Не все-то щи лаптем хлебать

К 90-летию первой пятилетки

Сейчас, в условиях западных санкций, мы уже не спорим, сможем ли в российской экономике сыграть на импортозамещении, или все же нужно участие иностранцев с их инвестициями и технологиями. Ответ банально ясен: конечно, нужно. В 20–30-е годы об этом тоже не спорили, а нанимали, приглашали и даже вербовали их строить социализм. Формула В.И. Ленина «коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны» осталась бы пустой фразой, не будь в Америке компании «General Electric» и «Cooper Engineering Company», а в Германии «Siemens AG»; и указание И.В. Сталина «посадить мужика на трактор» тоже кануло бы в Лету без строительства тракторных и автомобильных заводов с помощью американских фирм «Ford» и «Albert Kahn Inc.». Сталин воспользовался призывом Ленина строить социализм руками его врагов. По ленинской трактовке, капиталисты себе на горе должны дать России технологии, оказать помощь квалифицированными кадрами и помочь создать отечественную инженерную и научную школу. Ведь наряду с промышленными объектами в СССР строились школы, вузы, академии. Правда, это требовало времени. Поэтому на первых порах в СССР широко использовался труд иностранных специалистов. Постепенно, с течением времени их заменяли советскими инженерами и конструкторами.

* * *

Утверждение первого пятилетнего плана произошло на V Всесоюзном съезде Советов в мае 1929 года, но уже в конце года были пересмотрены плановые задания пятилетки в сторону резкого увеличения и постановки экономически недостижимых целей. Стимулирование трудовой активности рабочих опиралось в это время на энтузиазм и административные рычаги. А пока «великие стройки социализма» не являлись главной новостью дня и значились лишь в проектировках Госплана и ВСНХ (кстати, а зачем нужны были два планирующих органа?), в Советском Союзе уже определили и не скрывали, какой объем технической помощи нам нужен от Запада. Сталин 23 сентября 1927 года писал Серго Орджоникидзе: «Относительно рационализации ты прав от начала до конца. Нам непременно потребуется командировка отсюда инженеров и вообще работников в Америку и Германию. Скупиться на это дело грешно и преступно... Литературная помощь нужна нам прежде всего, — иначе не раскачаешь людей, — надо прежде всего разъяснять (систематически разъяснять) в печати суть, характер, формы, пользу рационализации, чтобы можно было рассчитывать на поддержку работников и затем масс. Без этого ничего не выйдет».

Они, Сталин и Орджоникидзе, решали вопрос индустриализации народного хозяйства абсолютно по-петровски — радикально, через колено. А по-другому в России можно? С провозглашением курса на построение социализма в одной отдельно взятой стране (индустриализация, свертывание нэпа) начались бурные перемены во всех областях экономики и трудовых отношений на производстве. Индустриализация, главное направление социалистического строительства, трактовалась руководством как сознательно планируемое движение к технико-экономической независимости страны, находящейся в окружении враждебных государств. В то же время западные демократии рассматривались их гражданами в свете результатов первой мировой войны. Их не покидало ощущение социальной несправедливости и неспособности лидеров предложить гражданам своих стран стоящую цель в жизни. Э.-М. Ремарк замечательно описал переживания немцев той поры в романе «Три товарища». Отсюда волна полевения настроений и широкая поддержка действий советского правительства.

Индустриализация явилась не внутренним событием СССР (это вам не классическая промышленная революция в Англии второй половины ХVIII века), а процессом с разнонаправленным и многосторонним движением, если судить по числу зарубежных и советских участников. Сотни больших и малых компаний в Западной Европе и Соединенных Штатах выполняли технологические и строительные проекты, передавали порой свои производственные секреты, патенты и лицензии, присылали специалистов для надзора за строительством и монтажом оборудования, принимали на своих заводах советских стажеров и практикантов.

Был ли план «суверенного» осуществления индустриализации, сказать трудно. Если летом 1925 года журнал «Строительная промышленность» твердо заявил, что «социальный строй СССР ставит перед советской архитектурой новые задачи, которые не могут решать зарубежные архитекторы», то уже через год, в 1926 году, тот же журнал определенно высказался, что «роль заграницы должна быть значительной, не исключая и проектирования сооружений, хотя соответствующий заказ мог бы быть дан и нашим специалистам. Мы заинтересованы в том, чтобы проект был быстро воплощен в жизнь. Поэтому при прочих равных условиях проектирование должно быть доверено тем авторам, которые в состоянии дать наиболее прочные гарантии по части выполнения проектируемых работ. Различие социальных условий Запада и СССР в этом отношении не играет никакой роли. Иностранные строители не могут ведь быть вне рамок наших законов, наших норм и наших конкретных заданий».

Попытки самостоятельного проектирования, а также быстрого и качественного строительства в 20-е годы крупных, технически сложных объектов не увенчались успехом. Неудачи постигли первый советский проект Магнитогорского металлургического комбината, строительство моторного завода в Уфе, Челябинского тракторного завода, Свирской ГЭС и ряда других предприятий. Стало очевидным, что дореволюционный опыт не годится для форсированной индустриализации. Перефразируя известный афоризм барона Ротшильда, власти согласились, что мы не настолько богаты, чтобы строить дешево и некачественно.

В сложившихся обстоятельствах руководство страны приняло решение прибегнуть к технической помощи как западных компаний, так и высококвалифицированных специалистов из-за границы с приглашением их в индивидуальном порядке на определенные должности и под конкретные задачи. Для практической реализации политических установок по построению советской экономики Сталин использовал противоречия между победителями — странами Антанты и США — и побежденной Германией. Прежде всего это касалось градостроительных аспектов, проектирования зданий и сооружений, технадзора за их строительством, поставки оборудования для промпредприятий. Такие задачи были определены постановлениями СНК СССР «О привлечении специалистов из-за границы» (15.02.1927) и Политбюро ЦК ВКП(б) «О привлечении иностранных специалистов» (2.08.1928). Согласно постановлению Политбюро, исходить нужно уже из необходимости привлечения не только крупных специалистов с известным именем, но и специалистов среднего звена. Ориентировочно намечалось принять в течение ближайших двух лет от 1000 до 3000 иностранных специалистов. Сколько иностранцев приехало строить социализм, сказать сложно. Цифра колеблется от нескольких тысяч до сотен тысяч. В итоге, как показала практика, если финансовые возможности и обеспечение элементарными бытовыми услугами не позволили в полном объеме справиться и с двумя-тремя тысячами, то что говорить о сотнях тысяч.

* * *

В период Великой депрессии 30-х годов западные компании особенно нуждались в заказах, а СССР — в минимально короткие сроки овладеть передовой техникой и производственными навыками. Сроки договоров были короткими, а привлекательность значительной, поскольку они не требовали рискованных капиталовложений. Оплата осуществлялась за счет иностранных займов, в основном в Германии, а также валютной выручки от экспорта (зерна, продуктов питания, леса, нефти, пушнины, цветных металлов), продажи музейных ценностей и т.п.

Чтобы «европеизировать» или «американизировать» советских инженеров, их не только заставляли учиться у западных специалистов у себя дома, но и посылали в другие страны. Только в 1928 году планировалось отправить на стажировку за рубеж 250 молодых специалистов, в 1929-м — уже 600. Газеты требовали обучать за границей как можно больше молодых кадров и настаивали на том, чтобы каждому технику преподавали иностранные языки в достаточном объеме. Все это воплотилось у нас в «тысячи», которые на десятилетия отторгли студентов от овладения иностранными языками, да к тому же в условиях железного занавеса.

Индустриализацию Советского Союза в 30-е годы трудно понять, не учитывая заграничное участие и влияние. Без участия европейских и американских фирм не появились бы в считанные годы Днепрогэс, Магнитогорский металлургический комбинат, Нижегородский автозавод, химическая, авиационная, электротехническая промышленность, военно-промышленный комплекс. Помимо создания новых отраслей, предстояло быстро реконструировать массу старых предприятий и усвоить новые приемы проектирования и строительства гигантских объектов. Зарубежные страны играли решающую роль как минимум в трех аспектах: они экспортировали в СССР передовые методы строительства и новую технику, способствовали овладению ими, через личные контакты учили новшествам наших инженеров и архитекторов. И еще: слово «Азия» стало синонимом технической безграмотности, отсталости и застоя. В.Катаев в романе «Время, вперед!» пишет об указателе «Азия — Европа», который видно из окна поезда, пересекающего Урал: «Бессмысленный столб. Я требую его снять! Никогда больше не будем мы Азией. Никогда, никогда, никогда!»

Несмотря на такие прогрессивные лозунги, для технического перевооружения экономики характерен догоняющий тип развития. Модернизация внедрялась правительственными мерами: до Первой мировой войны — протекционистской политикой самодержавия, в советский период — диктатурой советского правительства, в постсоветский — льготами для иностранных инвесторов, ведь российские «предприниматели» не торопились, да и сейчас не торопятся вкладывать свалившиеся на них деньги в экономику страны. Если в первый период индустриализация носила поступательный характер, то в советский период ее темпы беспощадно форсировались путем эксплуатации энтузиазма трудящихся масс. Мобилизационная модель индустриализации была проведена за счет поддерживаемой Л.Троцким (с чем в конце концов согласился и Сталин) политики выкачивания ресурсов из деревни, внутренних займов, дешевой рабочей силы с его пролетарским энтузиазмом и труда заключенных. «Режим экономии», необходимый для построения социализма, отражался на всем — жилье, еде, зарплате. Государство создало систему жесткой эксплуатации населения, ограничив его потребление.

* * *

Известно, что Петербургскую академию наук в России создавали немцы. Даже заседания академии проходили на немецком языке, несмотря на возражения академика М.В. Ломоносова. С еще петровских времен повелось, что основным иностранным языком в области науки и техники в России был немецкий. Вся техническая литература конца XIX — начала XX века была переводной с немецкого. У меня до сего времени сохранились немецкие справочники 30-х годов. Скажу более, это не библиографическая редкость, а руководство к практической деятельности даже сегодня. Если рассматривать русского инженера предреволюционного периода, то он свободно владел бытовым и инженерным лексиконом немецкого языка. Затем шел французский. Что касается английского, то инженер мог лишь объясниться. До 30-х годов Германия была самым передовым в научном отношении государством.

Советско-германское сотрудничество было во время сталинской индустриализации самым интенсивным. Это понятно — Германия, в силу сложившихся результатов Первой мировой войны, первая среди капиталистических стран прорвала экономическую блокаду Советской России. Рапалльский договор 1922 года положил начало взаимному сотрудничеству двух крупнейших европейских, выражаясь современным языком, стран-изгоев, объемы которого увеличились в несколько раз к концу 20-х — началу 30-х годов ХХ столетия. Практически благодаря советско-германскому военно-техническому сотрудничеству были заложены основы ВПК СССР.

На всех значимых промышленных предприятиях СССР стояли немецкие станки, электрооборудование, оптика, горное оборудование. В 1931 году советские закупки составили треть мирового экспорта машин и оборудования, а в 1932 году — половину. Немецкие инженеры и высококвалифицированные рабочие оказали значительную помощь в его пуске и наладке. Стажировки специалистов на предприятиях Германии помогли внедрению новой техники и технологических процессов. Советские предприятия использовали научно-технические достижения Германии для создания мощной конкурентоспособной промышленности. Дефицит сырьевых материалов для промышленности Германии определял ее потребности: ей поставлялись прежде всего стратегические ресурсы: уральские хромовые, марганцевые руды, асбест, магнезит и пр. Кроме того, советские заказы помогли Германии преодолеть экономический кризис.

Подводя итоги, можно сказать, что сотрудничество СССР и Германии было взаимовыгодным. СССР, заимствуя капиталы, технические достижения, организационно-хозяйственный опыт экономически более развитой Германии, смог осуществить форсированную индустриализацию. Оставим за скобками поистине рабское положение расширившегося — благодаря убегающему от коллективизации населению сельскохозяйственной России — русского новоявленного рабочего класса: его численность за годы первых пятилеток увеличилась с 9 до 24 млн человек. А это в свою очередь обострило продовольственную проблему в городах и привело в 1929 году к введению карточной системы. Острейшей была и остается жилищная проблема.

* * *

Первый пятилетний план требовал немедленного решения — своими силами мы не потянем, было решено использовать техническую помощь западных компаний в проектировании объектов пятилетки, но кроме того, «импортировать» архитекторов в Советский Союз. Хотя массовая эмиграция архитекторов в СССР оставалась чисто немецким явлением, другие европейские архитекторы также эмигрировали в течение 30-х годов — обычно по тем же причинам, что и их немецкие коллеги: экономическая депрессия, которая началась в США в 1929 году, достигла в 1930 году и Европы. Приход Гитлера к власти в январе 1933 года был еще одной причиной для этой эмиграции. Но «великие имена» немецкой архитектуры уехали из Германии до этого: Эрнст Май, главный архитектор Франкфурта-на-Майне (1925–1930), Ханнес Мейер, экс-директор немецкой школы Баухауз (1928–1930), и Бруно Таут, главный архитектор строительного объединения Берлина с 1924 года, оставили Германию соответственно в 1930, 1931 и 1932 годах — то есть до того, как нацисты пришли к власти. Еврейское происхождение могло быть решающей причиной эмигрировать лишь для немногих из архитекторов, но именно они были звездами в этом «импортном» списке. Май и Мейер прожили долгую жизнь и покоятся на родине: один в Гамбурге, другой в безвестной деревушке в Швейцарии, а Таут — в Турции, в Анкаре. Источники, которые говорят об эмиграции молодых архитекторов-евреев из Баухауза, считают, что большинство из них переехало в Палестину.

Многие западные архитекторы за все годы существования СССР рассматривали послереволюционную Россию как родину современной архитектуры, где научное планирование регулирует развитие территории, где можно создавать целые ансамбли. Запад же, напротив, своей частной собственностью на землю создавал только трудности, особенно для планировщиков-урбанистов, плюс дополнительно к условиям кризиса предлагал стать безработным (среди архитекторов уровень безработицы достигал 90%). Инновационные подходы к архитектуре, практикуемые в СССР, и прежде всего изменения, с беспрецедентной скоростью происходившие в стране, контрастировали с общим состоянием строительства на Западе. Все это подталкивало их к эмиграции в Россию.

Руководство СССР, и прежде всего А.Луначарский, народный комиссар просвещения, отвечавший еще с ленинских времен за архитектуру, реально представляло необходимость привлечения в страну ведущих западных специалистов архитектурного авангарда, а также фирм, занимающихся проектированием промышленных зданий и сооружений. Выбирая, каких архитекторов приглашать, советские власти исключили зодчих, работающих в классической манере, а они в то время представляли большинство в своей профессии. Здесь встает вопрос: а кто эти выборщики? Об этом можно только догадываться, история имен не сохранила. Естественно, искали архитекторов, которые, казалось, могли понять потребности страны и цели пятилетнего плана. Главное, нужны проекты, которые подходили бы для тиражирования массового производства и массового строительства. Выбирали тех, кто выступает за архитектуру не для «счастливого меньшинства», а для широких масс. Короче говоря, они отбирали архитекторов современного авангардного направления, и личные биографии приглашенных архитекторов и их резюме подтверждают, что советская власть свои намерения выполнила. Эти архитекторы не только искали работу — они были уверены, что их стиль архитектуры будет воспринят как необходимая данность; они приехали в СССР, считая, по определению Эрнста Мая, одного из первых в Западной Европе воплотившего на практике принципы рационализма в масштабах массового строительства, что они едут в СССР осуществить миссию «величайшего национального эксперимента всех времен». Эти убеждения относительно функции архитектуры на данном этапе были одной из причин массовой миграции европейских архитекторов в Советский Союз в 30-е годы.

В тот момент в СССР стремление использовать через индустриализацию необходимый для освоения мировой опыт в решении грандиозных задач развития промышленности и строительства стало решающим. Это была реализация известного ленинского указания: взять все действительно ценное из мировой культуры, науки, техники и организации производства. Отсюда настоятельные требования руководства страны к различным ведомствам систематического широкого использования заграничного опыта, привлечения, особенно в годы первой пятилетки, иностранных специалистов для работы в СССР. Тогда постановление СНК СССР от 1 июня 1928 года предоставило право предприятиям, строительным и проектным организациям вступать в непосредственные контакты с иностранными фирмами в связи со строительством промышленных предприятий и обязало ВСНХ усилить практику привлечения специалистов из-за границы. Мероприятия по использованию заграничного опыта и достижений иностранной техники были определены постановлением СНК СССР от 25 мая 1926 года «Меры привлечения иностранного капитала к строительству в СССР», предоставившим иностранным фирмам льготы в интересах усиления их деятельности. Но для освоения иностранного опыта и его практической реализации необходимо и самим подготовиться.

* * *

Еще до первой пятилетки, начиная с 1925 года, партия большевиков приступила к осуществлению политики индустриализации: был сформирован Цекомбанк, аккумулировавший значительные средства, поступавшие в фонд рабочего жилищного строительства, и ставший с 1930 года координирующим органом по вопросам градостроительства и финансирования строительства социалистических городов; начались закупки технологического оборудования (ответственный Л.Троцкий); созданы десятки проектных организаций, собравших проектировщиков: архитекторов, инженеров, других специалистов. Принятая в СССР благодаря плановой системе уже к 1930 году уникальная организация проектирования в виде государственных проектных институтов не только расставила архитекторов по ведомствам и отраслям экономики и промышленности, она исключала какие бы то ни было неожиданности, креативные сдвиги и свободное проявление личного творчества. Вот мнение московских архитекторов: «У нас в Моспроекте почти нет людей, которые с полной совестью могли бы сказать, что вот на таком-то участке, там-то стоит мною созданное здание».

Только в Москве в проектные организации было собрано 10 000 проектировщиков, в Ленинграде — 9000 (40 проектных организаций), в Харькове — 5500. К 1934 году сеть проектных организаций СССР состояла из более чем 32 000 проектировщиков, не считая организаций Наркомата обороны, НКВД, Наркомхоза и прочих региональных проектных контор. (В СССР к концу 70-х годов эта цифра достигла 800 000 человек, не считая силовых ведомств. В Госплане шутили: «Если на пятилетку остановить все проектные организации, на развитии экономики это не отразилось бы».) Удивительно, откуда нашли столько специалистов для проектирования? Ведь архитекторов и инженеров в России готовило ограниченное количество учебных заведений, по пальцам можно было пересчитать. Вероятно, в это количество были записаны и те специалисты, которых американские инженеры, работавшие в СССР, называли не иначе как «90-day wonders» (90-дневным чудом). Прошедшие трехмесячные курсы инженерной подготовки, они действительно были убеждены в том, что вместе с революционным энтузиазмом являются вполне достойной сменой инженерам старой школы.

Централизованной системе отвечал и возникший в 1928–1929 годах новый тип сооружения — здание проектных организаций. В Харькове, столице Украины, было построено в 1925–1928 годах на площади Дзержинского (с 1996 года — площадь Свободы) известное здание Госпрома (Дом государственной промышленности) — один из первых советских «небоскребов», в котором были размещены более десятка проектных и строительных организаций.

При таком огромном количестве проектировщиков для строительства современной экономики СССР, отвечающей требованиям индустриализации, властями решался и другой вопрос: кому отдать приоритет — Европе, имея в виду Германию, или Америке, то есть США? Ведь следование в фарватере какой-либо технической парадигмы обязывает создавать свою нормативную базу в соответствии с требованиями сегодняшнего дня. В 30-х годах географическая близость уже не имела значения: мир становился глобальным. А со времен революции большевики отдавали предпочтение американской системе. Только с созданием в 1932 году Наркомата тяжелой промышленности (НКТП) под его эгидой стала формироваться единая техническая нормативная база проектирования и строительства. Было усвоено, что строительный устав царской России не отвечает требованиям сегодняшнего дня. Необходимы были не только современные нормы, но и их неукоснительное соблюдение в условиях предстоящего строительства, что и требовалось от руководителей наркоматов, где никакие революционные заслуги ничего не значили перед провалами в проведении политики индустриализации.

* * *

Из тысячи архитекторов, которые приехали работать в Советский Союз в начале 30-х годов, известных имен не более пятидесяти. В то время Советская Россия представлялась страной, где идеи современной архитектуры стали руководящими принципами градостроительства. После возвращения на родину они выступали или писали о своем опыте: Бруно Таут, Питер Беренс, Ханс Пельциг, Эрнст Май... Многие известные немецкие архитекторы были членами созданного в 1923 году в Берлине общества просоветской ориентации «Друзья новой России», а то вообще коммунисты.

Остановимся на деятельности некоторых из уже упомянутых немецких архитекторов.

Бруно Таут (1880–1938) публиковал многочисленные статьи о советской архитектуре в журнале этого общества «Dasneue Russland», а также в «Строительной промышленности» и «Русско-германском вестнике науки и техники». Несколько раз, начиная с 1926 года, приезжал в СССР. Бюро архитектора Таута действовало первоначально в составе Моспроекта, где получило в свое распоряжение проектную группу из 30 сотрудников. В свой первый визит, по приглашению Моссовета, Таут прибыл в статусе «зодчего-советника», участвовал в конкурсе на строительство гостиницы «Москва» и даже котировался на главного архитектора столицы, но что-то не срослось. Большинство из приехавших архитекторов и инженеров — около пятисот — были из Германии, но и другие, которые приехали из Нидерландов, Венгрии и Швейцарии, перед отъездом в СССР определенное время стажировались в Германии.

Литературную помощь, по определению Сталина, осуществляли такие издания, как «Советская Россия сегодня», «Dasneue Russland» и «СССР на стройке», которые представляли картины индустриализации СССР в восторженном изложении, особенно в сравнении с мрачной картиной Запада времен депрессии. Вальтер Гропиус и Эрнст Май, который был в целом аполитичен, говорили в «Dasneue Russland» об СССР положительно. Бруно Таут, запроектировавший многие из социальных комплексов в берлинском регионе, тоже смотрел на СССР в позитивном ключе. Там же, в «Dasneue Russland», рядом со статьями А.Луначарского печатались Моисей Гинзбург, Эрнст Май, Вальтер Гропиус и др. После посещения Луначарским жилищных комплексов, построенных Таутом, его восхищению не было предела: «Это построенный социализм». Таут много путешествовал по Советскому Союзу и находил поддержку среди советских градостроителей своим идеям городской децентрализации, которые были очень схожи с их взглядами.

Эрнст Май (1886–1970) был приглашен Цекомбанком в 1930 году, когда банк уже создал фонд финансирования строительства социалистических городов. На его бригаду возложили обязанности по проектированию жилья в Кузнецке, Прокопьевске, Нижнем Тагиле, Орске, Ленинакане, Макаевке, Щегловске, Хибиногорске и Магнитогорске — последний являлся самым важным для бригады. Отметим, у советских архитекторов такой практики в области урбанистики еще не было. Май и его команда участвовали в разработке градостроительных проектов почти 20 советских городов. Кроме того, им поручили большой объем проектирования жилья, школ и больниц в различных районах Советского Союза, они участвовали в конкурсе на реконструкцию Москвы. В процессе работы к бригаде присоединилось много немецких и немецкоговорящих архитекторов, приехавших в Москву.

Хотя бригада Мая была разбавлена сравнительно большим количеством советских специалистов, в силу своих политических убеждений ее члены как-то не интегрировались в советские коллективы и в целом оставались самоизолированными от советских работников, что делало бригаду, по существу, «иностранной» единицей.

Ханнес Мейер (1889–1954), другой известный архитектор авангарда, один из видных представителей функционализма, родом из Швейцарии. Мейер убежденный марксист, его взгляды находили отражение в его практической деятельности на посту директора Баухауза, что и привело его к отставке. Полностью отвергал идею индивидуального творчества в пользу коллективной работы. Поэтому после увольнения решил переехать в СССР. С февраля 1931 года Мейер главный архитектор Гипровтуза. Вместе с ним приехали семь студентов архитектурного отделения Баухауза (всего приехало около 30 специалистов), из которых он организовал бригаду «Ротфронт». Но уже в 1932 году бригада Ротфронт была расформирована, а ее члены распределены между различными советскими проектными организациями. Некоторые остались в Советском Союзе до конца второй мировой войны, а после вернулись в ГДР.

Мейер проработал в СССР шесть лет, вплоть до 1937 года. Оставаясь преданным пропагандистом советской архитектуры и советского общества, шедевров после себя не оставил. Самыми значительными его работами были два больших градостроительных проекта: план Большой Москвы и в 1933 году — генеральный план развития Биробиджана. Он много путешествовал по всей Западной Европе, читал лекции и писал хвалебные статьи об СССР для международной архитектурной прессы.

Май и Мейер ярко иллюстрируют политический спектр, в котором можно разместить почти всех немецких архитекторов, большинство из которых работали совместно с советскими коллегами и в советских командах. Для многих иностранных архитекторов страна Советов казалась той землей, которую описал В.Маяковский в «Рассказе Хренова о Кузнецкстрое и о людях Кузнецка». На этой земле за четыре года — то есть за годы первого пятилетнего плана (1928–1932) — место дикой природы превратилось в город-сад. Сравнение с Западом времен Великой депрессии 30-х годов возвеличивало образ СССР, где после запуска первого пятилетнего плана безработица уступила место нехватке рабочей силы.

* * *

Учитывая политический климат, существующий между СССР и США в начале 30-х годов — отсутствие дипломатических отношений, рост левых настроений в США из-за Великой депрессии, — сотрудничество между двумя странами на удивление именно в это время достигло наиболее впечатляющих результатов в индустриализации.

И.Сталин в беседе с председателем Торговой палаты США Эриком Джонстоном в 1944 году заявил: «Мы многим обязаны Генри Форду. Он помогал нам строить автомобильные заводы». А далее прозвучало признание в том, что советские люди «многому научились у американцев. Американский опыт был использован при создании советской промышленности». На вопрос Джонстона, кто из американцев больше всего нравится господину Сталину, тот назвал в первую очередь Форда, прибавив: «Да хранит его Господь!»

Как раз в это время, в 1928–1929 годах, техническая помощь компании Форда стала играть ключевую роль в экономическом сотрудничестве, он стал одним из важнейших партнеров СССР. Уже в первые годы после революции большевики не скрывали, что хотят многое копировать из США. Ленин еще в 1918 году вывел формулу: «Советская власть + прусский порядок железных дорог + американская техника и организация трестов + американское народное образование + etc. + etc. = социализм». В 1924 году Сталин в лекции, прочитанной в Коммунистическом университете имени Я.М. Свердлова (будущей ВПШ при ЦК КПСС), подтвердил, что советское государство нельзя построить без американской деловитости.

В романе «Инженеры» (1940) нижегородский писатель А.Патреев так описывает возвратившегося из США инженера Степана Зноевского: «В мягкой шляпе, элегантном заграничном плаще, с трубкой в тонких губах. Его лицо — продолговатое, чисто выбритое, с сизым подбородком, черными изогнутыми, как крылья стрижа, бровями, немного строгое — выражало внутреннюю силу, уверенное, чуточку дерзкое сознание этой силы, которой хватит надолго и для больших дел». Находчивых, прогрессивных русских называли русскими американцами, и вообще слово «американец» стало синонимом слова «инженер». Начальник Кузнецкстроя С.М. Франкфурт вспоминал, что не раз слышал про металлурга академика И.П. Бардина: «Ваш Бардин — известный американец».

Но главным американцем все же был Альберт Кан — индустриальный архитектор из Детройта. Внедрив «функциональный» тип промышленного здания, планировка которого отвечала принципам поточно-массового производства, его фирма «Albert Kahn Inc.» спроектировала для Форда большинство автомобильных заводов в штате Мичиган и построила ряд крупнейших автомобильных и других промышленных предприятий в США и Канаде. Фирма А.Кана приняла активное участие в проектировании, строительстве и поставке металлоконструкций для первых в России автотракторных заводов — в Сталинграде и Челябинске (1929–1932). По поручению ВСНХ СССР Амторг и А.Кан в 1929 году заключили договор о техническом содействии строительству Сталинградского тракторного завода. Кан на практике доказал, что способен работать в СССР так же, как и в Америке, выполнив проект СТЗ в рекордно короткие сроки, а по сути, «перепривязав» уже построенный завод для Форда в Америке; строительные конструкции для него были изготовлены, смонтированы, промаркированы и разобраны в США, затем перевезены в СССР и в течение шести месяцев заново смонтированы.

Выбор объяснялся еще и тем, что А.Кан, спроектировавший все заводы Форда, был лично с ним связан. Создав высокопроизводительную технологию проектирования промышленных предприятий, позволявшую его фирме со штатом в 400 человек разрабатывать рабочие чертежи (хотя, как правило, «ра