую жизнь «после».

Вот такие мы, да. Что уж там, даже Путин (!) признавался, что самый большой его недостаток — излишняя доверчивость. Природным для нас, русских, образом он тоже поначалу верил, что распростертые объятия, искренность и дружеское тепло растопят сердца и вызовут ответное чувство у Запада. Давайте дружить. Обнимемся, и будет нам Европа от Лиссабона до Владивостока. Помните? Это слова нашего президента.

Но мы не ведали, что имеем дело с ДРУГИМ племенем. Противоположным роду ЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ. Мы еще не слышали слов, которые УЖЕ БЫЛИ СКАЗАНЫ супротивными о нас: «Славяне — смешанный народ на основе низшей расы с каплями нашей крови, не способный к поддержанию порядка и к самоуправлению. Этот низкокачественный человеческий материал сегодня так же не способен поддерживать порядок, как не был способен 700 или 800 лет назад. Мы, немцы, единственные в мире, кто хорошо относится к животным. Мы будем прилично относиться и к этим человеческим животным. Однако было бы преступлением перед собственной кровью заботиться о них и внушать им какие бы то ни было идеалы».

Это высказывание принадлежит немцу, Генриху Гиммлеру, рейхсфюреру СС. Но сегодня и сама Германия «легла» под англосаксов, которые относятся к ним как к «низшей расе».

Кстати, говоря о славянах, Гиммлер имел в виду и украинцев тоже. С чего это теперь украинцам пришло в голову, что «высшим расам» вдруг так сердечно захотелось отделить их от остальных «низкокачественных славян» и принять в свои ряды?! Так уж сильно высоколобые янки возмечтали об этом, что даже рискнули пойти войной на Россию (!) — за своих братьев-украинцев?

Такой анекдот даже клоуну Зеленскому не примстится[5].

А прозрение придет, знаю на своем опыте. К тем, кто останется в живых, и к тем, кто окончательно не свихнется в адовом смраде гниющих болот украинского майдана.

А тогда... тогда мы сами были помраченными. И нам нравилось это! Роскошная жизнь, самолеты, пароходы, приемы, фуршеты, пятничные вечеринки. Выписанные из Италии и Франции повара. Реки легкого алкоголя. Трёп обо всем и ни о чем. И конечно, веселье — безудержное, подхлестываемое свободой мыслей и нравов! Они накрыли нас куполом своих «культурных» традиций. Мы стали отмечать ИХ праздники, слушать ИХ музыку, смотреть ИХ фильмы, воспитывать детей по ИХ понятиям. Нам казалось, это новый виток развития, расширение кругозора. Старались сами — отдавать, но и брать от них — как нам казалось, лучшее.

Помню первый День благодарения в компании. Планировался как закрытая вечеринка для руководящего звена. Среди приглашенных — первые лица различных местных компаний для наведения мостов. И разумеется, наш брат переводчик, для неформального общения.

О, по их замыслу, это была сокрушительная, подавляющая акция, Хиросима и Нагасаки а-ля рюс в одном флаконе. Установка политической доминанты в сознание туземцев. Даже если туземцы занимали высокие посты. Таким просто предлагали более высокую цену.

В центре композиции чуть не в человеческий рост возвышалась статуя Свободы, мерцая матовым маргариновым великолепием. Вдоль стен столы с закусками, многоярусные блюда, с террас которых свисали клешни омаров; устрицы во льду, паштеты, сыры с плесенью и прочие заморские деликатесы.

Напомню: в то же самое время население России вымирало от голода, безработицы и безденежья и полки в магазинах были пусты, как глаза мертвой рыбы. Для тех, кто не застал времена падения империи, приведу один маленький пример. Чтобы купить немного мяса, мы всей семьей стояли в очереди целый день — на сибирском морозе, к прилавку должны были подойти все члены семьи, включая мою новорожденную дочь, потому что мясо «отпускали» по килограмму на душу. Фотографическая память фиксирует момент: плотно забитый людьми магазин — вся основная очередь снаружи, — и чьи-то руки передают над головами сверток с моим ребенком для предъявления на кассе, а я, прижатая к прилавку, слышу крики:

— Этот уже был!

— Не отпускать!

— В таком возрасте мясо не едят!

— В свертке кукла!

И я не своим голосом кричу:

— Это не кукла! ЭТО МОЙ РЕБЕНОК!

И слезы текут по щекам.

Эпизод, пришедший на память, взят из жизни последнего десятилетия СССР. Еще ДО массовой экспансии американцев на территорию бывшей империи.

А праздник Благодарения в нашем СП[6], созданном, как теперь понятно, для прикрытия прокачки нашей нефти на Запад, продолжался. Довершало образ сверхдержавы обилие картонных декораций в цветах американского флага, серпантина, гофрированных помпонов и всякой бумажной мишуры и снующая в толпе гостей обслуга в костюмах доллара, кока-колы, гамбургера и орла с клювом на резинке. Желтая «М», добрый, белозубый дядюшка Сэм, посылающий с постера воздушный поцелуй, громкая музыка, в которой тонули крики желающих пообщаться. Толпы людей двигались от стола к столу, ели, пили и отчаянно жестикулировали. В услугах переводчиков никто не нуждался.

Картонные декорации вступали в непримиримое противоречие с роскошью блюд и напитков: омары были настоящие, «Вдова Клико» тоже, и невнятное ощущение, что что-то не сходится, скоро развеялось под тяжестью обильно услажденных желудков.

Ну конечно же мы не только праздновали, но еще и работали.

Осмотревшись, очень скоро я поняла, что совместное предприятие существует в режиме негласного противостояния. «Их» сторона продавливала свои правила организации рабочего процесса и офисной жизни. Кроме основной политики компании, утвержденной уставными документами, на каждом шагу возникали разночтения «второго ряда», про которые они говорили: «У нас так не принято». Или наоборот: «У нас так принято». Значит, надо исполнять.

Мне довелось столкнуться с подобным конфликтом в первый же месяц работы в компании. Из него проистекла история моего карьерного взлета, поначалу чуть не обернувшаяся для меня увольнением.

В курительной комнате я близко сошлась с женщиной из нашего отдела. В момент знакомства я знала о ней только то, что она инженер с большим опытом работы на месторождении, занимает рядовую должность наряду с тремя американскими коллегами. Мы подружились.

Как только американская половина сотрудников отдела заметила нашу дружбу, я почувствовала неладное. Косые взгляды, перешептывания за спиной. Каждый из них счел своим долгом утащить меня в уголок и шепотом предупредить: от этой женщины надо держаться подальше. Причину пояснила сама подруга. Оказалось, она жена нашего генерального директора. (СП предполагало наличие двух генеральных, российского и американского, имелось также по два начальника в каждом отделе. Формально каждое решение принималось за подписью двух сторон. Так соблюдалась видимость паритета.)

— И что?! — наивно воскликнула я.

Мне растолковали, что в американских компаниях «не поощряется» практика приема на работу близких родственников, особенно если один из них на руководящей должности.

— Поэтому, — сказала подруга, — я в отделе в положении изгоя, меня терпят, пока ничего не могут изменить. Так что ты и в самом деле бросай со мной дружить, иначе тебя могут уволить. Вполне серьезно.

Негласное «правило» про близких родственников на одном предприятии, как мне представлялось, имело здравый смысл. Но вся эта некрасивая возня вокруг да около пришлась мне сильно не по душе.

Вот вам классический пример разницы менталитетов — западного и русского.

— Да пошли вы!.. — бросила я в пустоту курительной комнаты и поступила ровным счетом наоборот. Стала дружить с ней громко, с вызовом. Мол, а у нас ТАК принято.

Не знаю, чем бы дело успокоилось, но только вскоре произошли значительные кадровые перестановки, и по каким-то неизвестным нам причинам, проистекающим откуда-то СВЕРХУ, маятник противостояния сдвинулся в сторону российской стороны. На какое-то время власть «наших» перевесила. Генеральный директор с российской стороны сместил свою помощницу, которой перестал доверять, и по рекомендации супруги назначил меня на эту должность. Так я стала секретарем-референтом генерального директора крупнейшего в России СП. И волею обстоятельств — не своей волей — определилась, на чьей я стороне.

А выбор, между прочим, не так-то просто было сделать — уж слишком велик оказался соблазн. Лежащая в руинах страна, где с каждым годом становилось все страшнее — ни проблеска света в конце тоннеля. И возможность «светлого будущего» в самой богатой стране мира, которой заманивал нас дядюшка Сэм.

Только сейчас, возвращаясь к событиям того времени, я понимаю — зная, что было дальше, — как начинали американцы строить свои паучьи сети на территории побежденного государства. Тогда мы этого не сознавали, опьяненные ветром перемен.

Работая в директорате, я видела, как они подкупали верхний слой руководителей, как формировали из них предпринимателей и будущих олигархов, как смазывали медом и прикармливали чиновников проверяющих органов. Как сажали на крючок тех из них, кто «дергался» или оказывал сопротивление. Единственного сына моего Генерала, как я называла начальника, они присадили на героин. А потом заходили к нему в кабинет очень страшные люди, выкатывали счет и требовали подписать нужные бумаги. Это были отнюдь не простые бандиты, которые тогда правили балом на районе. Это был уровень, от которого разило смертным холодом.

— Как мне представить вас? — спросила я, поднимаясь.

— Не надо вставать, — ледяным тоном произнес один из них, пока два других без стука вошли к Генералу. И опустил свинцовую руку на мое плечо.

Так они действовали. У тех из наших, кто наверху, собственно, выбора не было. Архитектура будущей России, как они ее замыслили, ничем не отличалась от той марионеточной модели, которая была выстроена в Японии, а потом в Европе. Все на крючке. Большой бизнес только с их высочайшего позволения и только прошедшим специальную обработку и проверку на лояльность. Главы государств, которых они назначали, постепенно деградировали и наконец дошли до уровня откровенных извращенцев и клоунов.

Средний инженерный персонал они соблазняли стажировками и обучением за рубежом, престижной недвижимостью и отдыхом, повышением в должности и постепенно втягивали в свою систему, из которой «живым не уйдешь». Часть из них они переводили в головной офис, что в Москве, — за особые заслуги,  — а самых способных переманивали к себе за океан.

Они не брезговали даже обслуживающим персоналом, поощряли стукачество и прочие мелкие «левые» услуги. К счастью, в нашей компании тех, кто соглашался на такое, почти не было. Знаю лишь один подобный случай.

Ключевую роль в вербовке и «перевоспитании» кадров играл отдел «Intercultural Relations». Эти люди даже не скрывали, что связаны с ЦРУ. Вездесущие, они имели доступ ко всем документам, втирались в доверие и вынюхивали подноготную каждого сотрудника, без конца проводили какие-то тесты, «психологические игры», сверки, искусственно создавали провокационные ситуации, якобы для проверки психологической устойчивости персонала. Особенно активно работали в неформальной обстановке: на вечеринках, выездах на природу и пр., где люди находились в расслабленном состоянии, под воздействием алкоголя, и их можно было брать тепленькими. Сами никогда не пили, но других провоцировали профессионально. И всё про всех знали. Прямой аналог нашего КГБ, только страшнее, потому что прикрывались личиной доброты и заботы. Дьявольская подмена: пришли «спасти» нас от тоталитаризма, принесли нам «свободу» и демократию. И стеклянные бусы «успеха» и «процветания». Они написали для нас, туземцев, конституцию, наложив запрет на идеологию, и втюхали нам СВОЮ ИДЕОЛОГИЮ: золотого тельца. Деньги превыше всего. Комфорт. Успех. Процветание. Как религия.

«...А кто соблазнит... малых сих <...> тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской» (Мф. 18, 6).

Бусы слепили глаза. Открытые, наивные, доверчивые, как дети, мы, русские, как бабочки, летели на огонь.

Могу сегодня говорить об этом открыто. При переходе в директорат я давала подписку о неразглашении «страшной военной тайны». Но период времени истек. К тому же сегодня США является прямым, открытым врагом нашей страны, развязавшим с нами войну, и этот факт сам по себе аннулирует прежние договоренности. Кроме того, то, о чем я рассказываю, уже давно не секрет. Просто мы были первыми. Впоследствии на территории бывшего Союза возникло множество подобных предприятий, а американцы внедрились во все структуры и сферы управления страной. Вначале негласно, а потом все наглее и развязней они вели себя, не скрывая, что чувствуют себя хозяевами на нашей земле.

Яркий пример — Екатеринбург, где огромный город стал заложником созданного госдепом центра влияния, по сути, превратившего город в один из своих штатов. Не случайно они выбрали именно это место. Сегодня, когда маски сброшены, мы слышим признания «отцов демократии». Они планировали «разломить шоколадку» пополам, по линии Уральских гор: хрясь — и половина России уже не наша.

И все это принесла нам долгожданная западная «СВОБОДА». Эти помои, продукты разложения западной цивилизации, в предельно высокой концентрации обрушили на нас наши «спасители», дабы подчистить для себя территорию.

«Невежественная эта СВОБОДА — мать всех страстей. Конец этой свободы — жестокое рабство» (Исаак Сирин, VII век).

А тогда, в самом начале 90-х, я оказалась в самой верхней башне Эмпайр стэйт билдинг, американского нефтяного пылесоса, только что установленного в России.

О, это был мой звездный час. Все по высшему разряду: уровень совещаний, которые приходилось переводить, в том числе советы директоров компании, круг общения, интереснейшая работа; честный и правильный человек (вдруг!) — мой босс, в чем мне повезло невероятно; чудесная подруга — его жена; назначение моего супруга на должность начальника отдела снабжения — Генерал формировал свою команду, которой он мог доверять; оклад взлетел в такую высь, о которой я и сегодня вспоминаю с придыханием; всевозможные привилегии, которые полагались по статусу. Например, мы могли бесплатно пользоваться нашим «боингом», который через день летал в Москву и обратно и обычно был занят всего на одну треть. Нам позволялось брать с собой родственников или друзей, тоже бесплатно. По скромности своей я воспользовалась этой услугой всего лишь один раз для себя — летала на шопинг во вновь открывшиеся в Москве дорогие магазины в ГУМе и ЦУМе — и один раз для друзей. А были люди, которые не стеснялись и регулярно летали в столицу на выходные — на балет в Большой театр, например.

Да, моя американская сказка совпала по времени с тем периодом, когда Россия летела в пропасть, чего я тогда попросту не хотела видеть. Уж простите. Сегодня могу прямо смотреть в глаза соотечественникам — линия жизни, как правило, стремится к оси ординат, и уровень взлета часто бывает равен уровню падения. За все давным-давно заплачено. Сполна.

Ох и холодно было нашим американцам на Крайнем Севере, очень холодно. Долгая-долгая зима, морозы порой до сорока пяти. Очень короткий световой день. Приезжаешь на работу — еще темно, покидаешь офис — уже темно. Пока до машины добежишь, лицо инеем покроется. Выдох повисает в морозном воздухе искристым белым шаром, какое-то время не тает. Так и плавают шары в свете фонарей. А под офисом уже разогретые автомобили, как в бане, паром исходят, поджидают каждый своего шефа. У компании целый автопарк, огромный штат водителей. Все строго по-американски ранжировано. За Генералами закреплены самые дорогие авто, за начальниками отделов — на ступеньку ниже классом, ну и далее по списку. Технический персонал развозят по домам микроавтобусы.

Кроме того, по контракту (то есть за наш счет) «партнерам» полагалась самая крутая в мире амуниция. Аляски на каком-то там дивном пуху, чуть ли не на пингвиньем, с меховым капюшоном, теплая меховая обувь, перчатки и пр. Нашим же сотрудникам ничего такого не полагалось. Даже рабочим-нефтяникам на месторождении, большую часть времени проводившим «на свежем воздухе». Иногда, к празднику, выделяли несколько тулупов из овчины — передовикам. Наш Генерал «выбивал» — в обход контракта.

Вообще, эта разница, разительная, неприкрытая, во всем, что «полагалось» американским сотрудникам и «не полагалось» российским, уже тогда, сразу и очевидно проявляла расстановку сил и фактический статус обеих сторон. Размер оплаты труда двух равноценных специалистов за одну и ту же работу — «их» и «наших» — различался dramatically[7]. По их меркам нам платили как рабам на плантации, за исключением ключевых фигур, которых надо было прикармливать сладеньким.

Но!.. Это все равно были заоблачные деньги по сравнению с теми, что имели в те годы остальные россияне. Поэтому даже уборщицам СП завидовали «обычные» люди за пределами нашего звездолета. Тем более что назывались теперь уборщицы гордо — cleaning ladies. Водители в компании считались небожителями, шутка ли — роскошные автомобили, таких тогда еще не было в нашем городе, дорогое техобслуживание, которым занимались квалифицированные специалисты, работа — ручки белые: утром привез шефа в офис, днем на обед, вечером домой. Ну иногда в аэропорт. Целый день они про