Русско­японская война 1904–1905 годов

Константин Александрович Залесский — российский историк, журналист — родился в 1965 году в Москве. Окончил факультет журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова. С 2013 года — научный сотрудник РИСИ.
Автор серии статей в «Губернских ведомостях» и «Парламентской газете» по вопросам государственного устройства, самоуправления и истории государственных учреждений Российской империи, а также биографических справочников.

Русско-японская война 1904–1905 годов является одной из самых оклеветанных страниц русской истории ХХ века. Были извращены причины этого противостояния, цели России в войне, ход военных действий, причины преждевременного мира с Японией. До сих пор распространяются мифы о «ненужности» этой войны для нашего Отечества и о «страшном поражении», якобы нанесенном нам японцами. Между тем Русско-японская война стала первой войной «нового типа», прообразом глобальных столкновений ХХ столетия.

С момента окончания Русско-японской войны 1904–1905 годов и до сегодняшнего дня японская и англо-американская историография преследует своей целью, с одной стороны, всячески оправдать развязывание вой­ны против России, которая выставляется единственно виновной в ней, а с другой — скрыть самую широкую финансовую и военную поддержку, оказанную микадо правящими кругами США и Великобритании. Фак­тически в унисон с ними действовала и советская историография, в основе которой были «аксиомы» Ленина, определившего Русско-японскую вой­ну как результат бездарной политики самодержавия, «которое своей глупой и преступной колониальной авантюрой завело себя в такой тупик, из которого может высвободиться только сам народ и только ценой разрушения царизма»^[1]. Восторги Ленина и большевиков по поводу неудач русской армии были понятны, так как именно большевики не стеснялись брать деньги от японских спецслужб для своей революционной деятельности. Естественно, что их оценки Русско-японской войны были взяты на вооружение советской наукой, прочно осев в вузовских и школьных учебниках.

Точно так же произошло и с Первой мировой войной, в которой, как известно, Ленин и его сподвижники вновь занимали пораженческую позицию в отношении собственной страны и вновь не брезговали получать от ее внешних врагов финансовую помощь. Ленин писал: «Генералы и полководцы оказались бездарностями и ничтожествами... Бюрократия гражданская и военная оказалась такой же тунеядствующей и продажной». Таким образом, Русско-японская война, так же как и Первая мировая, была объявлена советской историографией как «жестокое поражение царизма». Это определение не претерпело почти никакого изменения и в наши дни. И это притом, что в самой якобы победившей Японии «заключенный мир расценивался как “мир унизительный” и японское общество не было удовлетворено итогами войны».

Конечно, говорить о том, что в современной российской историографии не появилось ничего нового о Русско-японской войне, было бы неверно. Среди безусловных прорывов на этом направлении следует отметить статью академика А.Н. Сахарова «Размышления о Русско-японской войне 1904–1905 годов»^[2], в которой автор сделал убедительный вывод о «не победившей Японии и не проигравшей войну России». Но больших монографий, которые рассматривали бы Русско-японскую войну с новых, не идеологизированных позиций, практически не выходит. Большинство серьезных исследований, появившихся в последнее время, являются перепечатками дореволюционных изданий. Практически незаметно прошел 100-летний юбилей Русско-японской войны в 2004 и 2005 годах, 110-летие начала войны в феврале 2014 года также не стало поводом для каких-либо масштабных мероприятий. Скорее всего, скромно пройдет и 110-летний юбилей окончания той войны 23 августа 2015 года. Однако это не значит, что необходимость новых подходов к истории Русско-японской войны 1904–1905 годов отсутствует. Скорее наоборот, в ходе масштабного переосмысления истории России начала ХХ века актуальность этой проблемы сегодня велика как никогда.

Большая азиатская программа

Русско-японская война во многом явилась следствием противодействия ряда государств (Японии, Англии, США) стремлению императора Николая II реализовать Большую азиатскую программу. «Азиатским» разворотом Николай II стремился предотвратить европейскую войну. Государь понимал, что целей, которые ставили его дед Александр II и отец Александр III, — утвердить свое влияние на Балканах, силой занять проливы, противодействовать Австрии и Турции в Южной Европе, а Англии и Франции на Ближнем Востоке — можно было достичь только путем кровопролитной войны. Между тем сама мысль о ней вызывала у государя неприязнь. К тому же обладание Босфором и Дарданеллами открывало для России лишь «форточку» в зал, который был заперт британскими «засовами». В этих условиях овладение проливами отходило у государя на второй план. В беседе в Париже с премьер-министром Великобритании лордом Р.-А. Солсбери Николай II заявил: «Россия не хочет иметь Константинополь или иную часть турецкой территории на стороне проливов. Она хочет только владеть дверью и иметь возможность укреплять ее».

Император искал для России выхода в Мировой океан и в иных регионах. Новыми приоритетами Николая II стало развитие Сибири, Дальнего Востока и активное проникновение в Восточную Азию. Он активно поддержал расширение русского влияния в Северном Китае, Маньчжурии и Корее. При этом царь не собирался вести там активные военные действия, стремясь достичь дипломатическим путем разумного компромисса со всеми государствами региона, в том числе и с Японской империей.

Однако, помимо геополитической составляющей, в Большой азиатской программе была заложена и духовная. Восточная цивилизация, лишенная либерально-буржуазного духа Западной Европы, виделась Николаю II полем для миссионерской деятельности. Между православной монархической цивилизацией русского народа, его представлениями о Белом Царе и сакральной цивилизацией Востока с теми же понятиями (Ак-Падишах — Белый Царь у мусульман, Белая Тара — у буддистов) было много общего, на котором можно было строить здание будущей русско-восточной цивилизации.

Особое внимание Востоку уделял еще Александр III, который поддержал идею и практические мероприятия по распространению влияния России на «монголо-тибетско-китайском Востоке при посредничестве активных торговых отношений из Забайкалья»^[3]. 1 февраля 1891 года Александр III утвердил решение о строительстве железной дороги, которая соединила бы Урал с тихоокеанским побережьем. Так был заложен знаменитый Транссиб, председателем Комитета по строительству которого стал цесаревич Николай Александрович. Во Владивостоке он возглавил торжественную церемонию, посвященную началу строительства Транссибирской железнодорожной магистрали. Цесаревич провез символическую тачку с землей для железнодорожной насыпи. К моменту приезда наследника было проложено три версты железнодорожного полотна.

Необходимость строительства Транс­сибирской магистрали была вызвана также активным продвижением англичан к южным границам Российской империи и широким использованием для этого китайской территории. В случае успешного завершения строительства англичане могли угрожать Владивостоку с Запада и отрезать Южное Приморье от империи. Таким образом, развитие Дальневосточного региона являлось для России важнейшей военной и геополитической задачей.

Большая азиатская программа сводилась к обеспечению развития Сибири и Дальнего Востока, экономическому сотрудничеству с великими и древними соседями империи в Азии.

Восточная политика императора Ни­колая II в конце XIX — начале ХХ века характеризовалась своей антиим­периалистической и антиколониальной направленностью. Об этом свидетельствует неизменная поддержка государем борьбы африканских и азиатских народов против колониального ига: Эфиопии (Абиссинии), Трансвааля (Южно-Африканская Республика) и Оранжевой Республики. В январе 1900 года Россия установила дипломатические отношения с Афганистаном, который Великобритания рассматривала исключительно как зону своих колониальных интересов. В ответ на протесты Лондона русский посол Е.Е. де Стааль заявил: «Россия желает мира и сохранения дружественных отношений со всеми сопредельными государствами, и если Англия не сумела внушить доверие эмиру — Россия, со своей стороны, не считает себя вправе отклонить попытки Афганистана к дружественному сближению с Россией»*. Вскоре, опираясь на поддержку Петербурга, эмир Хабибула демонстративно отказался от британских субсидий.

К концу XIX века началось активное проникновение основных европейских держав в распадающуюся китайскую Великую империю Цин. Экономика Китая находилась под контролем иностранного капитала. С 1894 по 1898 год Китай получил семь иностранных займов на общую сумму 54 млн фунтов стерлингов. Иностранные державы требовали предоставления монопольных прав внутри соответствующих «сфер влияния» и, возможно, более надежного отстранения не только других иностранцев, но и самих китайцев от любого участия в контроле или управлении какой-либо железной дорогой. Более всех стремилась занять господствующее положение в Китае Великобритания. Еще в 1885 году видный деятель консерваторов Р.-А. Гаскойн-Сесиль, третий маркиз Солсбери, заявил: «Держава, которая сможет лучше всех укрепиться в Китае, получит преобладание в мировой политике»*.

Летом 1894 года началась схватка между Японией и Китаем за влияние в Корее. Король Кореи обратился к правительству богдыхана с просьбой о помощи против крестьянского восстания, с которым сам справиться не мог. Пекин согласился и послал в Корею войска, о чем Сеул официально поставил в известность Токио, гарантировав, что китайские войска немедленно покинут территорию Кореи сразу после подавления мятежа. Хорошо организованная и вооруженная японская армия изгнала китайцев из Кореи и вторглась на китайскую территорию, очистив большую часть Маньчжурии, Ляодунский полуостров и порт Вэйхай. 1 (13) апреля 1895 года между Японией и Китаем был заключен Симоносекский мир, по которому Пекин должен был уплатить Японии огромную контрибуцию, признать независимость Кореи, отдать навечно остров Тайвань и весь Ляодунский полуостров.

В этих условиях князь А.Б. Лоба­нов-Ростовский предложил государю договариваться с японцами о разделе Северо-Восточного Китая. Россия должна была получить незамерзающий порт Лазарева в Корее и Северную Маньчжурию. Император Николай II решил передать окончательное решение вопроса на заключение Особого совещания, намеченного на 28 марта 1895 года. К моменту этого совещания позиции европейских государств по отношению к Японии резко изменились. Французский посол граф Гюстав Луи Монтебелло сообщил Лобанову-Ростовскому от имени своего правительства: «Так как для России занятие японцами Ляодунского полуострова (с портом Артур), а для Франции занятие Пескадорских островов представляются весьма нежелательными, то, если бы Япония не согласилась от них добровольно отказаться, можно было бы приступить к принудительным мерам»^[4].

На Особом совещании под председательством великого князя Алексея Александровича 30 марта (11 апреля) 1895 года А.Б. Лобанов-Ростовский доложил: «На сделанный нами через представителей наших в Лондоне, Берлине и Париже запрос о том, какого взгляда держатся Англия, Германия и Франция на происходящие ныне между Китаем и Японией переговоры о мире, великобританское правительство ответило, что оно не видит для себя оснований вмешиваться в эти переговоры; напротив того, Германия, относившаяся до начала переговоров совершенно безучастно к китайско-японской распре, заявила ныне о своей готовности присоединиться ко всякому шагу, который мы сочли бы необходимым сделать в Токио с целью побудить Японию отказаться не только от занятия южной части Маньчжурии с Портом Артур, но и от занятия Пескадорских островов. Такую внезапную перемену во взглядах германского правительства наш поверенный в делах в Берлине объясняет коммерческими интересами Германии на Дальнем Востоке, которые могли бы пострадать от усиления влияния Японии в Китае. Что касается Франции, то она изъявила согласие сообразовать свои действия с нашими»^[5].

Изменение позиции западных государств были вызваны опасением, что Россия сможет договориться с Японией и перестанет нуждаться в помощи западных государств, а те в свою очередь уже не смогут участвовать в разделе «китайского пирога».

Помощь, оказанная Китаю в смягчении последствий войны с Японией, существенно улучшила позиции России в Поднебесной. 13 ноября 1895 года Николай II в записке князю Лоба­нову-Ростовскому указывал: «Я думаю, что теперь именно время на переговоры с Китаем для получения концессии на постройку через Маньчжурию железной дороги из Забайкалья прямо на Владивосток»^[6].

В 1895–1897 годах Россия активно поддержала Корею, в отношении которой создавалась угроза захвата Японией. В мае 1896 года на коронацию Николая II было приглашено корейское посольство во главе с родственником короля Мин Ён Хваном. При встрече с царем корейцы обратились с просьбой прислать в Корею русских военных инструкторов и советников, организовать личную гвардию короля, сформировать корейскую армию в 6 тыс. человек, оказать помощь в строительстве в Корее телеграфных линий и выделить королевству заем в размере 3 млн иен для погашения долга Японии. Николай II согласился удовлетворить все эти просьбы. Вместе с тем на проекте полковника Д.В. Путяты по осуществлению вышеперечисленных мероприятий Николай II написал: «На этом остановиться». Царь полагал, что более глубокое проникновение России в Корею на этом этапе чревато осложнениями с другими странами, прежде всего с Японией. 5 декабря 1897 года Николай II утвердил устав Русско-Корейского банка, который получал право делать займы без жестких гарантий, приобретать концессии, давать обязательства, превышающие сумму его уставного капитала в 500 тыс. рублей, и финансировать ветку КВЖД в Корее.

Укрепление России в этом регионе вызвало сильное беспокойство у Великобритании. В ноябре 1899 года во время визита Вильгельма II в Лондон министр колоний сэр Дж. Чемберлен предложил кайзеру союз, целью которого было остановить продвижение России на Дальнем Востоке. В обмен на блок против России Берлину предлагались часть Марокко и поддержка в строительстве Багдадской железной дороги. Однако кайзер от подобного предложения отказался: подобная комбинация не соответствовала его планам переключения России с европейского на азиатское направление и ослабления Англии в Азиатском регионе.

Обстановка весьма благоприятст­вовала намерениям Николая II приобрести незамерзающий порт на Дальнем Востоке со свободным выходом в Мировой океан. Выбор места для порта был сделан в пользу Китая, а не Кореи. 15 марта 1898 года Пекин подписал с Россией конвенцию, по которой уступал ей в арендное пользование сроком на 25 лет порты Люйшунь (Порт-Артур) и Талиенван (порт Даль­ний) вместе с прилегающим к ним вод­ным пространством.

Убеждение Николая II в необходимости движения России в Азию вовсе не означало, что он готов был ради этого вести войну. Не была исключением и Япония. Государь делал все, чтобы добиться с ней компромисса. Он не желал, чтобы экспансия в Корее привела к войне с Японией. Тем более что в этот момент в Париже от имени своего правительства японский посланник предлагал союз и Франции, и России. В таких условиях занятие русскими корейского порта ухудшило бы русско-японские отношения и свело бы на нет первые слабые надежды договориться с Токио. К тому же Николай II не стремился к аннексии Кореи. Он лишь хотел сохранить там русские интересы и не допустить оккупации этой страны японцами. «Я не хочу брать себе Корею, — писал император еще в 1901 году принцу Генриху Прусскому, — но никоим образом не могу допустить, чтобы японцы там прочно обосновались. Это было бы casus beli. Столкновение неизбежно, но надеюсь, что оно произойдет не ранее чем через четыре года — тогда у нас будет преобладание на море. Это наш основной интерес. Сибирская железная дорога будет закончена через 5–6 лет»^[7].

Государь считал особенно важным, чтобы аренда Порт-Артура и Дальнего не была воспринята китайцами как посягательство на их права. В связи с этим контр-адмирал Ф.В. Дубасов в специальном послании известил местное население: «Ныне китайские войска уходят, и русские власти будут всячески защищать благонамеренных людей и поддерживать порядок в стране. Благонамеренные люди, продолжайте спокойно заниматься своими делами, а злые — бойтесь, ибо мы будем строго наказывать зло по законам обоих государств»^[8].

Занятие Порт-Артура вызвало силь­ное раздражение С.Ю. Витте. О своем крайнем недовольстве министр финансов поспешил сообщить в самой резкой форме английскому послу сэру Н.Р. О’Конору и германскому послу князю Г. фон Радолину, назвав операцию в Порт-Артуре ребячеством, которое «очень плохо кончится». Витте настолько потерял осторожность в своих высказываниях, что Николаю II пришлось его одернуть жестким выговором.

«Безобразовский кружок»: правда и вымыслы

С 1897 года корейский император Коджон начал по собственной инициативе широко предоставлять русским предпринимателям концессии на вырубку корейского леса. Великий князь Александр Михайлович писал Николаю II, что «по докладу вернувшихся членов экспедиции, отправленной осенью 1898 года в северную Корею для осмотра лесных богатств, оказывается, что русское обаяние в северной Корее очень сильно. Мысль, что мы должны ее занять, совершенно обычна не только у простонародья, но и у чиновников»*.

По соглашению с корейским правительством 9 сентября 1896 года была создана «Корейская лесная компания». Согласно этому договору компания получала преимущественное право вырубки лесов в верховьях реки Туманган, в бассейне реки Ялу, а также на острове Уллындо сроком на 20 лет. В 1899 году владелец концессии Ю.И. Бринер решил продать компанию и обратился с просьбой о посредничестве к исполнявшему обязанности русского консула в Корее Н.Г. Матюнину. Тот сообщил об этом давнему знакомому золотодобытчику В.М. Вонлярлярскому, а тот — А.М. Безобразову, который входил в близкое окружение министра императорского двора и уделов графа И.И. Воронцова-Дашкова.

У Безобразова родилась мысль использовать концессию Бринера для усиления военного и политического присутствия России в Корее под прикрытием охраны коммерческого предприятия. Для этого предполагалось на основе концессии Бринера создать «большую русскую промышленную компанию по образцу английских».

Идея А.М. Безобразова была поддержана графом И.И. Воронцовым-Дашковым, В.М. Вонлярлярским, Н.Г. Матюниным и В.К. Плеве, которых и принято называть «Безобразовским кружком». В советской историографии он долгое время считался чуть ли не главным виновником Русско-японской войны, однако на деле это не более чем очередной миф.

Этот миф был рожден еще С.Ю. Вит­те, действия которого по устройству Русско-Китайского банка на Дальнем Востоке «безобразовцы» жестко критиковали и считали чрезвычайно опасными для влияния России в этом регионе. В своих мемуарах Витте всеми силами представлял «безо­бразовцев» коварными, своекорыстными интриганами, поймавшими на свой крючок «доверчивого бедного Государя». На самом деле «Безобразовский кружок» своей государственнической позицией мешал своекорыстным интересам Витте, смотревшего на занятие Ляодунского полу­острова исключительно с позиций личных меркантильных интересов, связанных с его участием в деятельности Русско-Китайского банка.

«Безобразовцы» выступали за активизацию действий России в Маньчжурии, однако члены кружка понимали всю опасность открытой ее оккупации, которая могла спровоцировать войну с Японией. Не исключая, конечно, коммерческой выгоды от планируемой промышленной компании, члены кружка не преследовали меркантильных целей. Они стремились прежде всего к усилению русского влияния на Дальнем Востоке, в Китае и Корее при сохранении, по возможности, мирных отношений с Японией.

По планам А.М. Безобразова, предполагалось из небольшого частного предприятия по разработке леса создать большую Восточно-Азиатскую компанию по типу британской Ост-Индской, которая контролировала бы экономику и политику Кореи. Под видом служащих компании предполагалось ввести в места концессии 20 тысяч солдат и офицеров российской армии. Компания, помимо заготовки леса, должна была заниматься топографией, стратегическими дорогами, складами. Таким образом, русское правительство получало мощный военный и идеологический центр в Восточной Азии, с помощью которого к тому же предполагалось сдерживать возможное продвижение Японии на континент.

С этой идеей Безобразов пришел к министру иностранных дел графу М.Н. Муравьеву, но не нашел в его лице поддержки. Тогда кружок решил обратиться со своими предложениями напрямую к государю. Воронцовым-Дашковым была составлена пояснительная записка, которую он втайне от Витте 26 февраля 1898 года передал Николаю II. В ней говорилось: «Восточно-Азиатская компания создается не для обогащения отдельных лиц, но для самого насаждения русских идей. В руках компании должно сосредоточиться все влияние на общий ход дел в Корее»^[9]. «Безобразовский кружок» предлагал, чтобы компания находилась в государственном владении.

Николай II согласился с этими доводами и предложил выкупить концессию, однако указал, что компания должна оставаться формально частной собственностью. При этом деньги на выкуп компании (200 тыс. фунтов стерлингов) были отпущены из личных средств императора. Общий контроль за ее деятельностью был поручен великому князю Александру Михайловичу. 5 марта 1899 года тот писал государю в секретной записке: «Является настоятельная необходимость поддержать наше влияние в северной Корее и не дать нашим противникам возможность подчинить своему влиянию эту часть страны. Если продолжать действовать так, как мы действовали до сегодняшнего дня, то несомненно, что через весьма короткое время стараниями японцев и англичан северная Корея окажется в сфере их коммерческих интересов, и нам придется считаться в северной Корее не только с японцами, но и, что хуже, с англичанами. Время еще не упущено, есть возможности при помощи будущей Восточно-Азиатской компании прочно утвердиться в северной Корее и подготовить совершенно мирный переход ее в наши руки»^[10].

Главой предприятия должен был стать Н.Г. Матюнин, который дал личное обязательство вновь назначенному министру императорского двора барону В.Б. Фредериксу, что по первому требованию он должен передать права на концессию другому лицу, на которое укажет министр. Таким образом, цели и задачи «Безобразовского кружка» полностью опровергают версии о личной заинтересованности Безобразова и об «откатах» великим князьям за лоббирование проекта.

Сразу же после образования Вос­точно-Азиатской промышленной компании русское правительство стало вести переговоры с китайским правительством о возможности эксплуатации также и правого берега реки Ялу. Николай II осознавал, что после очищения Маньчжурии русскими войсками, согласно договору с Китаем, заслон на Ялу приобретает особую важность в «смысле предотвращения столкновений с Японией», которые уже неоднократно проходили на этом рубеже.

В связи с этим царь приказал: «Ныне же приступить к учреждению частного Общества для использования маньчжурских и корейских концессий. Со взятием Порт-Артура и постройкой Маньчжурской железной дороги, Государю Императору благо­угодно было указать, что устройство заслона в бассейне реки Ялу приобретает еще большее стратегическое и политическое значение как владение местностью, находящееся во фланге наших коммуникаций с Порт-Арту­ром»*. Разрешение китайских властей было получено в 1903 году. Управление всей компанией поручили одному из богатейших людей России — лесопромышленнику И.П. Балашову.

А.М. Безобразов 8 августа 1903 года послал министру иностранных дел графу В.Н. Ламздорфу записку, в которой «резюмировал свое принципиальное понимание вопросов на Дальнем Востоке»^[11]. В записке Безобразов отмечал: «Цель на Дальнем Востоке состоит в укреплении и обеспечении государственной границы при условии наименьших затрат в настоящем и наибольшей выгоды в будущем. Следовательно, наша цель не завоевательная, а устроительная. <...> Наша административная задача сводится к тому, чтобы под нашим началом жителям жилось лучше, чем это было до прихода нашей власти. На Дальнем Востоке это вполне достижимо путем ограждения жизни и собственности жителей от царящего там традиционного произвола. Центральное китайское правительство (Пекин) должно совершенно утратить свое положение по существу, но сохранить его по форме. В этом отношении у нас имеются налицо две правительственные организации: Русско-Китайский банк и Китайская восточная железная дорога. Вокруг этих учреждений, как около позвоночника, следует собрать согласованную между собой всю экономическую правительственную де­ятельность»^[12].

Таким образом, создание Восточ­но-Азиатской промышленной компании могло бы стать крупнейшей опорой Большой азиатской программы. Однако этого не случилось из-за стремительного сползания дальневосточного региона к войне с Японией. В условиях приближающейся войны смысл воздействовать на регион посредством «коммерческой» компании утрачивался.

На пути к войне

Вся совокупность фактов, предшествовавших Русско-японской войне, убедительно свидетельствует о том, что император Николай II военного столкновения с Японией не желал, хотя и готовился к возможному противостоянию. Государь придавал большое значение сохранению дружественных контактов с Японией, к которой относился с искренней симпатией еще с 1891 года, когда, будучи наследником престола, он посетил страну восходящего солнца. «Япония мне страшно нравится, — писал он императрице Марии Федоровне, — это совершенно другая страна, непохожая на те, которые мы до сих пор видели»^[13].

В конце XIX века Великобритания активно содействовала росту могущества Японии, рассчитывая, что она станет главным соперником России на Дальнем Востоке. 16 июля 1894 года Великобритания подписала с Японией равноправный торговый договор, который отменял наиболее кабальные статьи Ансэйских соглашений и тем самым выводил Японию из состояния полусуверенной страны. Новый договор был ратифицирован королевой Викторией всего через сутки. Этим шагом Англия открывала Японии возможность начать активную политику в регионе.

Николай II весьма серьезно воспринял вступление Японии в борьбу за передел мира. Еще до японо-китайской войны 17 августа 1894 года государь получил депешу посланника в Токио М.А. Хитрово, в которой тот писал: «В лице Японии нарождается новая сила, которая будет иметь огромное влияние на дальнейшие судьбы Дальнего Востока. Я сознаю, что, может быть, это не укладывается в головы, но рано или поздно с этим придется примириться»^[14]. Государь поставил на депеше помету: «Совершенно правильно! И с этой силой придется серьезно считаться»^[15].

В июне 1901 года ушел в отставку умеренный кабинет премьер-министра маркиза Ито Хиробуми. К власти пришли крайние милитаристы в лице главы правительства Кацуры Таро. Тем же летом японское правительство возобновило переговоры с Англией о союзе. Японская военная партия все больше набирала силу. Причем действовала она не только через официальные правительственные структуры, но и скрытно, через различные «общественные» организации. Наиболее агрессивная из них — «Национальный союз» — выступала с позиций «защиты целостности Китая» от русских и «цивилизаторской миссии Японии в Китае». Председатель союза принц Коноэ заявил: «Настоящее положение Маньчжурии несогласно с принципом сохранения целостности Китайской империи и является угрозой по отношению к Корее. Необходимо поэтому как можно скорее найти средство изменить это положение вещей»*. Каким образом Япония стремилась «изменять» положение вещей и как она собиралась бороться за «независимость и целостность» Китая, хорошо видно из задач, которые ставились «партией войны» перед военно-политическим руководством: «Для того чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того чтобы завоевать мир, мы должны сперва завоевать Китай»**. Окрыленная успехами в Китае и поддержкой, оказанной ей США и Великобританией, «военная партия» строила далеко идущие захватнические планы. Они были связаны с идеей создания «Великой Японии», которая должна была включить в свой состав Курильские острова, Сахалин, Камчатку, Тайвань, Корею, Маньчжурию и большую часть Восточной Сибири.

В 1902 году между Японией и Анг­лией был заключен военный союз, по существу направленный против России. Договор предусматривал право на противодействие «третьей державе» (имелась в виду Россия), «угрожающей интересам Японии или Англии». Если бы Россия решила противодействовать японской агрессии в Корее, то это можно было бы подвести под статью англо-японского договора. Он давал Японии возможность начать войну против России с большой долей уверенности, что никто в Европе не окажет ей военной поддержки из-за опасения войны уже не только с Японией, но и с Англией. Одновременно Токио был обеспечен английской финансовой поддержкой, поставками вооружения и получал возможность строить на британских верфях боевые корабли.

В результате последовательной политики Великобритании по сколачиванию прояпонской коалиции на Дальнем Востоке против России фактически объединились усилия трех держав: Японии, Великобритании и США. Франция, Германия и Австро-Венгрия сохраняли дружественный нейтралитет.

При таких обстоятельствах Япония начала готовиться к войне. Она взяла в долг на иностранных рынках 282 млн американских долларов, однако этой суммы было недостаточно. Глава японского правительства и министр финансов направили своих посланцев в Вашингтон и Лондон с просьбой о предоставлении дополнительных займов. Они были предоставлены Японии банками «Национальный городской банк» (National City Bank), «Национальный коммерческий банк» (National Commercial Bank), банковский дом «Кун, Лёб энд Компани» (Kuhn, Loeb & Co.). Все эти банки фактически принадлежали семействам американских банкиров, главным из которых был Якоб Генри Шифф, благодаря ему Япония получила от американских банковских домов кредит на общую сумму 200 млн долларов.

Обострение ситуации вокруг Маньчжурии